В Москве — первая за 115 лет ретроспектива, посвященная короткой и яркой жизни одной из знаковых фигур Серебряного века.

Мария Якунчикова-Вебер — художница, которой по историческим меркам не повезло: она родилась слишком рано — в 1870 году. Даже в ее кругу — а Якунчикова росла в богатой купеческой семье — художественное образование для женщины не рассматривалось как нечто серьезное. Чаще — как приятный бонус, возможность расширить кругозор, чтобы поддержать светскую беседу. Между тем дети в семье Якунчиковых воспитывались в атмосфере искусства: они часто бывали в знаменитом доме их родственника Павла Третьякова. Впоследствии близкой подругой и ментором Маши стала Елена Поленова, сестра знаменитого живописца Василия Поленова, за которого одна из сестер Якунчиковых, Наталья, вышла замуж. Елена Поленова, руководившая столярно-резчицкой мастерской в Абрамцеве, оказала большое влияние на молодую Машу Якунчикову. Но семейной поддержки не всегда хватало. Общество по-прежнему настороженно относилось к художницам. Писатель и любитель гравюры Октав Юзан в 1896 году в статье о Якунчиковой искренне утверждал, что «женщинам не хватает творческих способностей, что женщина-гений не существует, и, когда такой гений проявляется, это обман природы; в этом смысле она — мужчина». Не отставал и рафинированный Константин Сомов, своеобразно похваливший Якунчикову: «Она <…> интересная художница, что очень большое исключение для женщин. Хорошо рисует, тонко чувствует тон и assez personelle [достаточно индивидуальна]. Техника мужская…»

Но главная трагедия — Якунчикова умерла слишком рано. Еще в юности она уехала за границу по состоянию здоровья: у девушки обнаружили туберкулез. Несмотря на тяжелый диагноз, Мария продолжала работать, причем пробовала новые сложные техники, вредные для здоровья. Например, делала деревянные панно: буквально выжигала изображения на досках. Эти уникальные вещи («Апельсины», «Осинка и елочка», «Аллея каштанов») можно увидеть на нынешней выставке. А еще она первой из русских художников начала делать цветные офорты. В целом Якунчикова значительно способствовала возрождению искусства гравюры в России. Среди ее последователей была, например, знаменитая Анна Остроумова-Лебедева, восхищавшаяся Марией Васильевной.

Целебный заграничный воздух (французский, а затем швейцарский) не помог — Мария Якунчикова умерла в возрасте 32 лет. За свою короткую жизнь она успела совершить творческую эволюцию: от натурных зарисовок, изображений среднерусских видов, до вещей в духе символизма — например, офорта «Страх», показанного на выставке в Третьяковке. По образу это почти «Крик» Эдварда Мунка, однако плагиат исключен — произведения созданы примерно в одно время: как говорится, great minds think alike. Есть и другие вещи, проникнутые символизмом, — «Череп», «Запах», «Кладбище». Наконец, знаменитое изображение лебедя, украсившее обложку нескольких номеров журнала «Мир искусства». Возможно, если бы Якунчикова прожила еще несколько лет, она встала бы в один ряд с успешными художницами — Наталией Гончаровой и Ольгой Розановой.

В этом смысле показательна выставка скульптора Сарры Лебедевой, также проходящая в Третьяковке в Лаврушинском (работает с начала сентября). Лебедева была на два десятилетия младше Якунчиковой, и перед ней открылись широкие перспективы: ей удалось состояться в совершенно «мужском» деле — скульптуре. Масштабная выставка демонстрирует весь спектр ее таланта — от портретов Феликса Дзержинского или художницы Надежды Удальцовой, чей муж, художник Александр Древин, был репрессирован и расстрелян в 1938-м, до знаменитой скульптуры «Девочка с бабочкой»: посетители выставки увидят поздний вариант, отлитый в бронзе, поскольку фигурка, выполненная в цементе и украшавшая Парк культуры и отдыха имени Горького, не сохранилась. В экспозиции есть и замечательная камерная графика: Лебедева была тонким художником, несмотря на активное сотрудничество с советской властью. Она, как и Мария Якунчикова, совершила творческую эволюцию: от импрессионизма к вариациям на тему кубизма. Судьба подарила ей долгую жизнь и возможность экспериментировать — то, чего Якунчикова оказалась лишена.

Но в одном Марии Якунчиковой повезло безоговорочно. Муж, Лев Вебер, стал ее другом, единомышленником, почти соавтором. Он не был художником, однако высоко ценил работы жены и хорошо их чувствовал. Это заметно по его фотографиям — стеклянным пластинам, — представленным на выставке. Вебер фотографировал жену так, словно читал ее мысли. Эти хрупкие свидетельства любви передал Третьяковской галерее внучатый племянник Якунчиковой Александр Ляпин. После смерти Маши Лев Вебер организовал первую выставку Якунчиковой — в Москве в 1905 году: привез из-за границы ее работы и приложил все силы, чтобы мир не забыл о таланте художницы. И вот, спустя 115 лет, мы видим, что его усилия не пропали даром.

«Культура» поговорила с куратором выставки, старшим научным сотрудником ГТГ Ольгой Атрощенко.

— Правда, что наследие Марии Якунчиковой-Вебер поделено между Россией и Европой?

— В основном оно хранилось в Европе. В России оставались работы, которые художница подарила сестрам. Когда супруг Якунчиковой привез в Москву произведения на посмертную выставку, Илья Остроухов, попечитель Третьяковской галереи, вероятно, уговорил его продать лучшие вещи Третьяковке. Остроухов хорошо знал Якунчикову: может быть, даже был в нее немножко влюблен. Ею увлекались многие — например, Коровин, написавший много ее портретов.

Со временем Якунчиковой заинтересовались искусствоведы. И ее наследники начали дарить работы музею-заповеднику Поленова: все-таки родственные связи. Мы дружили с последним дарителем, Александром Александровичем Ляпиным. Он брал какие-то вещи у родственников: к сожалению, не все понимали уровень ее таланта и порой небрежно хранили работы. Александр Александрович приезжал и видел, что рисунок или акварель валяются на антресолях, как у ее внука Андре Вебера, и спасал произведения. Так, в частности, случилось с холстом «Восход луны над озером»: Александр Александрович отреставрировал его, и теперь полотно можно увидеть на нашей выставке. Перед смертью он подарил все, что у него хранилось, около 260 работ Якунчиковой, музею-заповеднику Поленова.

— Как Якунчикова боролась за право быть художницей?

— У нее был явный талант. Купеческое сословие в то время копировало дворянство, которое уже уходило в прошлое, и перенимало их систему образования: гувернантки, языки, изобразительное искусство, музыка. Однако никто не ожидал, что Мария Васильевна отнесется к искусству серьезно — как к призванию, профессии. Она писала в дневнике, что хочет быть художницей, зарабатывать деньги картинами. Мечтала купить квартиру в Париже и маленький домик в России: зимой жить во Франции, а летом приезжать на родину. Ее отцу это, наверное, не очень нравилось. Но Якунчикову поддерживали Поленовы, ведь у них случилась похожая история: Василий Дмитриевич принадлежал к дворянскому роду, и его отец был недоволен, когда сын захотел стать художником. Поэтому Василий Дмитриевич получил два образования, одно из которых юридическое, хотя юридической практикой не занимался. В общем, Мария находила поддержку со стороны близких людей, в том числе и во Франции. Ее свекровь Александра Васильевна Гольштейн была феминисткой, увлекалась российским революционным движением, была знакома с Верой Засулич, но вовремя уехала в эмиграцию: сначала в Женеву, потом во Францию. Дружила с Бакуниным и Вячеславом Ивановым: последний под ее влиянием заинтересовался дионисийской культурой. Еще до отъезда она бросила своего мужа Николая Вебера, за границей познакомилась с дядей Марии, Владимиром Гольштейном. Александра Васильевна была эмансипированной женщиной: Гольштейны долго жили в гражданском браке, даже когда появились двое детей. Мария Васильевна, приехавшая на консультацию к заграничным врачам, остановилась как раз у Гольштейнов и попала в особую культурную среду.

— Якунчикова искала какие-то специальные «женские» темы или работала наравне с мужчинами? Ее картины, на мой взгляд, немного интимны, созерцательны, но это встречается и у художников-мужчин.

— Для ее работ характерен символизм, некая хрупкость. При этом на ее панно, сделанных выжиганием, видишь четкую, плотную линию. Или возьмите ее офорты... Представьте себе — 25-летняя барышня с больными легкими. А тут — станки, кислоты. Можно только догадываться, как она работала. Но когда появились Попова, Гончарова, с их мощью, энергетикой, стало ясно, что Якунчикова занимает промежуточную позицию. Это некий мостик, переход: от дворянского увлечения, художниц-любительниц, вроде Марии Федоровны Романовой, через профессиональное искусство, как у Якунчиковой или Елены Дмитриевны Поленовой, к триумфу амазонок XX века.