Сергей ЛЕСКОВ

17.01.2014

Нынешний год для генетики богат на даты. 105 лет назад датский ученый Вильгельм Иогансен ввел в употребление сам термин «ген». А полстолетия тому назад в Советском Союзе эту науку перестали называть «продажной девкой империализма». Генетик Николай Тимофеев-Ресовский — одна из наиболее видных, трагичных и загадочных фигур отечественной науки, герой знаменитого романа Даниила Гранина «Зубр». 

Член многих академий — от Америки и Британии до Италии и Швеции. Его именем в Германии назван крупный научный институт. Недавно мне довелось побывать в далеком и до сих пор засекреченном уральском поселке, где Тимофеев-Ресовский жил и работал в 1947–1955 годах.

— Николай Владимирович всех, кто заходил к нему в гости, поил чаем, — говорит Валентина Лукашина, которая теперь живет в доме ученого. — Он был глубоко русский человек, но долго жил за границей. Чаепитие связывало его с родиной и превратилось в традицию. Угощение у нас — сухари и баранки, но у Тимофеева-Ресовского тоже ничего слаще не водилось…

В 1925 году талантливого исследователя Николая Тимофеева-Ресовского, род которого по одной линии восходил к петровским дворянам, по другой — к духовенству, нарком Семашко рекомендовал для работы в Германии в Институте исследований мозга при Обществе кайзера Вильгельма. По существу, это Академия наук Германии. Вскоре русский ученый стал руководителем отдела, выполнил ряд фундаментальных работ по генетике и биофизике.  

Он был предельно далек от политики. Но время было такое, что уклониться от нее не получалось. В 1937 году Николай Кольцов передал ученику, что ему опасно возвращаться в СССР: арестованы трое из четырех его братьев (двое из них  позднее расстреляны). Тимофеев-Ресовский остался в Германии, в годы войны вырос до директора Института. Однако в опытах над людьми, это установлено доподлинно, Тимофеев-Ресовский отказался участвовать. Его сын Дмитрий был членом подпольного антифашистского «Берлинского комитета ВКП(б)», арестован гестапо и погиб в концлагере Маутхаузен. За годы войны Тимофеев-Ресовский выдал множество справок о работе беглым остарбайтерам и другим скрывавшимся от нацистского режима.

В конце войны Тимофеев-Ресовский не стал переходить в американскую зону оккупации и сохранил до прихода Советской Армии всех сотрудников и оборудование. Однако осенью 1945-го ученый был арестован и осужден как невозвращенец. В Карагандинских лагерях, благодаря знанию восточных боевых искусств, отбился от уголовников, пытавшихся поставить немецкого профессора на место...

В 1947 году, когда советский Атомный проект набрал обороты, правая рука Берии, генерал-лейтенант НКВД Авраамий Завенягин (в 1930-х годах он строил Магнитку) нашел в списках зэков Тимофеева-Ресовского. Его привезли в Москву, отмыли и отправили на Урал в лабораторию «Б» — заниматься исследованиями воздействия радиации на живые организмы.

21-я площадка или Объект 0211. Узкий полуостров облегчал охрану объекта. Лаборатория, абсолютно отрезанная от внешнего мира многочисленной охраной, рядами колючей проволоки и глухой тайгой. Но бытовые условия были на зависть. Тимофееву-Ресовскому с женой, тоже биологом, предоставили большой дом из пяти комнат, с огромной верандой и сараями во дворе. Он и сейчас стоит на берегу красивого озера, в свежем сосновом бору.

Поражающее воздействие радиации необходимо было изучить, придумать средства защиты, вычислить предельно допустимые дозы облучения персонала на ядерных объектах, которые как грибы росли по всей стране. Понятно, что в СССР, где в биологии процветала лысенковщина, найти специалистов было трудно. Тимофееву-Ресовскому разрешили пригласить для работы в секретной лаборатории своих бывших сотрудников из Германии: прекрасные условия, современное оборудование. 18 человек согласились, в Германии в тот период науки не было в помине.

В начале 1950-х из Швеции в СССР пришел запрос о судьбе Тимофеева-Ресовского, который был выдвинут на Нобелевскую премию за работу в области мутации генов. По статусу вручали только здравствующим ученым. Но СССР на запрос не ответил — настолько был засекречен биолог.

После успешного испытания атомной бомбы на объект для прохождения карантина был доставлен Николаус Риль — единственный немец, который за участие в Атомном проекте был награжден званием Героя Соцтруда. Риль и Тимофеев-Ресовский подолгу гуляли вдоль озера и беседовали, легко перескакивая с одного языка на другой, поскольку Риль родился в Санкт-Петербурге и свободно говорил по-русски. Потом Риль вернулся в ГДР, а через месяц переметнулся в ФРГ.

На объекте 0211 нет никаких памятных знаков — надо признать, что это несправедливо. Здесь закладывались, например, основы дозиметрии, где позиции русской науки признаны ведущими в мире. Без пионерских работ Тимофеева-Ресовского нам не удалось бы свести потери от Чернобыля к минимуму, что не раз отмечалось в докладах Всемирной организации здравоохранения. Не удалось бы наладить надежную работу атомных электростанций и создать атомный ледокольный флот на Крайнем Севере. 21-я площадка положила начало ядерной медицине, без которой в XXI веке немыслим прогресс в диагностике и лечении самых тяжелых заболеваний.

В середине 80-х здания, где проводились опыты и сохранилась радиация, были снесены и закопаны в глубокий котлован. На нем растет бурьян ядовитой расцветки и непомерной тропической высоты. Кажется, что здесь висит тихий и мерный гул. Вокруг прочная кирпичная ограда, непонятно, на кой леший ее выстроили. Впечатление, что ты попал в Зону, описанную Стругацкими и показанную Тарковским…

Когда в 1954 году было принято решение о создании в 30 км от лаборатории «Б» второго после Арзамаса центра по разработке атомного оружия, биологам приказали сворачивать удочки. Тимофеева-Ресовского отправили в Свердловск, в Москву ему не разрешали перебраться до конца жизни. Докторский диплом он смог получить только после отставки Хрущева и реабилитации генетики. Но собственной реабилитации Николай Тимофеев-Ресовский не дождался, он умер в 1981 году. Верховный суд РФ реабилитировал ученого только через 11 лет.