Анна АЛЕКСАНДРОВА

03.04.2022

Первый в России публичный музей распахнул двери для зрителей 170 лет назад, в феврале 1852-го. Вопреки названию — Hermitage по-французски означает «уединенное место», «приют отшельника» — под своды специально возведенного Нового Эрмитажа ступила тогда широкая столичная публика. И увидела сокровища, которыми еще недавно могли полюбоваться лишь избранные.

Официально его история ведется с 1764 года, с того момента, когда императрице Екатерине II привезли из Берлина около 300 картин, ранее принадлежавших прусскому коллекционеру Иоганну Эрнсту Гоцковскому. Там были работы Франса Хальса, Рембрандта, Рубенса, Антониса ван Дейка.

Впрочем, интерес наших монархов к изобразительному искусству возник еще раньше. К примеру, хранящееся ныне в Золотой кладовой скифское золото было приобретено князем Матвеем Гагариным для Петра I. А «золото Моголов» прибыло в Петербург в середине XVIII века на слонах как подарок от иранского шаха, причем эта коллекция драгоценностей ныне считается самой большой и представительной в мире.

Однако именно при Екатерине Великой царское собрание предметов изобразительного искусства стало пополняться систематически. Тогда же к Зимнему дворцу сделали пристройку и назвали ее Эрмитажем. Тут государыня решила хранить свою богатейшую коллекцию. В годы ее правления были приобретены работы Тициана, Рафаэля, а также «Скорчившийся мальчик» Микеланджело — единственная в России скульптура великого мастера. При Павле I собрание пополнялось в основном итальянским искусством, при Александре I — испанским и английским. После войны с Наполеоном сюда поступила как подарок от Жозефины Богарне знаменитая «Камея Гонзага».

При Николае I была создана Военная галерея 1812 года, но главное, благодаря этому императору Эрмитаж получил статус публичного музея. Известно, что русский царь в 1838-м посещал немецких родственников и восхитился устройством мюнхенских Глиптотеки и Пинакотеки, после чего пригласил автора созданных для них зданий Лео фон Кленце в Петербург, предложив ему построить новое хранилище для монаршей коллекции.

Работы по проекту этого зодчего начались в 1840-м. Он предлагал снести Большой Эрмитаж, но, к счастью, возглавляемой главным архитектором Василием Стасовым Строительной комиссии Зимнего дворца удалось отстоять историческое здание. Фасад возведенного Кленце Нового Эрмитажа украсили высеченные из сердобольского гранита фигуры атлантов по проекту Александра Теребенева. Внимательно следивший за всем этим монарх заботился и о пополнении собрания. При Николае Павловиче оно приросло шедевром Рафаэля «Мадонна Альба», диптихом ван Эйка «Распятие. Страшный суд», произведениями Тициана.

В феврале 1852 года Императорский Эрмитаж наконец-то принял гостей. Обладавший прекрасными коллекциями древнего и средневекового искусства, а также произведений Нового времени, музей быстро стал популярным. Вероятно, существенную роль тут сыграл и свободный вход. К 1880-му ежегодное количество посетителей достигло 50 тысяч человек. (В течение XIX века сюда регулярно поступали работы российских художников, однако в конце столетия многие произведения были переданы вновь учрежденному Русскому музею.)

Известный литератор той эпохи Дмитрий Григорович писал: «Значение Эрмитажа для России доказывается тем, что хотя он за несколько лет перед настоящим временем был мало доступен, хотя в обществе нашем незаметно сильного влечения к художеству, — Эрмитаж, тем не менее, пользуется в нашем отечестве большой популярностью. Произнесите слово Эрмитаж! В любом конце России — каждый уже слышал его. О нем расспрашивают даже те, которые никогда не бывали в Петербурге».

В годы Первой мировой многие ценные предметы были перевезены в Москву. Впрочем, министерство Императорского двора, опасаясь, что масштабная эвакуация может «вызывать излишнюю тревогу и даже панику в обществе», работы по перемещению не форсировало. И, тем не менее, культурная жизнь столицы кардинально изменилась. Автор одной из статей в журнале «Старые годы» с горечью констатировал: «Война отразилась на деятельности наших музеев. С самого ее начала закрыты залы нижних этажей и в Эрмитаже... ввиду ухода на войну многих служителей... Число посетителей... сократилось почти вдвое, исчезли иностранные экскурсанты, и появилась новая публика — солдаты, раненые, запасные, ратники ополчения».

Как бы то ни было, к 1917 году Эрмитаж стал крупнейшим музеем России и одним из самых значительных в Европе. Его коллекция составляла более 700 тысяч экспонатов. В период Февральской революции музей вновь пришлось закрыть для посетителей. В то неспокойное время хранители круглосуточно дежурили в залах. В апреле он вновь распахнул двери для публики, а для его охраны у здания выставили караулы, однако летом, после новостей о наступлении генерала Корнилова, снова закрылся, а ценные произведения были эвакуированы в Москву. Остававшийся на посту директора вплоть до 1918 года граф Дмитрий Толстой о той страшной поре вспоминал: «Можно сказать, что в это время весь Эрмитаж жил тяжелой, лихорадочной жизнью; казалось, что переживаешь кошмар или что хоронишь кого-то очень дорогого и близкого».

В Зимнем дворце открылся Музей Октябрьской революции. Из Москвы эвакуированные ценности вернулись лишь в 1920-м, а спустя два года Эрмитаж опять начал принимать посетителей. Тогда же в фонды музея стали поступать произведения из национализированных собраний. Шедевры привозили из Мраморного, Аничкова, Шереметевского, Строгановского, Юсуповского дворцов, из Петергофа, Гатчины, Царского Села... Некоторыми ценными произведениями пришлось поделиться как с региональными музеями, так и с московским Пушкинским, в который (дабы подчеркнуть его новый столичный статус) вывезли около 500 картин.

На рубеже 1920-х–1930-х искавшее деньги на индустриализацию советское правительство решило продать за рубеж шедевры из музейных коллекций, для чего было создано под эгидой Наркомпроса агентство «Антиквариат». Предполагалось, что Эрмитаж предоставит 250 картин, а также ценнейшие предметы вроде скифского золота, оружия и гравюр. За эти вещи планировали выручить 1 300 000 рублей, причем 780 тысяч рублей собирались отдать музею, а остальные деньги направить на промышленное строительство. На первом аукционе в Берлине в 1928 году за 122 предмета было получено около 352 тыс. руб., при этом несколько лотов по требованию бывших владельцев произведений искусства (например, князя Феликса Юсупова) арестовали. Год спустя были проданы по весьма скромным ценам шедевры Рембрандта, Тициана, Лукаса Кранаха Младшего. Начавшаяся Великая депрессия также не способствовала наполнению советской казны валютой. Более успешными для СССР оказались покупки, совершенные напрямую зарубежными коллекционерами, к примеру, основателем Iraq Petroleum Company (компания продавала нашей стране нефтепродукты) Галустом Гюльбенкяном. В частности, он приобрел «Портрет Титуса» Рембрандта, «Купальщиц» Ланкре и работу Ватто «Лютнист». Еще более грандиозные приобретения осуществил американский банкир Эндрю Меллон. Ему достались «Благовещение» Яна ван Эйка, «Мадонна Альба» Рафаэля (за нее заплатил более миллиона долларов), а также картины Хальса, Шардена, Веронезе, Рембрандта, ван Дейка, Веласкеса, Боттичелли. Столь масштабная скупка вызвала удивление даже у Гюльбенкяна. В 1930 году он писал советскому руководству: «В публике уже много говорят об этих продажах, которые, по моему мнению, наносят огромный ущерб Вашему престижу... Возможно, что в некоторых случаях в Америке Вам и удастся добиться более высоких цен, нежели предлагаемые мною. Однако невыгодность сделок, совершенных таким образом, настолько значительна с точки зрения престижа, пропаганды и огласки, что мне приходится лишь удивляться, что Вы все же идете на них. Торгуйте, чем хотите, но только не тем, что находится в музейных экспозициях. Продажа того, что составляет национальное достояние, дает основание для серьезнейшего диагноза».

К сожалению, тогда было распродано множество шедевров, которые украсили зарубежные галереи и частные собрания. Отечественные музейщики изо всех сил противились разбазариванию национального достояния, однако к их мнению прислушивались редко. После адресованного Сталину письма заместителя директора Эрмитажа Иосифа Орбели удалось отстоять сасанидское серебро, более того, было высочайше приказано не трогать весь Сектор Востока. Вскоре практике изъятия ценностей был положен конец, однако к тому времени великому музею уже нанесли огромный ущерб. При этом доход от продаж составил менее одного процента от валового дохода страны и не сыграл сколько-нибудь значительной роли в обеспечении СССР валютой.

Самым страшным испытанием стала Великая Отечественная. Задумываться об эвакуации коллекции музейщики начали загодя. В 1939-м сотрудники Эрмитажа побывали в Перми и Свердловске (Екатеринбурге), оценили помещения, где предстояло хранить ценности. Первый эшелон с картинами был отправлен на восток 1 июля 1941-го. Через пять дней 500 тыс. экспонатов прибыли в Свердловск, еще 700 тыс. отправили туда 20 июля, а вот третий эшелон не успел покинуть Ленинград — началась блокада. Самые ценные вещи разместили в Свердловской картинной галерее, где были подходящие условия для хранения. Остальные произведения перенесли в Римско-католический храм Зачатия Святой Анны и в Ипатьевский дом. Эвакуированные сотрудники дежурили в помещениях, не прерывая научную деятельность.

Подлинный героизм проявили те, кто остался в осажденном Ленинграде. В Эрмитаж попадали снаряды и бомбы, вода затапливала превращенные в бомбоубежища подвалы, однако люди, несмотря на холод и голод, продолжали заботиться о зданиях, а также вести музейную работу.

Живший с семьей в одном из подвалов художник Александр Никольский вспоминал: «31 декабря 1941 года. В убежище нет света около полутора недель. Нет отопления. Сидим в темноте при коптилках. Но чувствуем себя неплохо и предполагаем встретить Новый 1942 год. Я склеил из полуватмана небольшую елку. Делаю на нее украшения из золотой бумаги. Лучше ее подвесить к потолку».

Нанесенный зданиям Эрмитажа ущерб составил много миллионов рублей. После войны советская власть выделила немалые средства на его реставрацию. Сюда поступили перемещенные ценности из немецких хранилищ, например, знаменитый Пергамский алтарь, который впоследствии был возвращен в Берлин. Оказались трофейные экспонаты и в запасниках, в частности — работы импрессионистов и неоимпрессионистов (об этом было объявлено после развала СССР).

В постсоветское время музей продолжил пополнять коллекцию, укрепляя статус важнейшей организации мировой культуры. Был, к примеру, приобретен один из вариантов «Черного квадрата» Казимира Малевича. Сегодня у Эрмитажа есть представительства в России и за рубежом: в Амстердаме, Казани, Выборге, Омске, Екатеринбурге. В его распоряжении находится более трех миллионов экспонатов. Количество посетителей (даже несмотря на пандемию) приближается к двум миллионам в год. Живущие здесь коты наравне с «держащими небо» атлантами давно стали одним из символов Эрмитажа, а также героями художественных произведений и городских легенд. Сложная и порой страшная история прошлых столетий не смогла сломить музейных дух, который, хочется верить, навсегда поселился в этих стенах.

Материал опубликован в январском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».