Дарья ЕФРЕМОВА

27.05.2015

«Был у майора Деева / Товарищ — майор Петров, / Дружили еще с гражданской, / Еще с двадцатых годов...» Поэму, написанную Симоновым в ноябре 41-го, — за сутки, в один присест — читали в пятом классе. Ее полагалось учить наизусть — и это был тот случай, когда зубрить не приходилось. Строки сами врезались в память. Судьба курносого Леньки, росшего «без матери, при казарме», озорного, непоседливого, иногда по-детски пускавшего «непрошеную слезу», не оставляла лазеек для равнодушия. Момент, когда молодой лейтенант Петров шел в одиночку в немецкий тыл, заставлял замолчать даже двоечников на последней парте. Дорога в скалах, рация на спине, огонь батарей... Поражал не столько образный ряд, но сам факт — на опасное задание Леньку отправлял Деев, его второй отец: «Раньше других я должен / Сына вперед послать. / Держись, мой мальчик, / На свете два раза не умирать». 

Школьников послевоенной поры сюжет впечатлял еще больше. Долгие годы поэту приходили письма, тысячи писем — что теперь с Ленькой? Уцелел ли? Чем занимается? 

«Не желая огорчать ребят, я отчасти кривил душой, — вспоминал Симонов в «Разных днях войны», — мне казалось, прототип Леньки навряд ли жив. <...> Останься жив человек, о поступке которого написана поэма, — он бы рано или поздно откликнулся». 

Константин Михайлович ошибался: «Ленька» не погиб — вышел в отставку в звании полковника, жил с семьей во Владивостоке. И о своей литературной славе был осведомлен. Просто, как и многие другие фронтовики, под вымышленными именами вошедшие в литературу, не спешил заявлять о себе — из скромности. Не узнать себя Иван Алексеевич Лоскутов не мог — в тексте содержались точные географические координаты — полуостров Средний.

Именно там летом 41-го началось ожесточенное многомесячное сражение за Кольский полуостров. Артобстрелы, бомбардировки, наступление горно-егерского корпуса «Норвегия». Тут, в перерыве между боями, командир пушечного артиллерийского полка майор Рыклис рассказал военкору о подвиге молодого бойца, ходившего в «долину смерти». А Симонов то ли постеснялся, то ли просто забыл спросить имя героя. Так появился Ленька, а рядом с ним фамилии Деева и Петрова, «удобно укладывавшиеся в стихотворный размер». Да и к чему была точность? Поэма — не газетная статья, она не планировалась. Вышла сама собой — по дороге из Архангельска...

В действительности, Иван Лоскутов не был необстрелянным сыном полка. Создать корректировочный пункт на горе Муса-Тунтуры поручили профессионалу — взводному, показавшему себя храбрым и находчивым бойцом. С Лоскутовым шли два разведчика — Григорий Мехоношин и Георгий Макаров. Майор Рыклис, ставший прототипом Деева, конечно же, не растил Ивана как родного сына. Просто когда-то служил с его отцом. Первая встреча «Леньки» с «Деевым» состоялась незадолго до операции, на Кольском полуострове.

— Вам, наверное, непривычным показался наш пейзаж? Кругом одни камни, пахать можно только тяжелой артиллерией. Не боитесь служить в таких условиях? — спросил Рыклис. 

— Легкой службы не бывает, — улыбнулся Лоскутов.

— Кстати, — майор закурил, — не сын ли вы Алексея Михайловича Лоскутова, с которым мне довелось многие годы служить? В Гражданскую войну воевали на Южном и Туркестанском фронтах, потом Фрунзе направил нас в артиллерийское училище...

— Да, это мой отец. Я как раз на Урале и родился — неподалеку от Оханска. И про встречи с Фрунзе он мне не раз рассказывал. У него даже удостоверение сохранилось, подписанное Михаилом Васильевичем.

...Обзор вражеских позиций с занятой высоты был очень хорошим. Красноармейцы видели минометную батарею, кухню, пулеметные точки, наблюдали за передвижениями немцев. В течение дня засекли все видимые цели, определили координаты, передали необходимые данные по рации в полк. На следующий день точку обнаружили фашисты... 

«Они бросили в наступление большую группу пехоты. <...> Огонь не смог их остановить, и немцы окружили высоту со всех сторон, начав подниматься непосредственно на нее, — вспоминал четверть века спустя полковник Лоскутов. — Ничего не оставалось делать, как вызвать огонь на себя. Мы передали такую команду, но командир полка посчитал, что это ошибка, и переспросил, и только после вторичной нашей команды на высоту обрушился шквал нашего артогня. В период обстрела мы постарались укрыться и остались живы, правда, состояние было ужасное».

«Летели земля и скалы, / Столбом поднимался дым, / Казалось, теперь оттуда / Никто не уйдет живым». В поэме Ленька был найден в ущелье, раненый и совсем седой. Лоскутов, Макаров и Мехоношин сами вернулись в полк, — правда, там их уже не ждали, считали погибшими. Шли несколько часов, сквозь туман, — иначе было нельзя. Да и не шли — ползли, «поскольку попытки вытянуться во весь рост прерывались огнем немецких пулеметов и минометов».

Ранить — не ранило. Только сумка у комвзвода оказалась прострелена — пробило карту и пачку денег — месячную получку. Спас хордо-угломер — пуля отрикошетила...

Знакомство Симонова с прототипом Леньки Петрова состоялось весной 1964-го. Полковника отыскал поэт Николай Букин. Константин Михайлович написал Лоскутову письмо с просьбой выручить его, рассказать общественности, и особенно пятиклассникам, о подвиге на Среднем и дальнейшей судьбе. Иван Алексеевич с обстоятельностью кадрового военного изложил «материалы дела». 

«Встреча с Лоскутовым <...> доставила мне возможность познакомиться с отличнейшим и скромнейшим человеком, — вспоминал поэт, — с тех пор <...> моя жизнь стала легче, а жизнь Ивана Алексеевича — тяжелее, потому что всю дальнейшую переписку ребята ведут уже с ним самим».