Николай ИРИН

29.11.2018

За два вечера канал НТВ показал шестичасовую военно-историческую драму режиссера Карена Оганесяна по сценарию Ильи Тилькина, Дмитрия Ланчихина и Станислава Дремова «Медное солнце». Руководителя военного духового оркестра Михаила Карякина — простодушного мужика с запойным прошлым, несложившейся личной жизнью и готовностью самоотверженно погибнуть за своих — сыграл Владимир Машков. Премьера совпала с юбилеем артиста.

Действие «Медного солнца» стремительно и кровопролитно развивается осенью 1991-го, когда дни единого союзного государства очевидно сочтены, когда то ли Москва во главе с Горбачевым и Ельциным сбрасывает балласт окраинных нерусских земель, а то ли национальные республиканские элиты агрессивно выдавливают московскую власть, рассчитывая на бонусы и преференции в мире нового геополитического расклада.

По жанру фильм, скорее, исторический очерк, для живости восприятия приправленный несколькими частными историями. Тема стремительного сброса эмансипировавшейся после пресловутого «путча» Россией даже формальных оков Союзного договора в нашем игровом кино, кажется, еще не поднималась. Мы плохо знаем, что происходило в отпавших республиках с русскими и сочувствовавшими имперской идее местными после ухода цементировавших местную повседневность войсковых соединений. На одном из форумов зрители, хлебнувшие тогда лиха, делятся воспоминаниями: «Прошло столько лет, мы вырвались оттуда, живы... Думала, все забылось, ан нет — из-за фильма вновь я там и четко ощущаю тот страх с безысходностью...» Впрочем, об этом, полагаю, расскажут в предстоящих кинофильмах с сериалами — про беззащитных гражданских, которых местные националисты и пришлые боевики станут массово вырезать в целях формирования своей гордой национальной идентичности. В «Медном солнце», несмотря на гибельный кошмар происходящего, воинская часть уходит с оружием в руках и с боями. Теряя товарищей, однако же не теряя боевого знамени и достоинства.

Авторам удалось выразительными художественными средствами внушить зрителю солидарность с удаленными во времени и пространстве «нашими», показать неказенный патриотизм. Это хорошие, правильные чувства, в которых нет ни имперского чванства, ни милитаристского угара. Есть спокойная решимость уйти из тех земель, где, кажется, настолько яростно размечтались о чем-то своем, что инфицировались агрессивным нетерпением — выдавить «чужаков» побыстрее да любою ценою. Отчасти атмосфера «Медного солнца» напоминает сказочную: совсем другие ландшафты, архитектура и нравы. А какая же сказка без колдовства? Кажется, что и местных лидеров околдовали: авторитетный среди народных масс Султанбек (Убайдулло Омон) расточает медовые речи перед русскими, а тем временем готовит и стол, и дом жестоким боевикам-убийцам из Афганистана. От тех же боевиков, впрочем, принимает смерть, когда выясняется, что его своекорыстная хитрость излишне умягчает их непримиримую ярость, тормозит их решительное наступление.

«Дружба народов», с которой столько носились, которой безостановочно присягали и которая не была, что бы теперь ни болтали, фикцией, внезапно оборачивается своею противоположностью: русских не хотят, русские раздражают, русские должны уйти, чтобы наконец-то взошла над местными племенами заря свободы. Именно эта внезапность перемен интригует зрителя. К сожалению, авторы желают слишком прочно стоять на земле и потому не решаются выйти за рамки жанра «историческая хроника», а жаль. Реалистически решенные боевики-плохиши в художественном смысле неинтересны. Актеры выразительно загримированы, многообещающе зыркают коварными глазками и потом невозмутимо убивают. Просто «враги», обыкновенные «не наши».

Совсем осторожно кивнут авторы и в сторону Михаила Горбачева, когда, осмысляя внезапный приказ о выводе части из республики, ее командир полковник Амирханян (Микаэл Джанибекян) резко обернется на портрет первого и последнего президента СССР. Обида и косвенное обвинение одновременно? Мы до сих пор живем в странной атмосфере: если распад СССР — геополитическая катастрофа, настоянная на предательстве национальных интересов, логично наконец-то провести расследование и поименно назвать виновных. Если же то был естественный процесс распада не соразмерившей силы с возможностями Империи, тогда будет в самый раз акцентировать мифопоэтические или откровенно сказочные мотивы, как то умело делают в сюжетах подобного рода американцы. В целом сильную картину «Медное солнце» портит интонация тайной обиды. Наши солдаты с офицерами и наши гражданские — словно бы заложники нечестных московских политиков. Нечто подобное не так давно встречалось в схожей по географическому материалу и хронологии «Крепости Бадабер». Обида, однако, непродуктивна. В исторической хронике политики не боги и сами зависят, сами детерминированы внешними обстоятельствами.

Итак, с причинами не вполне понятно, зато хорошо со «следствиями». Стоическая реакция наших на распад, угрозу, наконец, на беду и впечатляет, и вдохновляет. Поставленная в центр повествования музыкальная команда во главе с майором Карякиным олицетворяет то символическое измерение, без которого сила материального оружия и самая убойная военная мощь — ничто. В самом начале Карякин рассказывает своим музыкантам историю средневекового предводителя чешского восстания Яна Жижки. Тот завещал после смерти натянуть его кожу на боевой барабан, чтобы даже и тогда вдохновлять соратников на подвиги. «Вы чего себя жалеете?! — заходится майор, опознавая в подчиненных молодых людей, пока не понимающих, что за фасадом мирной жизни наверняка скрываются вызовы с угрозами. — Жертвуйте собой! Играйте так, чтобы вам завидовали!» Машкову неизменно удается высокое напряжение на материале «исполнение долга». Это его фирменная тема, можно сказать, заветный мотив.

В сущности, получается следующее. Империя съежилась, если не капитулировала. Войска отозваны, союзники Москвы вместе с этническими русскими попросту преданы и брошены во имя никому не понятных по сию пору интересов. Оружейные склады оставлены и как пить дать будут разграблены не пойми кем. Скорее всего, не друзьями и не союзниками.

И вот когда пушки замолчали, потому что демонтированы, все равно остается культурная память о молодецкой поступи боевых дружин: упругий ритм большого барабана и звонкий призыв медной группы. Войска деморализованы и отведены, оружейные склады проданы, границы открыты, но легендарный марш «Прощание славянки» все равно хранит память о мобилизационной готовности, четком строе и боевом духе. Машкову идет мундир, идет фуражка, а энергичный дирижерский жест и напряженный взгляд сигнализируют о его персонаже как о носителе культурной памяти. Обычно актер играет надежность с решительностью, в избытке этих качеств и у майора Карякина. Однако здесь удалось нечто новое — представительствовать от лица прошлых и будущих поколений, давать их сцепку, спайку, олицетворять некую надчеловеческую силу и даже логику национального развития, драматизм национальной судьбы. Нужна ли была России та фантастическая земля, где в результате сложили голову Михаил Карякин и большая часть его оркестра? А Корея с Константинополем, на обретение которых потратил недюжинные силы последний русский император, завалив в результате дело своей жизни, потеряв страну? Неизвестно. Здесь не вопрос повседневной логики и частного сознания. Карякин, каким подает его Машков, тем более не стратег и не философ. Когда во имя шкурных интересов, но и по соображениям здравого смысла музыканты единодушно оспаривают приказ высшего начальства, один Машков хаосу сопротивляется. Те — проголосовали и демократичной процедурой накликали на свою голову мясорубку. Этот — знает, что солдат, беспрекословно выполняющий приказ, не презираемый тупой винтик, а уважаемый человек долга.

Жена, мать, невеста — не повод и не причина для невыполнения приказа. Символическая вселенная военного человека радикально отличается от вселенной эмансипированного гражданина, живущего своим умом и ощущением целесообразности. Зачастую большим умом. Возможно, не сопоставимым с тем, который дан в удел упертому дирижеру с идеальным слухом. Между тем в решающий момент именно майор берет на себя и ответственность за жизни предавших его нижестоящих чинов, и командование этими необстрелянными мальчишками. Военный дирижер, как воплощенный боевой дух, — открытие Владимира Машкова в этой роли.

«Страна, которую мы потеряли» — обманная формула. Земли важны, территории существенны, однако по-настоящему священны лишь культурная память и солидарно воспринятая всем народом образность, без которых все равно не будет ни территорий, ни сытости, ни достоинства. Мы ничего не потеряли, пока отзываемся на давнюю боль и проверенную временем музыку.