Алексей КОЛЕНСКИЙ

19.02.2025

На экранах — дерзкий фильм-портрет Солнца русской поэзии, ставший лидером проката на минувших выходных, но по итогам 4 дней недотягивающий до прогноза сборов. 

«Пушкин — наше все!» — это не фигура речи, а сама родная речь: Александр Сергеевич изобрел русский язык, и мысль, и космос — от него не убежишь и даже до края Пушкина не прыгнешь. Затащить Пушкина на приватную территорию невозможно, он там уже аукается, своевольничает, шепчется, ворожит, но с ним можно подружиться, вписавшись в какой-нибудь пушкинский сюжет. Это обстоятельство придает русской культуре самобытную устойчивость и досадный соллипсизм, ничуть не свойственный нашему гению. Следовательно, преодоление самозамкнутости является духовной сверхзадачей русской цивилизации, миссией нашей высокой культуры.

Только в маскульте у Пушкина не сыщешь прямой родни; чтобы вписаться в интертеймент, ему нужно обернуться Гоголем или ядовитым Хармсом, на худой конец — иноагентом Акуниным... Не напрасно футуристы призывали сбросить «наше все» с парохода современности (в смысле — с затоптанной ими эстрады), но быстро спрыгнули оттуда сами, превратившись в анахронизм. Года минули, страсти улеглись, и скандальный эпатаж праздной толпы превратился в тавтологичную попсу.

Впрочем, индустрия развлечений сохранила добродетели младенчества: она так же проказлива, вездесуща, впечатлительна и относительно вменяема, а значит, в нелегкую минуту готова потрепать Александра Сергеевича за бакенбарды. Проблема в том, что Пушкин прописал себя неуловимым персонажем — отстраненным повествователем «Евгения Онегина» и резвым «Коньком-Горбунком», по легенде переданным автором недотепе Ершову. Есть еще герой исторических анекдотов — его-то и «прокачал» клипмейкер Феликс Умаров. Правда, «Обезьяна», сбивающая цилиндры со случайных прохожих и злословящая всех знакомцев подряд, показалась ему недостаточно респектабельным «властителем дум» и дебютант взгромоздил вундеркинда на котурны агитатора, горлана, главаря и даже рэпера, нечаянно угодив... не в пародию на Маяковского, а воспетого Кушнером «Гоголя»:

Быть классиком — значит стоять на шкафу

Бессмысленным бюстом, топорща ключицы.

О, Гоголь, во сне ль это все, наяву?

Так чучело ставят: бекаса, сову...

Не то что раздеться — куска проглотить

Не мог при свидетелях, — скульптором голый

Поставлен... Приятно ли классиком быть?..

Быть классиком страшно, почти неприлично.

Особенно, если «чучело» заставляют бормотать пафосные панчи! Впрочем, «как бы Пушкин» неприличествует весьма умеренно: всю дорогу дерзит начальствам к вящему удовольствию начальствующих начальств. В Царскосельском лицее задирает педагога читкой оды «Вольность» под R&B и заслуживает комплимент старика Державина. Затем фраппирует княгиню Голицыну, благосклонно принимающую уколы наглеца, и шефа жандармов, по ходатайству Жуковского спроваживающего бузотера в инспекцию южных губерний, где тот охмуряет графиню Воронцову, а на сладкое пикируется с благосклонным царем. Между делом вольнолюбивый суперлоялист пьянствует, паясничает, скучает в свете и вдали от, повсеместно изменяя ямбам и хореям с кособоким рэпом. Ближе к развязке осознает высокое призвание и, начитав «Пророка», сбивается на речетатив: «Жечь, жечь, глаголом жечь!» В смысле — отжигать.

«Пушкин! Пушкин!» — скандирует возбужденная толпа, расхватывающая с прилавка книги кумира и осаждающая апартаменты на Мойке, 12. Элегантным образом этот фантастический пролог оборачивается эпилогическим сном Натальи Николаевны у одра умирающего поэта. Следовательно, и все поместившееся меж заголовком и финалом является грезой… Но увы, не Гончаровой, а шаловливого постановщика и продюсера Анурова, вдохновленного бродвейским мюзиклом Лина-Мануэля Миранды «Гамильтон» о проказах первого американского министра финансов.

Умарову замечательно удается закружить массовку лихой каруселью, расцветить огнями Северную Венецию и превратить полицейскую канцелярию в подмостки вокально-танцевального дивертисмента, а светский бал в карнавальную оргию, срисованную с «Вавилона» Дамьена Шазелла. А еще соблюсти пиетет и политес, прозрачно обозначить приговор масонской ложи, передать скорбь смертного часа, но лишь смикшировать, а не сложить пазл пушкинской судьбы, и подменить портрет контурным эскизом в исполнении юного Кая Алекса Гетца и номинированного на «Оскара» Юры Борисова, не сумевшего изобразить ничего гениального из-за бледно прописанной роли.

Все перечисленное было бы уместно, кабы не последнее упущение, превращающее пышную карету в дырявую тыкву: законы жанра вновь подменили дизайном. А, между нами, у русской кинопоэтики и индустрии развлечений есть тайное сродство: они немыслимы без самобытного народного героя — Стеньки, Чапая, Саши с Уралмаша или последнего кавалера екатерининской эпохи, сбивающего цилиндры с зазевавшихся шалопаев.

По итогам первых 4 дней проката картина с бюджетом 800 миллионов рублей заработала 422 миллиона — ниже прогноза. 

«Пророк. История Александра Пушкина». Россия, 2025

Режиссер Феликс Умаров

В ролях: Юра Борисов, Кай Алекс Гетц, Сергей Гилев, Евгений Шварц, Илья Любимов, Паулина Андреева, Роман Васильев, Анна Чиповская, Светлана Ходченкова, Иван Злобин, Кирилл Ковбас

12+

В прокате с 14 февраля