Ностальгия по «Солярису»

Андрей ЩИГОЛЕВ

10.02.2013

«Премьера в «Мире». Не в «Октябре» или в «России», а в «Мире». Начальство не считает мою картину достойной этих первых экранов. Пусть им будет хуже. <...> Просить я их, конечно, ни о чем не буду. Хотя и на премьеру не пойду. Пора понять, что ты никому не нужен».

Андрей Тарковский. 
«Мартиролог»

5 февраля исполнилось сорок лет со дня выхода на экраны «Соляриса» Андрея Тарковского.

Роман «Солярис» попал в руки Андрея Тарковского в 1963 году — только что вышедшую на русском языке книгу Станислава Лема ему через Наталью Бондарчук передала вгиковский педагог Ирина Жигалко. В середине октября 1968-го, десять дней спустя после того, как по ТВ показали одноименный телеспектакль, Андрей Тарковский и Фридрих Горенштейн принесли на «Мосфильм» заявку фантастического фильма по польскому роману. Фантастика была, что называется, в тренде, к тому же режиссер обещал сделать для «Мосфильма» чуть ли не коммерческий блокбастер, и заявка пошла в производство.

Готовясь к съемкам, Тарковский писал в «Мартирологе»: «Если писатель, несмотря на одаренность, бросит писать оттого, что его не печатают, — это не писатель. Воля к творчеству определяет художника, и черта эта входит в определение таланта». Этой максиме он следовал, готовясь к запуску «Соляриса». Тарковский размышляет над Томасом Манном, планируя поставить для итальянцев «Иосифа и его братьев», но еще больше его занимает биографическая картина о Достоевском: «Достоевский» может стать смыслом всего, что мне хотелось бы сделать в кино. А сейчас «Солярис». Пока все идет мучительно и через силу, ибо «Мосфильм» определенно вступил в стадию кризиса».

Эти нереализованные замыслы-фантомы отразились в океане Соляриса. Приглядевшись к его мутной субстанции, можно заметить и осколки будущего «Зеркала», и даже «Ностальгию». Станислав Лем, сильно раздосадованный картиной, впоследствии вспоминал: «Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой... Он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание».

То ли в шутку, то ли всерьез, после Каннского кинофестиваля 1972 года, где фильм Тарковского получил Гран-при жюри и приз ФИПРЕССИ, один известный критик назвал «Солярис» «Стар Треком» по Достоевскому. Другое расхожее определение «Соляриса» — советская «Космическая одиссея 2001» — гораздо ближе к истине. Кубрика Андрей Тарковский посмотрел в 1969-м на Московском кинофестивале, когда на «Мосфильме» уже приняли в работу заявку на экранизацию Лема. Ошеломленный «Одиссеей», он решил сделать нечто прямо противоположное.

Тарковский боготворил Бергмана, тот отвечал взаимностью, называя «Андрея Рублева» величайшей картиной в истории кино. Возможно, именно поэтому Тарковский лелеял мечту заполучить на роль Хари Биби Андерсон. Ярвет, Банионис, Солоницын, Дворжецкий — актерский состав был утвержден, а с Хари по-прежнему были проблемы. Вроде бы Андерсен даже дала принципиальное согласие и выразила готовность сниматься за советские рубли. Идиллию разрушили «мосфильмовский» бардак, плавающий график производства и чиновничья волокита — отечественная система кинопроизводства была вещью в себе, и шведская звезда ускользнула в неизвестном направлении, сославшись на иные творческие планы.

Тарковский нервничал, в отчаянии перебирая тех, кто мог бы исполнить главную женскую роль — от Аллы Демидовой до бывшей жены Ирмы Рауш, изрядно удивленной подобным предложением. В конце концов, вспомнил о Наталье Бондарчук. О выборе впоследствии никогда не жалел и более того — считал Хари главной удачей «Соляриса»: «Вы знаете, единственное, что прекрасно, это Наташа. Это удивительно. Она естественна, как кошка».

После первого просмотра директор «Мосфильма» продиктовал Тарковскому замечания — всего 35, среди которых есть по-настоящему удивительные:

— Прояснить образ Земли будущего. Из какой формации летит Кельвин? Из социализма, коммунизма, капитализма?

— Изъять концепцию Бога.

— Изъять концепцию Христианства.

— Не нужна сцена с Матерью.

— Убрать кадры, где Крис ходит без брюк.

В финале записки следовал умопомрачительный вывод, который после просмотра сделала высшая культурная комиссия: «Не стоит человечеству таскать свое дерьмо с одного конца Галактики на другой».

Читать это странно и смешно — невесело было Тарковскому. «Андрей Рублев» лежал на полке, хотя в прессе изредка, чтобы автор не расслаблялся, появлялись ядовитые рецензии. Он ломал голову над тем, считать эти поправки злой шуткой, хитрой провокацией или банальной глупостью? Едва ли кто-то всерьез полагал, что режиссер, отстоявший «Рублева», автор с мировым именем, будет резать свой фильм по чиновническому трафарету. Ни о каких поправках не могло быть и речи — Андрей Тарковский готовился к обороне.

Но судьба вдруг улыбнулась ему — возможно, решающую роль сыграл грандиозный успех «Андрея Рублева». С «Солярисом» начали твориться удивительные вещи. В феврале председатель Госкино Алексей Романов требует внести в картину ряд новых поправок, а всего через месяц специально приезжает на «Мосфильм», чтобы подписать акт о приеме картины. Без единой поправки.

«Не помню, писал ли я в этой тетради о спиритическом разговоре с Пастернаком, вернее, с его душой. Лень перечитывать. Он сказал в ответ на мой вопрос: «Сколько я фильмов еще сделаю?» — следующее: «Четыре».

Я: «Так мало?»

Пастернак: «Зато хороших».

Один из этих четырех я сделал. Можно ли называть его хорошим? Я люблю его, во всяком случае».