«Татуировки делают все — от студентов до банкиров»

Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

10.03.2020

В Пушкинском музее открылась выставка «Тату», рассказывающая о 3000-летней истории «нательной живописи».

Проект придуман знаменитым парижским Музеем на набережной Бранли. Выставка уже успела побывать в нескольких странах: в Москве ее дополнили предметами из российских музеев. Зрители увидят исторические экспонаты — например, древнеегипетскую ложечку в виде плывущей девушки, на бедрах которой изображена татуировка. Узнают о том, как делали тату в разных регионах — от Северной Америки до Полинезии. А также познакомятся с рисунками, выполненными известными тату-мастерами на силиконовых руках и ногах.

Отдельный зал отведен под произведения современных художников — бельгийца Вима Дельвуа и итальянца Фабио Виале. Первый автор показывает тату, «набитые» на свиной коже. Второй — наносит узоры, характерные для русской тюремной татуировки, а также для японской традиции — на копии античных скульптур.

Выставка уже вызывала бурное обсуждение не только среди зрителей, но и среди критиков. О моде на «наколки», современных любителях тату и «синей болезни» «Культуре» рассказала кандидат социологических наук Екатерина Воробьева, которая занимается исследованием феномена тату более 10 лет.

культура: В древних обществах татуировка носила магический характер?

Воробьева: Не всегда. Часто основная функция была связана с обрядом инициации — возрастным переходом: из мальчиков — в мужчины или из девочек — в женщины. Нанесение рисунка на кожу порой сочеталось с обрезанием или вырыванием зубов. А в Полинезии, например, племена маори делали татуировки, соответствовавшие социальному статусу. Когда англичане прибыли в Новую Зеландию, маори, не имевшие письменности, вместо личной подписи воспроизводили на договорах рисунки своих татуировок. В традиционных обществах тату обозначали и принадлежность к группе: для этого «набивали» изображение, например, тотемного животного, которому поклонялось племя. Европейцы, осваивавшие новые земли, не знали местных языков, поэтому отчеты путешественников вплоть до конца XIX века дают лишь приблизительные описания татуировок. Социальные антропологи, изучавшие примитивные народы в XX веке, за счет знания местных языков смогли получить более точную информацию. Правда, выжившие племена были уже европеизированы, но какие-то традиции, безусловно, сохранились. В 1949 году группа ученых под руководством этнографа Сергея Руденко раскопала Пазырыкский курган, и весь мир узнал, что такое скифская татуировка — «звериный стиль», характерный также для украшений и утвари. В 1993-м в ходе раскопок на Алтае была найдена мумия молодой женщины с татуировками на руках — «принцесса Укока».

культура: В Японии татуировки делают якудза — представители мафии. У них своя символика?

Воробьева: Да, например, карп, астра, тигр. С японской татуировкой ситуация сложная: ее то разрешали, то официально запрещали. В современной Японии татуированных не пускают в некоторые общественные бани, потому что большинство японцев связывает татуировку с криминальной средой.

культура: А как в Европе относились к татуировкам? Знаю, что «наколки» были у некоторых аристократов XIX века. Авантюрист Федор Толстой по прозвищу Американец вернулся татуированным из кругосветного путешествия, «наколки» он сделал то ли на Алеутских островах, то ли в Полинезии. Даже у Николая II была тату в виде дракона, «набитая» во время визита в Японию.

Воробьева: В средневековой Европе получили распространение так называемые «ярмарки уродов», на которых демонстрировали бородатых женщин, карликов, великанов. Татуированных туземцев показывали в той же компании — как диковину. Это продолжалось вплоть до начала XX столетия. Постепенно мода на тату проникла в высшие слои общества. Татуировки стали делать «продвинутые» европейские аристократы, а также представители богемы. Кроме того, существовала традиция татуировок на флоте. На флоте татуирование имело утилитарный характер: «набивали» имя и фамилию, чтобы человека, выпавшего за борт, можно было опознать. Где-то с конца XIX—начала XX века начала развиваться тюремная татуировка. В 1924 году вышла книга «Преступный мир Москвы» под редакцией юриста Михаила Гернета. Там утверждалось, что российские татуировки гораздо изящнее западных. Например, пишет Гернет, ни одному западному уголовнику не пришло бы в голову «набить» на груди «Трех богатырей» Васнецова. В книге приводится фотография, где картина воспроизведена контуром — пусть и не очень умело. Когда стала складываться тюремная субкультура, появились татуировки по рангу. Только вор в законе имел право нанести звезду на плечо — за особые «заслуги». Тех, кто «набивал» тату не по рангу, жестоко наказывали, срезали татуировку вместе с кожей, могли «опустить», то есть изнасиловать, сделать «петухом». Эта система просуществовала до развала СССР.

культура: А когда она появилась — до революции?

Воробьева: Скорее, в период сталинских репрессий, потому что татуировки, которые описаны в «Преступном мире Москвы», еще не отражали иерархическую воровскую субкультуру. Там более традиционные изображения: ангелы, лики Мадонны, птицы, якоря. А воровская ранговая татуировка начала складываться в 1930-е. После крушения Советского Союза воровские статусы стали покупными. Соответственно, и статусные татуировки потеряли всякий смысл.

культура: А что происходило с тату в СССР за пределами тюрем?

Воробьева: В 80-е татуировки были тесно связаны с контркультурными процессами: рок-музыкой, байкерским движением. Человек, делавший татуировку, как бы вычеркивал себя из общества. Это был протест против серости, безнадежности, застоя. «Набить» можно было только по знакомству — подпольно, где-нибудь на квартире. Все оборудование было самодельным. После того как рухнул железный занавес и начался процесс коммерциализации, многие поняли, что на тату можно зарабатывать. При этом те, кто начинал тату-деятельность в 1980-е, оставались верными профессиональным принципам: сохранять индивидуальный почерк, думать о том, какую идею ты вкладываешь в татуировку, а не просто «бить» все подряд — лишь бы клиент платил. Поколение мастеров, пришедших им на смену, уже больше ориентировано на коммерческий успех. Хотя и среди молодых тату-мастеров немало тех, кто верен творческой и моральной составляющей профессии. Во время работы над диссертацией я проводила серию интервью с тату-мастерами и задавала вопрос: «Вы бы сделали сюжет, который противоречит вашим моральным установкам?» Кто-то отвечал: «Ни в коем случае: никакого фашизма, сцен насилия, пошлых сексуальных сюжетов». А некоторые говорили — почему нет, за большие деньги можно все.

культура: Татуировки были в моде в 90-е и недавно опять стали популярны. С чем это связано?

Воробьева: Мода не проходила никогда: просто интерес носит волнообразный характер. Каждое новое поколение заново открывает для себя татуировки. Сегодня татуирование перестало быть субкультурным явлением. Татуировки делают представители разных социальных слоев — от студентов до банкиров. Хотя процент тех, кто решился на «наколку», все равно остается не очень большим: согласно прошлогоднему опросу ВЦИОМа, только у 11 процентов респондентов в возрасте от 18 до 65 лет есть тату. По моим наблюдениям, большинство клиентов тату-салонов прекрасно социализированы, успешны, просто не делают татуировки на видных местах, поскольку этого требует дресс-код. Выбирают участки тела, которые можно скрыть под одеждой. В частности, руки — от плеча до запястья: это называется «рукав». Или грудную клетку — получается «рубашка».

культура: Почему в нашем обществе до сих пор относятся к тату как к увлечению маргиналов?

Воробьева: К сожалению, у татуировки сохраняются негативные коннотации. По мнению части российского общества, это удел уголовников или контркультурщиков — людей, не вписанных в социум. Должно смениться три-четыре поколения, прежде чем придет осознание того, что татуирование — часть современной культуры, преимущественно не связанная с отклоняющимися формами поведения. Для 60-летних татуировки — отклонение от нормы. В молодежной среде отношение к татуировке амбивалентно. Когда я проводила исследование среди студентов МГУ, в анкете был вопрос: «Татуировки — это…» Дальше предложены варианты ответов: «красиво», «модно», «современно», «сексуально», «уродование собственного тела». Среди тех, у кого не было «наколок», 70 процентов выбрали вариант «уродование собственного тела». При этом на вопрос «Считаете ли вы, что татуировка может быть восокохудожественной, как произведение искусства?» эти же самые 70 процентов ответили — да, может. Они понимают, что картинка может быть красивой, но при этом считают — ее не должно быть на теле. Почему так получилось? В христианской традиции тело — сосуд бессмертной души, чистая кожа — некий телесный канон. Если бы на Руси издавна делали татуировки, это не вызывало бы негатива. Плюс, конечно, тюремный шлейф татуировки, ведь в СССР сидел каждый третий.

культура: Что движет сегодня теми, кто делает тату?

Воробьева: В ходе исследования я выделила 15 мотивов к татуированию. Любопытно, что у «потребителей» тату в традиционном и современном социуме обнаруживается немало общего. Главное отличие состоит в том, что в Новое время человек оказался в центре вселенной, появилось понятие личности, индивидуальности — этого не было в традиционном обществе с его коллективным сознанием. Так что одна из отличительных функций современной татуировки — самовыражение. Одновременно тату утратили религиозную функцию. Зато сохранились многие другие: эстетическая, функция демонстрации социального статуса, коммуникации. Поскольку тату в моде, первую татуировку многие делают, особенно не задумываясь: увидел на ком-то, захотел такую же. Потом начинается процесс рационализации — самооправдания, поиска рациональных аргументов. Зачастую татуировки выступают как фиксация значимых жизненных событий. Таким образом, тело становится историей жизни, личным дневником, превращается в текст. А у некоторых — даже в холст. Одна респондентка рассказала, что при выборе сюжета для своей первой татуировки думала о последующих изображениях: о том, как ее тело будет выглядеть целиком. Хотела, чтобы все тату сочетались друг с другом. Как правило, люди не ограничиваются одной татуировкой, поскольку татуировка тесно связана с формированием идентичности, с «Я-образом».

культура: Правда, что современные технологии позволяют сводить «наколки» без следа?
Воробьева: Нет, это байка, которую рассказывают в салонах. На самом деле, большая татуировка всегда оставляет шрамы. Ведь краска «колется» в дерму — даже не в эпидермис, а глубже. Если у вас татуировка во всю спину, представляете, что после нее останется?
культура: Татуировки по-прежнему «набивают» без обезболивания?

Воробьева: Да, мастера уговаривают клиентов потерпеть, поскольку кожа под анальгетиками может не принять краску. Многие и сами не хотят принимать обезболивающее: для них важен момент инициации. Некоторые респонденты рассказывали, что ждали, пока им исполнится 18 лет. Дело не только в том, что существует негласный кодекс тату-мастеров, запрещающий делать татуировки клиентам младше 18-ти — только с разрешения родителей. Просто для некоторых важен возрастной переход, поэтому они хотят ощутить эту боль. Как сказал один тату-мастер: «Боль обязательна. Тот, кто делает татуировку под обезболивающими, никогда не поймет ценность приобретенной красоты». Клиенты, понимающие, что тату — не просто рисунок на теле, а серьезный личностный шаг, предпочитают терпеть.

культура: Какое будущее ждет тату?

Воробьева: У татуирования есть начало, но нет конца. Пока человек сохранит потребность таким образом выражать свою индивидуальность, татуировка продолжит существовать.

Фото на анонсах: Ложечка в виде плывущей девушки с цветком лотоса. Египет. XIV век до н. э. Слоновая кость, эбеновое дерево, краска. ГМИИ им. А.С. Пушкина /  Евгения Воробьева.