Екатерина САЖНЕВА, Башкирия — Рязанская область — Москва

17.08.2017

В августе мы традиционно отметили Медовый Спас. Летом, когда ярмарочные лотки и прилавки магазинов ломятся от баночек с яркими этикетками, кажется, будто бы с пчелами точно ничего не случится. Но трудолюбивым насекомым угрожает сразу несколько опасностей. Громкие заявления о том, что «скоро настоящий мед исчезнет», мало кого пугают: привыкли и не к таким страшилкам. На самом деле причин для волнений достаточно. 

Пчеловоды бьют тревогу: профессия вымирает, молодежь не хочет заниматься кропотливым, но малодоходным делом, качество меда падает, ко всем бедам добавилась и отмечаемая вот уже не первый год массовая гибель пчел. Оценки специалистов пессимистичны: к концу этого века их на планете может не остаться совсем. Последний громкий скандал начался с заявления пчеловодов Башкирии: «Наши пчелы массово гибнут, и мы не знаем почему». Действительно, в некоторых районах региона смертность среди семей доходила до 100 процентов. Для республики, где продукт этот все равно, что хлеб, повод для гордости и один из предметов экспорта, происходящее — настоящая катастрофа.

«За последние 10–15 лет количество пчелиных семей уменьшилось на 15 миллионов, было 50 — осталось всего 35, и этот процесс продолжается», — говорит Вячеслав Лебедев, известный российский ученый-апиолог, доктор сельскохозяйственных наук.

Чтобы выяснить, что угрожает уникальному продукту и насекомым, его производящим, «Культура» отправилась в Башкирию, где бортничество было важной частью жизни людей с глубокой древности, затем в Москву — в Российский национальный союз пчеловодов, и, наконец, в единственный в стране научный институт под Рязанью, в котором занимаются изучением медоносных пчел.

Олигархов среди пасечников нет

Когда царская Россия продавала за границу башкирский мед, тот был настолько твердым, что его резали ножом. Прошли те времена... В регионе ежегодно производится лишь шесть с половиной тысяч тонн. Скептики считают, что и эта цифра несколько завышена. «Многие просто легализуют свой собственный продукт именно через Башкирию, привозят его сюда, договариваются с каким-нибудь крестьянином из глухой деревни, он получает на него все положенные сертификаты, якобы сам его произвел. Так непонятно откуда взятый мед становится благородным башкирским», — рассказали о наболевшем пчеловоды.

Им есть за что переживать. Профессия переходит в разряд устаревших. 

«Дети бортников не стремятся идти по стопам родителей. Если это и случается, то только в южных регионах, где есть отдача от этого бизнеса, — полагает Маргарита Харитонова, ученый секретарь НИИ пчеловодства, кандидат биологических наук. — Там и зарабатывают неплохо, например, в Адыгее. Но они в основном разводят пчел, маток для продажи, и не занимаются производством».

«Олигархов среди пасечников нет. Труда все равно придется вложить больше, чем получишь дохода», — уверен 37-летний Андрей, пчеловод во втором поколении, мечтающий выйти на международный уровень. 

— Когда иностранцы спрашивают: «Почему мы должны покупать башкирский мед?» — отвечаю им просто: «Потому что наш — самый лучший», — рассказывает пчеловод Эльдар из Уфы. — И действительно, в большинстве регионов мира по двадцать медоносных растений, а в нашей республике их двести, разнотравный мед — наше ноу-хау».

Что же случилось с башкирскими пчелами? Их поразил страшный вирус? Виновата плохая экология? Может, неприветливые в последнее время летние месяцы: дождь часто идет весь июнь-июль, мешая рабочим особям собирать нектар? Нынешний год называют особенно неурожайным — пчелам самим нечем прокормиться, не то что поделиться своими запасами с человеком.

Чиновники же на всякий случай от всего открещиваются. «Заявлять о возможном появлении в республике инфекции, поразившей пчел, как минимум скоропалительно», — уверен Вакил Буранбаев, начальник Управления ветеринарии, главный государственный ветеринарный инспектор Башкортостана.

Не многие из должностных лиц в курсе новейших мировых научных событий. На многочисленных международных конференциях только и разговоров о том, как спасти пасеки. Согласны с учеными и башкирские пчеловоды-практики. Кому, как не им, печалиться о судьбе меда. «Канады, Германии, Греции, Италии, Испании — абсолютно всех стран Европы коснулась эта проблема, за последние годы в отдельных штатах Америки погибло до 90 процентов пчелиных семей», — перечисляет Вячеслав Лебедев.

Самое опасное, что до сих пор не очень понятно, что же происходит с пчелами и в чем основная причина их гибели. А, главное, что теперь делать?

Пустой улей

Некоторые из версий достойны голливудского фильма ужасов. Только представьте себе: прекрасное сентябрьское утро, улей, полный меда, как призрачный летучий голландец, потому что хозяев в нем больше нет, они улетели. Куда, зачем — этого никто не знает. 

«Это явление называется «массовый слет пчел», — говорит Ольга Чупахина, президент Союза «Пчеловодство», который входит в международную федерацию пчеловодческих союзов «Апиславия» (ежегодно она проводит профессиональный конгресс, а в следующем году он пройдет в Москве). — Многие ученые стремятся расшифровать странное поведение насекомых, но единого мнения нет. Большинство сходятся в том, что во всем виноват клещ, — на пчелах селятся маленькие паразиты, именно они заставляют семью поступать самоубийственно — улетать в никуда и не возвращаться».

Повсеместное распространение сотовой связи, более двадцати видов мутировавших вирусов, от которых не помогают лекарства. Зараженные пчелиные семьи — их ради наживы продают за копейки, а они потом губят всех остальных. «Бывшие наши соседи по СНГ, жители среднеазиатских республик. Когда-то пчеловодство и у них было распространено, а сейчас ничего не осталось — держать пасеку дорого. И вот они разводят пчелиные семьи, маток фурами везут к нам продавать — им неважно, здоровы ли те, нужно поскорее заработать и только, — на условиях анонимности поделился один из башкирских пчеловодов. — А многие неопытные любители хотят купить подешевле, на качество не смотрят. Даже если такие пчелы принесут две-три банки меда, а потом все умрут, то человек покупку уже оправдает».

Как только началась массовая и бесконтрольная продажа пчелиных семей, распространились по всему миру и новые болезни — вперемешку со старыми. Их не сдерживают ни пограничники, ни таможенники.

Даже в чистейшей Сибири, где ни телефонных вышек, ни вай-фая, ни экологических проблем, с дикими пчелами тоже творится непонятное — почему? Может быть, потому что планета — единая экосистема и нельзя, изрядно захламив одну ее часть, рассчитывать на то, что в другой все будет в полном порядке?

«Поля обрабатывают пестицидами, — возмущается Вячеслав Лебедев. — Есть вещества, которые вызывают у пчел резкую потерю памяти и ориентации в пространстве, они тоже могут быть причиной их массового слета. В России запрещено сажать генномодифицированные культуры — и это правильно, потому что уже давно установлено: такие растения резко снижают резистентность пчел ко всем неблагоприятным факторам внешней среды. Кроме того, потребление нектара из таких цветов ведет к потере их чувствительности к антибиотикам. Пчелы заболевают, а лекарства перестают помогать».

Пробовали изменить ситуацию и скрещивать разные виды пчел, чтобы от каждого взять лучшие качества, но где-то во втором-третьем поколении семья становится какая-то ненормальная: пчелы перестают приносить нектар, летают сами по себе, веселятся, размножаются, в улье творится беспорядок... «Видно, нельзя без последствий вмешиваться в законы природы», — замечают специалисты. 

Удивляет даже не то, что пчелы массово гибнут, а то, что какие-то из них выживают. И это все благодаря энтузиастам-апиологам.

Вертикаль управления разрушена

Настоящее научное учреждение, каким оно и должно быть, со сложной системой лестниц и коридоров, стеклянными колбами в лабораториях, сотрудниками в белых халатах. «А почему вокруг так мало людей?» — «Все работают», — объясняет Любовь Савушкина, ведущий научный сотрудник НИИ пчеловодства.

Музей Научно-исследовательского института — старинный, возник еще при Романовых на основе царской пасеки. Тогда представители благородных семейств не чурались возиться с пчелами. Каждый мастерил себе улей по душе, единой модификации пчелиных домиков не было, самые невероятные экземпляры свозили сюда, в царскую коллекцию, ставшую ныне самой большой в мире. Посмотреть есть на что: ульи в виде колокольни и церкви, колоды «Царь», «Царица», «Царевна», принадлежавшие Алексею Михайловичу Романову.

НИИ пчеловодства такой в России один. В маленьком городке Рыбное Рязанской области, в тени роскошного парка, который охраняют медоносные пчелы. 

«Увы, у нас сейчас всего 150 семей. А в прежние времена их было несколько тысяч. Но реструктуризация, оптимизация — сами понимаете», — рассказывает Вячеслав Лебедев — раньше он был директором НИИ, сейчас, на пенсии, работает его научным руководителем.

Учреждение это было сперва открыто в Тульской области, затем переехало в поселок ВИЛАР в Подмосковье, а в середине 50-х Никита Хрущев подумал, что раз под Рязанью существует НИИ коневодства, то почему бы там не разместить еще и пчел. Решение оказалось ошибочным. «Возраст наших сотрудников сегодня вполне «молодой» — от 65 до 84 лет, — шутит ученый. — Кто еще при СССР сюда приехал, те и остались. Зарплата маленькая, институт в глубинке, вдалеке от других городов — кто из молодых специалистов сюда сегодня поедет?»

Раньше был производственный отдел, которому подчинялись опытные пчеловодческие хозяйства страны — так называемая вертикаль управления, — все разработки ученых тут же находили применение на практике, их рекомендации внедрялись по всему Союзу. «Классическая система была, и всю ее уничтожили, сейчас вот только пытаемся восстановить», — вздыхает ученый.

Уже три года здесь отсутствует подразделение профилактики и борьбы с болезнями пчел — просто потому, что нет специалистов. То есть решение одного из насущных вопросов мирового пчеловодства проходит мимо России. А потом мы удивляемся, почему наш мед отказываются покупать за границей.

Предъявите ваши документы

Проблема экспорта заключается в определении качества отечественного меда. «Оказывается, по некоторым позициям Россия на сегодняшний момент не так требовательно подходит к качеству, как, например, европейские, японские и даже китайские производители. Их стандарты гораздо выше, чем у нас. За границей более точный предел обнаружения запрещенных веществ. Пробовали башкирский мед продать в Германию. Бочка стоит 1000 долларов, а анализ ее содержимого — 2000. Решили сэкономить, так польская лаборатория тут же обнаружила примесь, и мы потеряли все свои деньги», — жалуются коммерсанты.

«Отправляли как-то большую партию меда в Китай, покупатель говорит: мне все равно, будет у вас анализ или нет, но если наши санитарные службы на границе остановят, то я его не куплю. И мы не рискнули, иногда ведь, честно скажу, и сам не знаешь, что в твоем меде», — признается пчеловод Илья Самсонов из Подмосковья.

«У любого частника спроси, органический ли его продукт, и он тут же, не моргнув глазом, ответит, что самый что ни на есть органический, — говорит Маргарита Харитонова. — А когда начинаешь интересоваться, чем конкретно он потчует своих пчел и в каких количествах, за голову хватаешься!» С тех пор как насекомые массово заболели, их стали срочно лечить, зачем-то подбирая лекарства самостоятельно. «Вот и получается, что обрабатывают пчелиные семьи на глазок, даже не читая толком инструкции к ветеринарным препаратам, а затем удивляются, что в их меде находят все, что угодно», — отмечает она.

Беда российского меда — в повышенном содержании антибиотиков, говорят специалисты Россельхознадзора. Эксперты считают, что неразбериха и безалаберность происходят из-за упразднения ветеринарного надзора на местах. Почти вся пчеловодческая отрасль находится сегодня в частном секторе, поэтому подчас бывает сложно проконтролировать, что и где происходит.

В России не так много и лабораторий последнего поколения, способных обнаружить вредные примеси в меде. Стоят их исследования дорого, мелкие производители не могут себе позволить подобную роскошь — нужна помощь. А для государства пчеловодство — увы, слишком малорентабельная отрасль, чтобы на нее тратиться.

«А ведь спасение пчел должно волновать общество. Эти скромные насекомые играют огромную роль в увеличении урожайности. Мед — лишь побочный продукт пчелиной деятельности, на первом месте стоит их миссия в опылении сельскохозяйственных культур», — подчеркивает Вячеслав Лебедев.

Сейчас на базе НИИ пытаются создать Федеральный научный центр пчеловодства, единственный в России. К нему хотят присоединить Краснополянскую опытную станцию. Есть еще Майкопский опорный пункт, где разводят пчел, и ФГУП «Алешинское», где занимаются семеноводством медоносных культур. И это все, что осталось от богатого советского наследия. Впрочем, пока обозначенные изменения только в проекте. Так же, как и закон о пчеловодстве, который не могут принять с 90-х годов.

«Сегодня нет ни одного федерального документа, который бы четко регламентировал деятельность пчеловодов, нет и рекомендаций аграриям, как можно обрабатывать поля вокруг пчеловодческих поселений, чтобы не погубить насекомых. Кроме того, мы до сих пор не выяснили, что же такое мед, нет культуры его потребления, не ясно, каким медом можно торговать, а за какой штрафовать недобросовестных торговцев», — считает Ольга Чупахина.

Разноцветные подделки

Эта субстанция выглядит как мед. У нее цвет и даже вкус меда. Но речь идет о подделке. История частая, особенно при торговле с рук. 

«Новейшие технологии позволяют сегодня изготавливать полностью искусственный мед, по своим физическим и химическим показателям он может соответствовать настоящему. Это сахарный сироп, в который добавляют ферменты, пыльцу растений. Определить подобный качественный фальсификат может только эксперт высокого класса. Разумеется, у лотков такого специалиста не встретишь», — объясняет Маргарита Харитонова.

...Ярмарка выходного дня. Спальный район Москвы. Продавщица в одной из палаток вовсю расхваливает свой товар, на прилавке перед ней в пластиковых емкостях как минимум тридцать видов меда. Желтый, красный, голубой — выбирай любой. Знакомая каждому картина.

«Голубой — это васильковый», — предлагает попробовать она. «А коричневый?» — «Каштановый, из самой Башкирии, лучший мед в России». — «А разве в Башкирии растут каштаны?» — веселюсь я. Но обманщица не тушуется: «Хотите, документы покажу?» Я не хочу — знаю, что сертификаты у нее имеются.

«Чтобы не попасть впросак, нужно задавать вопросы, где собран мед, какая пасека, сколько в ней семей. Чаще всего на таких ярмарках товар предлагают не производители, а посредники, они подробностей просто не знают, — советует Маргарита Харитонова. — К сожалению, наши сограждане ищут разные образцы меда у одного продавца, но у настоящего производителя никогда не бывает больше двух видов, просто невозможно собрать в одном месте десять или даже пятнадцать. И это тоже должно насторожить».

Обычно у недобросовестных посредников с бумагами как раз все в полном порядке. Чаще всего от их отсутствия страдают как раз честные частники. Те приезжают на рынок с небольшим объемом своего меда, и если оформят грамотно все документы, то никогда эти расходы не отобьют, а входной билет на ярмарку и так не дешев. Этих мелких производителей и штрафуют за несоблюдение правил. Получается, что выигрывают перекупщики и мошенники.

Некачественный мед, вернее, медосодержащие продукты распространяются повсеместно. Появился, к примеру, китайский мед. Это не означает, что его привозят из Китая — оттуда идут составляющие, а «бодяжат» уже здесь, у нас.

Банка с «якобы медом», рядом три китайских тюбика — с коричнево-зеленой краской, пахнущей сосной, а еще с красной и желтой. В зависимости от того, какую добавить, мед превращается, превращается... в таежный, малиновый или облепиховый эксклюзив! И напрасно убеждать наших граждан, что не бывает таких огромных зарослей облепихи, чтобы пчелы несли свой нектар только оттуда, что это все топорная подделка и самопал. Но как с этим бороться? 

Проблемы копились десятилетиями, и теперь количество, судя по всему, переросло в качество. Если не исправить, то хотя бы улучшить ситуацию можно, но список требуемых мер длинный, и пока не видно никого, кто бы взялся спасать отрасль.

Фото на анонсе: PHOTOXPRESS