Валерий ШАМБАРОВ

05.09.2022

Материал опубликован в августовском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

440 лет назад начался знаменательный поход, который нам известен как покорение Ермаком Сибири. 
Русские бывали в Сибири еще в древности. В эти земли неоднократно ходили новгородцы, совершали походы воеводы Ивана III. Морские пути на севере освоили поморы, создавшие в 1570-е на реке Таз в Мангазее собственную базу. После присоединения к Руси Казани и Астрахани, в 1555 году, к Ивану Грозному обратился сибирский хан Едигер. Того теснили бухарцы, и он в надежде на поддержку признал себя подданным русского царя, стал платить ему дань. Однако за дальностью расстояния Москва помочь не смогла: в 1563-м с данником расправился бухарский царевич Кучум. Последнему пришлось воевать еще семь лет, покоряя сибирских татар, хантов, манси. Побаиваясь России, он подтвердил подданство Ивану IV, но когда получил известие о том, что крымцы пожгли русскую столицу, убил царского посла Третьяка Чубукова и начал набеги на Пермь, уральские владения Строгановых...

Особенно тяжелым выдался 1581-й. С разных сторон на Русь наступали польский король Стефан Баторий, шведы, крымцы, ногайцы. Эмиссары крымского хана разожгли восстание в Казанском крае. Кучум связался с мятежниками, обещая им помощь. Его вассал пелымский князь Аблыгерим с семью сотнями воинов напал на земли Строгановых, разорил их деревни, взбунтовал местных вогуличей (манси).

В сохранившихся документах, датированных тем же 1581 годом, впервые встречается имя Ермака Тимофеевича. Во главе казачьего отряда он участвовал в рейде воеводы Дмитрия Хворостинина на Шклов и Могилев. Однако исторический поход в Сибирь начали описывать в 1620–1630-е, когда создавалась Тобольская епархия и составлялись местные летописи. С московскими архивами их авторы, разумеется, не сверялись, опрашивали уцелевших соратников Ермака, а те были уже в преклонных годах, нередко путались. Полученные сведения в дальнейшем дополнялись фольклорными фантазиями из песен и преданий, в результате чего возникла полная фактических и хронологических несостыковок неразбериха. Восстановить реальную картину уже в советское время сумел, сопоставляя источники и отделяя правду от домыслов, историк Руслан Скрынников.

Ученый доказал, что Ермак — не кличка, а имя (Ермолай или Герман). Что же касается казачьего прозвища, то оно зафиксировано в документах Посольского приказа: Токмак (пест, колотушка). Судя по всему, носитель этой клички был старым, заслуженным командиром. Один из воинов под его началом «на поле казаковал 20 лет». Об исключительном авторитете Ермака-Токмака свидетельствует то, что он в те времена был единственным атаманом, которого величали по отчеству.

В 1581 году казаки в ходе войны с ногайцами побили на волжских переправах большой отряд, а тот оказался делегацией, направлявшейся вместе с царским послом Василием Пелепелицыным заключать мир с юго-восточными соседями. В Москве разразились громы и молнии. Следствие установило, что на послов напала сводная ватага терских, яицких, волжских и донских станичников под началом Ивана Кольца, Богдана Барбоши, Никиты Пана и Саввы Болдыри. Всех их было велено «промышляти» и при случае повесить.

Ермак же во время «воровского» налета находился в корпусе воеводы Хворостинина и оставался на царской службе, вероятно, до начала 1582 года, до заключения перемирия с Польшей. Некоторые его казаки вернулись по домам, в южные приграничные селения. Других он повел с собой. Судя по тому, что некоторые соратники атамана были живы полвека спустя, с ним шла в Сибирь в основном молодежь. Поначалу отправились на Волгу, но тамошние казаки из-за царской опалы перебрались на Яик, куда вскоре подались и ермаковцы.

Когда собрали общий круг, прибыл посланец Строгановых. Промышленники, получившие от царя разрешение самим набирать воинов для защиты владений, зазывали казаков к себе. Купцы, надо полагать, уже знали от остяков и вогуличей, что Кучум приготовил новый удар против русских. Те из казаков, кто согласился пойти к Строгановым, выбрали себе командование на «паритетных началах»: большим атаманом стал Ермак Тимофеевич, его «сверстником» (соруководителем) — волжанин Иван Кольцо.

Прибыли вовремя. Летом 1582-го Кучум послал в пермские земли большое войско царевича Алея — бухарскую гвардию, ногайцев, отряды мурз. Путь неподалеку от Чусового городка им преградили казаки со слугами и вооруженными работниками купцов, «Чусовой сибирским повоевать не дали». Натолкнувшись на сильный отпор, Алей стал искать добычу полегче, повернул на север, на Соль-Камскую. «Сибирские» ворвались в посад, подожгли его и учинили бойню (после нее тут 200 лет устраивали крестный ход к братским могилам). Затем двинулись еще севернее, осадили главную русскую крепость в Пермском крае Чердынь.

Этим-то и воспользовался Ермак. Пока главные силы неприятеля увлеклись грабежами на Каме, ему представилась уникальная возможность нанести удар прямо в сердце ханства. Казаки, как они впоследствии рассказали в Посольском приказе, стали «мыслить, как бы им доитти до Сибирской земли и до того царя Кучума». Много лет спустя составители Строгановской летописи роль промышленников в покорении Сибири сильно преувеличили: будто бы они выделили для похода дружину татар, а также отряды из пленных немцев и литовцев. Это — вымысел, никакими другими источниками участие инородцев на нашей стороне, да еще и в таком количестве, не подтверждается.

Казачьи предания, в свою очередь, повествуют о том, как Иван Кольцо угрозами вытряс из Максима Строганова припасы и снаряжение. Скорее всего, это тоже преувеличение, купцы идею броска на восток поддержали и даже отлили «именную» пушечку с надписью: «В граде Кергедане на реце Каме дарю я Максим Яковлев сын Строганов атаману Ермаку лета 7090».

Отправились 540 человек с тремя небольшими пушками и 300 пищалями. Роль духовника исполнял некий старец. Его имени ермаковцы через много лет не вспомнят, поведают лишь о том, что он не отлучался от атамана, «круг церковный справно знал», «правило правил», исповедовал умирающих, а заодно вел учет запасов и «каши варил». Батюшка «ходил без черных риз», являясь то ли «оказачившимся» священником, то ли уставщиком-самоучкой. Как бы то ни было, 1 сентября 1582 года дружина выступила в путь.

Воеводой в Чердыни был Василий Пелепелицын — тот, что с ногайским посольством пострадал от налета казаков. Он с трудом отбился от Алея, а когда узнал, что Строгановы наняли его прежних обидчиков, написал в Москву жалобу, сообщив, что промышленники ему не только не помогли, но еще и отправили в Сибирь «воров». В подобном изложении дело и впрямь выглядело некрасиво. Получалось так, будто купцы наняли отряд для грабежей. Иван Грозный послал Строгановым гневную грамоту, где указал, что они-де призвали разбойников, которые «преж того поссорили нас с Ногайской ордой, послов ногайских на Волге на перевозех побивали». И тем не менее казнить отличных воинов царь не собирался (к тому же «обиженные» ногайцы на тот момент успели нарушить мир). Под угрозой «большой опалы» самодержец приказал вернуть казаков и впредь использовать их «для оберегания пермских мест».

Грамота дошла до адресатов слишком поздно. Когда она писалась, Кучум уже был разгромлен. Позже длительный (трехлетний) поход на сибирскую столицу Кашлык — с зимовками и множеством сражений — отобразили легенды, однако многое из воспетого в них оказалось бы не под силу никаким героям. В действительности имел место стремительный и чрезвычайно трудный бросок. Требовалось и опередить Алея с его ратью, и успеть до ледостава. С Чусовой флотилия казачьих лодок поднялась по Серебрянке. На перевале Уральских гор пришлось бросить несколько тяжелых стругов, а легкие перетащили волоком в речку Журавлик. Дальше сплавлялись уже по сибирским рекам: Баранчук, Тагил, Тура, Тобол.

Стычки с противником происходили у «Епанчиной деревни», в юрте Карачи. Узнавший о казаках Кучум стал собирать войско, поручив командование брату Маметкулу. Кашлык на Иртыше был ставкой хана — не городом, а небольшим укреплением на горе. У подножия, на Чувашевом мысу, татары соорудили засеку. Когда струги Ермака вышли к Кашлыку, казаки увидели большое войско. Многие оробели, «восхотеша тоя нощи бежати». Отойдя с отрядом в безопасное место, атаман провел круг, объяснил, что отступление уже невозможно: стояла поздняя осень, сибирские реки должны были вот-вот замерзнуть, а из-за Урала возвращалась рать Алея... Оставалось победить или погибнуть.

Истово помолившись, 26 октября, в день покровителя воинов св. Дмитрия Солунского, станичники на лодках ринулись на штурм. Противников действительно было много, однако лучшие бойцы Кучума к тому времени еще не вернулись с русских территорий. Толпу разноплеменных, кое-как вооруженных ополченцев казаки отогнали огнем, после чего высадились. Укрывшееся за засекой воинство Маметкула осыпало их тучами стрел. Нападавшие изобразили испуг, покатились назад, к лодкам и тем самым выманили из укрытия сибирцев. Последние начали преследовать, но на открытом месте по ним шарахнули залпами, приведя их в ужас и обратив в бегство. Общую панику усилило ранение Маметкула. Кашлык был взят, Кучум сбежал.

Главные силы хан, тем не менее, сохранил. Возвратилось войско Алея, а казакам требовались припасы. На богатое рыбой озеро Абалак отправился небольшой (под началом Богдана Брязги) отряд, который был атакован и безжалостно истреблен, после чего Ермак немедленно вывел всех оставшихся с ним казаков на бой. Решение было опасное, но безальтернативное, в противном случае ободренные успехом кучумовцы заперли бы их в Кашлыке. 5 декабря у озера произошла «брань велия на мног час». Подробностей мы не знаем, известно лишь о том, что русские понесли серьезные потери, но победили.

После этого держава Кучума посыпалась, как карточный домик. Теперь местные племена выходили из повиновения узурпатору. Некоторые из них повезли в Кашлык дичь, рыбу, ясак (дань мехами). А казаки проявили поистине государственное мышление. Осознав, что им выпал гораздо больший успех, нежели они изначально предполагали, решили передать Сибирское царство русскому самодержцу. На кругу постановили подвести «живущих тут иноязычных людей под государеву Царьскую высокую руку». Племена приводили к присяге, заверяя, «что им бысть под его Царьскою рукою до веку, покамест Русская земля будет стояти».

По весне в Москву выехала станица из 25 человек. В Посольском приказе и записях Чудова монастыря сохранились имена двух прибывших в столицу атаманов: Александр Иванов по прозвищу Черкас и Савва Болдыря.

До Первопрестольной они добрались летом или осенью 1583 года. Высоко оценивший успех казаков Иван Грозный все «вины им отдал» (тем, кто был в чем-либо повинен) и щедро наградил. Однако никаких «царских панцирей» (по легенде утопивших Ермака) предводителю не посылал. В документах указано, что жаловал казаков «деньгами и сукнами», а атаманов «золотыми» (заменявшими тогда медали монетами). Царь хотел послать им подмогу немедленно, но тяжелый поход через горы и тайгу отложили до весны.

В марте 1584-го отравленный заговорщиками Иван Грозный умер. Правительство стало решать в первоочередном порядке иные проблемы, а за Урал направило Семена Болховского, Ивана Киреева и Ивана Глухова, выделив им всего 300 стрельцов. Это были не профессионалы, а новобранцы из случайных людей.

Тем временем ермаковцы на лошадях и стругах совершили походы по Иртышу, Тавде, приводя «под государеву руку» здешних жителей. Кто-то присягал добровольно, другие, хоть и вышли из-под власти Кучума, но и русским подчинялись только после сражений с ними. На Вагае казаки еще раз разгромили и взяли в плен Маметкула.

Летом 1584 года люди Ермака не смогли по каким-то причинам запасти вдоволь продовольствия. Московский отряд Болховского собирался долго и выступил поздно. Для этих неопытных воинов дорога оказалась слишком трудной, все грузы, в том числе запасы еды, они бросили на перевалах, а в Кашлык прибыли лишь в ноябре.

Такая «подмога» обернулась всеобщим бедствием. Зимой настал голод, и первыми начали умирать измученные походом стрелецкие новобранцы. Не дожил до весны Болховский, заметно уменьшилось и число станичников. Едва спали морозы, Ермак отправил на Русь воеводу Киреева, повезшего пленного Маметкула и просьбу о помощи. Казаки стали выходить на рыбалку, положение понемногу улучшалось. Враги тем временем не дремали. Визирь Кучума Карача прислал к ермаковцам гонцов, сообщая, что отпал от хана, признал себя подданным русского царя, но умоляет о защите. К нему поехал Иван Кольцо с 40 казаками. Для «дорогих гостей» устроили пир, полуголодные, они набросились на еду и питье, а когда захмелели, их вырезали.

Вскоре обеспокоенный Ермак туда же отправил Якова Михайлова и его людей. Тех тоже перебили.

После этого объявился с большим войском и сам Карача. На штурм укрепленного Кашлыка враги не полезли, обложили крепость со всех сторон, надеясь выморить защитников голодом. Но в какой-то момент Ермак Тимофеевич заметил, что татары расслабились, выслал ночью самых умелых бойцов под началом Матвея Мещеряка. Пробравшись мимо караулов, те напали на ставку Карачи, подняли шум-гам, убили двух его сыновей. Атаман тем временем вывел из крепости на вылазку остальных воинов. Ошеломленные сибирцы обратились в бегство.

Но и нашим подмоги из России все не было. Местный народ жаловался: обосновавшийся в южных степях Кучум не пропускает бухарских купцов (роль торговли со Средней Азией была в Сибири очень велика). Оставив в Кашлыке Глухова с уцелевшими стрельцами, Ермак предпринял свой последний поход — к верховьям Иртыша. Опять шли с боями, приводя в подчинение здешних князьков. От Шиш-реки повернули обратно и двигались уже без остановок «прогребаючи все городки и волости».

Подняв на борьбу с русскими все свои силы, Кучум и Карача подослали к Ермаку Тимофеевичу неких людей, рассказавших, будто видели бухарских купцов на Вагае. Казаки прошлись по реке впустую, никого не нашли и в устье остановились на ночлег. Измученные напрасными скитаниями, они утратили бдительность. Ночью 5 августа 1585 года кучумово войско подобралось к их лагерю и напало. Вопреки стихотворению Рылеева, где утверждается, что вся наша дружина была перерезана сонной, «не обнажив мечей», русские все-таки приняли бой и большей частью спаслись. Но сам атаман, прикрывавший отход (нужно было столкнуть струги на воду и отчалить), по одной из версий, был ранен богатырем Кучугаем и, бросившись вплавь за лодками, утонул. По другой — отбивался на стругах и, получив рану, упал в реку...

Девять десятков уцелевших казаков возглавил Мещеряк. На общем со стрельцами Глухова совете решили уходить на Русь.

Неурядицы в Москве к тому моменту кончились. При Федоре Иоанновиче управление страной твердо взял в свои руки шурин царя Борис Годунов. Известия, привезенные Киреевым ранее, его встревожили, и в Сибирь были отправлены 700 стрельцов и казаков воеводы Ивана Мансурова. Двигаясь с отрядом Мещеряка разными дорогами, они разминулись. Пришедшие в Кашлык русские никого из своих не застали, но, увидев, что бывшая ханская ставка занята татарами, не ушли восвояси. У впадения Иртыша в Обь срубили Обский городок и стали приводить в подданство местных хантов.

Ну а следом пошли в Сибирь новые отряды. В 1586 году их привели воеводы Василий Сукин и Иван Мясной. С ними сюда вернулись соратники Ермака. Русские заложили город Тюмень, а на следующий год отряд Данилы Чулкова основал Тобольск. Надеяться на реванш Кучуму уже не приходилось. Его оттесняли в степи, и последние верные ему племена от него отпадали. Россия прирастала Западной Сибирью, а по проложенному Ермаком Тимофеевичем пути новые партии казаков, стрельцов, других смелых и предприимчивых людей продвигались все дальше на восток. Открывали новые земли, да и через моря перешагнули, добравшись до Аляски и Калифорнии.

Завершающий этап присоединения сибирских территорий имел немало общего с началом. В 1850 году капитан Геннадий Невельской так же, как в свое время Ермак, отправился в дальний поход своевольно, вопреки категорическому запрету правительственного Особого комитета. Основал на Амуре военный пост, поднял русский флаг, после чего объявил местных жителей подданными России, а Приамурский край с островом Сахалин — ее владениями.

Николай I, подобно Ивану Грозному, взял самовольное предприятие под личное покровительство, Невельского наградил, его поступок назвал «молодецким, благородным и патриотическим», а на докладную записку Особого комитета наложил резолюцию: «Где раз поднят русский флаг, он спускаться не должен».