Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

09.05.2018

10 мая — ​юбилей Марины Влади. В гостях у актрисы в парижском предместье Иври-сюр-Сен побывал корреспондент «Культуры».

культура: Что было самым главным в Вашей жизни?
Влади: Семья, дети, любовь. Что же касается актерства, это моя профессия с детства. В восемь лет я уже работала на радио — ​озвучивала роли. Тогда же поступила в балетную школу Парижской оперы. Никаких сомнений в выборе карьеры ни у меня, ни у моих трех сестер не существовало. Мы были созданы для сцены: пели, танцевали, играли. Разумеется, тогда я не думала, что стану кинозвездой.

культура: Чем больше всего гордитесь?
Влади: Не считаю, что мне удалось добиться чего-то невероятного. Всегда жила честно, чувствовала себя абсолютно свободной, сильной, полной энтузиазма. Самыми интересными и яркими в моей жизни были двенадцать лет, проведенные с Высоцким.

культура: Вы появились на свет в русской семье в парижском предместье Клиши. Каким в памяти осталось детство?
Влади: Мы жили бедно, но очень весело. Устраивали настоящий семейный театр: выступали с концертами — ​отец, мать и дети. Папа пел, мама и сестры танцевали. Мама также пекла пирожки, чтобы немножко заработать. У нас часто собирались гости — ​пили чай. Отец — ​замечательный человек, очень щедрый, душа нараспашку, с большим чувством юмора — ​имел левые взгляды, немного анархические. Приехал во Францию в 1915 году защищать «свободу, равенство и братство». Он был пилотом, воевал, чудом остался жив, разбившись на самолете. В Москве окончил Консерваторию, здесь выступал в опере. С мамой познакомился в Белграде. Обо всем этом я рассказала в книге «Мой вишневый сад», которую писала целых двенадцать лет.

культура: Как в то время французы относились к русским?
Влади: В школе называли «sales Russes» — ​«мерзкими русскими». К тому же нам завидовали — ​мы же были артистками. При этом в балетном училище мы делали надрезы на руке и мешали русскую кровь с французской, чтобы другие девочки лучше танцевали.

культура: Помимо таланта, наверное, и красота помогала открывать многие двери?
Влади: Будь я невзрачной, то не сделала бы такой карьеры. Помимо внешних данных, помогла и моя подготовка, которую получила на сцене совсем девочкой. В десять лет вместе с сестрами я снялась в своем первом фильме «Летняя гроза».

культура: «Я привыкла всегда быть первой», — ​сказали Вы мне однажды. Приходилось бороться за место под солнцем?
Влади: Если действительно так сказала, то это глупость. В школе никогда не была первой. Зато роли шли одна за другой. Правда, само собой ничего не дается, работала я много.

культура: Можно ли научиться актерскому ремеслу?
Влади: Ему учатся прежде всего на сцене. Тяжелая школа, которая дается потом и кровью. К счастью, играть было для меня второй натурой. Помогала и русская культура — ​мы много читали, хорошо знали литературу. «Трех сестер» репетировали с детства. Дрались, когда делили роли.

культура: В автобиографии «Двадцать четыре кадра в секунду» Вы вспоминаете, как за Вами, тогда еще совсем юной, ухаживали Орсон Уэллс, Марлон Брандо, Марчелло Мастроянни, а Жан-Люк Годар просил Вашей руки…
Влади: Никому из них не удалось вскружить мне голову. Конечно, совсем девчонкой я влюбилась в Брандо — ​красавца, потрясающего актера. Однако я не терпела никаких вольностей со стороны мужчин. Даже если они пробовали за мной ухаживать, то сразу понимали, с кем имеют дело. Меня нельзя превратить в жертву. Наконец, я хорошо зарабатывала, так что ради роли мне не нужно было идти ни на какие «компромиссы». Есть актрисы, которым приходится уступать «боссам», чтобы не потерять работу. Они становятся жертвами шантажа и похоти.

культура: Как строите отношения с режиссерами?
Влади: У каждого из них свой стиль, свое видение Вашей роли в кино и особенно в театре, который люблю в сто раз больше. Обычно я послушная актриса, хотя порой и возникали конфликты. Если мне нравится сценарий и постановщик, я с ним соглашаюсь. Это же его фильм и спектакль, а не мой.

культура: К Вам до сих пор подходят поклонники с признанием: «Я был в Вас влюблен».
Влади: Действительно, мне это многие говорят. В меня влюблялись как в актрису. Слышала это не только от мужчин, но и от женщин.

культура: Разве у Вас не кружилась голова от успеха?
Влади: Крыша поехала лет в тринадцать, когда сам великий Орсон Уэллс пригласил меня на главную роль в кино. Тогда я стала невыносима. Говорила маме: «Уходите, вы мне мешаете работать!» Думаю, я заслуживала хорошей взбучки, но мама — ​истинная смолянка (выпускница Смольного института благородных девиц. — «Культура») никогда не поднимала на меня руку.

культура: Вашему первому мужу Роберу Оссейну недавно исполнилось 90, но он полон творческой энергии, готовит новые спектакли.
Влади: Робер мне только что звонил и сказал: «У тебя тоже в этом году юбилей». — «Но не 90 — ​ответила я, — ​а на десять лет меньше».

культура: Вы четыре раза были замужем. Есть ли у этих мужчин что-то общее?
Влади: Все люди исключительные. С каждым моя судьба складывалась совершенно по-разному. С  Робером мы поженились молодыми — ​мне 17, ему 27, — ​вели себя как дети. Думали только о театре и кино. Я поддерживала Робера, как могла, даже бесплатно снималась в его картинах. Мой второй муж — ​известный летчик Жан-Клод Бруйе — ​возглавлял авиакомпанию в Африке. Настоящий мужик, который все взял в свои руки. С ним — ​в отличие от Робера — ​не возникало проблем актерской ревности. Но, к сожалению, Жан-Клод хотел, чтобы я перестала работать. Но разве я могла на это согласиться?

культура: Ну а как складывались отношения с Высоцким?
Влади: С ним мы пересеклись, как две кометы. Он моя огромная любовь, дикая, безумная страсть. Великий поэт и актер, потрясающий композитор. Мы были вместе 12 лет. Мне кажется, от 30 до 40 лет — ​самый яркий, насыщенный период в жизни, тебе уже очень много дано, и ты можешь всем воспользоваться. С Володей связаны большие тревоги, трудности, заботы. Проблемы создавала и советская система, с которой было всегда чудовищно трудно — ​визы, ОВИР, жилье и порой даже вкусная еда. Но это были прекрасные годы, полные нашей любви. Потеря Володи стала для меня страшным горем. Думала, что умру. Однако затем в моей жизни появился Леон Шварценберг. Мы встретились, как два раненых человека — ​он тоже переживал очень трудный период. Леон был известным врачом-онкологом, прекрасно образованным человеком, любившим музыку и литературу. С ним нас связывали глубокие чувства, та любовь, когда страсти поутихли. Ему было 58, а мне — ​43. Мы прожили с ним 23 года, вплоть до его смерти.

культура: Ради Высоцкого Вам пришлось пойти на жертвы — ​отказаться во Франции от ролей в кино и в театре…
Влади: Именно поэтому полгода назад в Екатеринбурге меня наградили премией «Жена декабриста ХХ века» и вручили скульптуру. В городе создан замечательный Музей Высоцкого в 50-этажном небоскребе, который носит его имя. Я была потрясена, когда вошла и увидела «Мерседес» который в свое время подарила Володе. Когда он мчался на нем по Москве, все думали, что едет Брежнев — ​милиционеры брали под козырек. Потом, когда узнавали, что это Высоцкий, все равно приветствовали его. В Музее есть гостиничный номер, в каком он жил. Там же хранится и его последняя записка: «Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним». Стоит памятник — ​Володе и мне.

культура: Недавно в парижской «Синематеке» Вы устроили показ фильма режиссера Марты Месарош «Их двое» — ​единственной ленты, где Вы сыграли вместе с Высоцким. Чуть позднее его демонстрировали и на фестивале венгерского кино в Москве. Как проходили съемки?
Влади: Марта, которая очень любила Высоцкого, предложила нам маленькую сцену. Володя прилетел всего на два дня. Мы сняли этот красивый эпизод за один вечер.

культура: Почему вы так редко вместе работали?
Влади: Сниматься вместе нам предлагали много раз — ​в частности, сыграть Екатерину Вторую и Пугачева. Это был бы гениальный фильм. Но нам не позволили. Все эти отказы, вечная цензура убили великого актера, которого народ обожал. Власти боялись Высоцкого. В то же время Володе звонили люди из КГБ и предупреждали: «Не ходи туда, потому что это ловушка». У него везде находились поклонники. Брежнев слушал песни Высоцкого. Об этом нам рассказывала его дочь Галина.

культура: Ваши любимые песни Высоцкого?
Влади: «Идет охота на волков», «Я не люблю фатального исхода…». У него замечательные песни о войне. Обожаю и шуточные вещи — ​«Я вчера закончил ковку»…

культура: На парижском аукционе в ноябре 2015 года ушли многие вещи, принадлежавшие Вам и Высоцкому. В России нашлись те, кто Вас осудил за это.
Влади: Есть люди, которые о нас рассказывают так, будто с нами жили. Пусть идут к чертовой матери. Володя послал бы куда подальше.

культура: Вашу переписку с Высоцким Вы передали в РГАЛИ. Там есть какие-то откровения?
Влади: Доступ к ней откроется после моей смерти. Это настоящие любовные письма — ​мне в отличие от Володи было наплевать, смотрят их или нет. Возможно, поэтому мои послания интереснее, чем его.

культура: Как Вы относитесь к тому, что Жерар Депардье только что выступил в Москве с концертом Высоцкого?
Влади: Он неплохо поет. Жерар — ​человек совершенно сумасшедший, необузданный, делающий все что хочет. Замечательный актер. Мы с ним друзья. Меня совершенно не удивляет, что он увлекся Высоцким.

культура: Их темпераменты похожи?
Влади: Если вы имеете в виду в плане выпивки, то да. Шучу, конечно. Хотя Жерар не сочиняет песен, он гениальный исполнитель.

культура: Французский биограф Высоцкого Ив Готье сравнивал Высоцкого с вулканом: чтобы понять его, нужно спуститься в кратер. Не у каждого хватит на это смелости. Как Вам удалось в этом кратере не обжечься и…
Влади: …не сгореть и не превратиться в пепел? Володя приводил всех в состояние экзальтации, заставлял переживать за людей и за свою страну.

культура: В 1991 году во время страшного пожара в гостинице «Ленинград» Вы проявили удивительное хладнокровие и чудом спаслись…
Влади: Потеряй я голову, погибла бы, как многие другие. В номере повсюду разлила воду, намочила постельное белье. Забралась на окно и долго стояла на крошечном карнизе седьмого этажа. За моей спиной полыхало пламя. Кричала, и какой-то мужчина внизу, где не было пожара, возмущался: «Чего ты орешь!» — ​«Потому что боюсь!» Меня спасли пожарные. Один из них добрался до самого верха с лестницей. Я к нему прыгнула. Можно сказать, он поймал меня на лету. Этот ужас мне до сих пор снится. Как и все другие моменты, когда я была близка к смерти. Это называется посттравматическим синдромом.

культура: Античные философы проповедовали аmor fati — ​любовь к собственной судьбе. Иными словами, считали, что человек должен принимать все, что выпадает на его долю…
Влади: Судьба связана со случаем. Однажды на съемках фильма «Багдадский вор» рухнул с шестиметровой высоты «летающий ковер», на котором находились я и еще один актер. К счастью, вся эта махина весом в две тонны не упала на нас. Обошлось переломами, но мы оба выжили.

культура: Вам часто везло в экстремальных ситуациях?
Влади: Везло, но совсем не всегда. Костлявая ходила за мной по пятам. Я пережила много трагедий: смерть бабушки, которая меня воспитывала, потеряла отца в тринадцать лет, хоронила сестер и мужей. По сравнению с этими потерями все остальное ничто, особенно успех, восторги поклонников, известность.

культура: Режиссер Сергей Герасимов назвал Вас «крепким орешком». Таким живется проще?
Влади: Проще, если у тебя есть сила, характер, воля, энергия и жажда жизни. Тогда легче бороться с тяготами судьбы.

культура: Никогда не хотелось почувствовать себя слабой?
Влади: Разумеется, хотелось. Я абсолютно нормальный человек — ​женщина, мать, жена. Мой отец хотел, чтобы я росла мужественной и бесстрашной. Такой и стала. При этом я сентиментальна, импульсивна. Не мелочна. Щедро отдаю себя.

культура: Прощать умеете?
Влади: Думаете, не научилась, прожив столько лет с Высоцким? Конечно, и прощаю, и понимаю. Уметь прощать — ​христианская заповедь, хотя я человек неверующий.

культура: Вы издали десять книг, из которых первой была «Владимир, или Прерванный полет». Как случилось, что Вы взялись за перо?
Влади: Симона Синьоре и многие другие уговаривали меня рассказать о жизни с Володей. В конце концов я села за стол. Оказалось, что писать умею, и выпустила еще несколько книг. Одна из моих любимых — ​«Путешествие Сергея Ивановича». В ней говорится об афганской войне. Последнее сочинение — ​«Это была Катрин Б» — ​опубликовала не так давно. Это рассказ о режиссере Катрин Бине, жене писателя Жоржа Перека, о наших с ней жизненных параллелях. Жаль, что в России до сих пор не увидели свет мои мемуары «Двадцать четыре кадра в секунду», которые уже переведены.

культура: Не собираетесь вернуться на сцену? Или написать новую книгу?
Влади: Я все время читаю сценарии. Недавно пришлось отказаться от одного русского фильма, потому что поменяли даты, и я не смогла. У меня есть несколько театральных проектов, но пока рано о них говорить. Непросто найти то, что бы меня действительно тронуло. Словом, работаю, когда мне что-то очень нравится. Совсем недавно возглавляла жюри кинофестиваля в городе Валансьене. Сейчас снимаюсь в телефильме «Моя дочь будет жить».

культура: В 1962 году Вы сыграли в фильме «Семь смертных грехов». А что Вы лично считаете непростительным?
Влади: Слабость, жадность, ревность.

культура: «Если в жизни есть смысл и цель, — ​говорил Чехов, — ​то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!» Ваш любимый писатель прав?
Влади: Антон Павлович всегда прав. Недавно в гостях у сына на Таити я перечитала всего Чехова. Он любил и жалел людей.

культура: Вы тоже неравнодушны к людским бедам, делаете все, чтобы помочь.
Влади: В конце марта участвовала в манифестации, которую проводила ассоциация «Право на жилье». Мы выступаем против того, чтобы людей изгоняли из квартир за долги. Больше четверти века назад мы создали это движение с моим последним мужем Леоном Шварценбергом, аббатом Пьером, профессором-генетиком Альбером Жаккаром и монсеньором Гайо.

культура: Сравнивая две нации, известный скульптор Марк Антокольский писал: «Французы расчетливы, мы — ​беспечны; они вежливы, а мы добродушны; у них культурная дисциплина, у нас халатность… У французов не знаешь, где кончается искренность и начинается вежливость; мы же всегда искренни и поэтому всегда бранимся… В искусстве французы — ​эпикурейцы, а мы — ​пуритане: у них преобладает форма, а у нас — ​содержание; у них главное — ​как сделано, а у нас — ​что сделано». С  Вашей точки зрения, так оно и есть на самом деле?
Влади: У него несколько односторонний подход. Не думаю, что существует такая большая разница между русскими, французами или немцами. Европейцы все примерно одинаковы.

культура: Два года назад Вы продали дом в городке Мезон-Лаффит, в котором прожили больше шести десятилетий, и перебрались в квартиру в ближайшем парижском пригороде Иври-сюр-Сен. Как живется на новом месте?
Влади: Вам не кажется, что мы сидим в том же доме? (Смеется.) Здесь я воссоздала тот же Мезон-Лаффит — ​только маленький. У меня за окном прекрасный сад, где я развожу цветы, сажаю помидоры. Посадила березку. Здесь у меня свой мир — ​пять канареек, которые все время поют. К сожалению, умерли две мои собаки. Возьму себе новую в конце мая, когда вернусь с юга Франции. Там живет Игорь, старший из моих трех сыновей. У него дома на мой день рождения мы и устроим большой сабантуй.

Фото на анонсе: Екатерина Чеснокова/РИА Новости