19.04.2024
150-летие Всеволода Мейерхольда Александринский театр, обязанный мастеру, пожалуй, самым известным своим спектаклем «Маскарад», отмечает экстраинтеллектуально, сложно, даже заковыристо — а как иначе работать и творить, говоря о подобной фигуре? Валерий Фокин в «Чужом театре» перенес на Новую сцену заседание коллектива ГосТИМа, на котором мейерхольдовские актеры включились в процесс уничтожения своего наставника. Сборная петербургских артистов из разных театров представила на той же площадке свою синтетическую фантазию «Шинель М», где Мейерхольд обращается к гоголевскому сюжету. Для «Кабаре» Кирилла Люкевича отворились двери Основной сцены, что само по себе сулило многое. Ну и плюс ко всему — кабаре же. Что-то пикантное, расслабляющее. Манящее.
Не тут-то было. «Легкий жанр» оказался гнетущим, хоть и захватывающим внимание. Да и сцена, пусть основная, но вовсе не историческая — под нынешний опыт отдали другое, ничуть не менее знаковое пространство, так называемый Седьмой ярус. В последнее время под самой крышей театра показывают особенно необщие вещи. Так сказать, very special, до экспериментов с которым охоча Александринка, не сковывающая себя только лишь высоким статусом Национального театра. Но исторический след, безусловно, присутствует: в этом помещении, в непосредственной близости от коней, составляющих знаменитую александринскую квадригу, располагались мастерские, в которые, очевидно, не раз наведывался сам Мейерхольд. По крайней мере, режиссер Люкевич в слове к спектаклю выразил надежду, что Всеволод Эмильевич и сейчас находится «где-то здесь».
По воле авторов вереница эпизодов представления отразила основные вехи биографии Мейерхольда. Именно вот так, по принципу построения параграфа из учебника по истории отечественного театра. Создатели с разной степенью тщательности собрали факты жизни и творчества юбиляра, сообщили, что и у того был опыт в жанре кабаре (неудачный), подверстали документальные свидетельства соратников и современников и решили оживить весь массив данных масками и небольшой толикой музыки. Знаете, как раньше бывало: глянешь на полки книжного магазина, а там и «Популярно об астрономии», и «Физика для всех». Вот и у команды спектакля получилось «Занимательное мейерхольдоведение». Сам Кирилл Люкевич назвал свой труд документальной сказкой. Уверен, что он ошибся: сказка, в которой побеждают силы зла, — не сказка вовсе, а совсем другой жанр. Который не добавляет хорошего настроения, а наводит на печальные размышления. Что и получилось в итоге: ведь сам текст грустен донельзя, если внимательно вслушаться.
Сквозным образом через все представление проходит картина кукольного театра из «Золотого ключика»: популярна теория, что Алексей Толстой, создавая интерпретацию приключений Пиноккио, выводил в ликах героев своих современников из богемной среды. И если под того или иного персонажа подгоняют порой разные прототипы, то одно считается бесспорным: Карабас Барабас с его плеткой и бородой — это, несомненно, сам Мейерхольд. Но вместо плетки у него маузер, с которым режиссер приходил на репетиции на волне революционной романтики, а борода уступила место длинному шарфу. И все время, что длится «Кабаре», наш герой ищет вожделенный золотой ключик — и вроде бы получает его (в виде увесистой связки с брелоком), но каждый раз Мейерхольда манит новый этап, новый поиск. Как трагичен итог этих поисков, ведь в конце концов за волшебным занавесом с золотой молнией обнаружится тюремная пыточная. Был ли шанс у Карабаса-Мейерхольда в своих исканиях не угодить в каморку с зарешеченным окном и железной дверью, в которой проворачивали отнюдь не золотой ключ революционные буратины? Совместим ли настоящий гений с карающей системой и со всегда готовым к доносу окружением? Этот вопрос оставим в качестве домашнего задания для интересующихся, раз уж перед нами все равно параграф из учебника по занимательному театроведению.
Кукольный театр невозможен без кукол — к ним я еще вернусь. Но сначала — маски. За них (как и за куклы, костюмы и за сценографию в целом) отвечает театральный художник Леша Силаев. И отвечает блистательно — пожалуй, перед нами редкий случай, когда человек за кулисами значит в спектакле едва ли не больше, чем актеры. Каждому персонажу, кроме Биографа, ведущему конферанс в кабаре, соответствует блестяще вылепленная личина: хрестоматийно карикатурное лицо Мейерхольда с выдающимися носом и подбородком, капризно-изумленно вздернутые кошерные бровки Зинаиды Райх, перманентно умирающий Пьеро-Блок, бонза Станиславский и заискивающий Немирович-Данченко, набыченный Маяковский, Есенин с неуловимо алкогольным челом, пресыщенный бонвиван Шаляпин — и так далее. Мастерства Силаеву точно не пропить: при всей гипертрофированности полученных образов скоро все эти маски начинаешь воспринимать как абсолютно реальные, подлинные лица и характеры. Разные находки по сусекам тоже работают на результат: тестикулярные жестикуляции Шаляпина и булгаковский шарф в виде дохлой кошки с крестообразно перечеркнутыми глазами я нашел неожиданным и по-настоящему смешным решением. Но, повторюсь: этой развлекаловкой кабаре и ограничилось. Нет, еще были не вполне добрые, но задорные частушки отставленного Зинаидой Райх Есенина и гроб с цветочками, особенно веселый на фоне настоящего финала Мейерхольда и его жены, пусть и не показанного наглядно.
Театр масок Кирилл Люкевич дополнил театром петрушечным, со всеми привычными репликами типа «меня сейчас будут бить палками, и это будет очень смешно». Любопытно, что вместо привычных ярмарочных персонажей в кабаре оказались приглашены Николай II, Ленин и Сталин. На игрушечном макете Александринки, осажденного добродушным пузатым танком, Владимир Ильич расправляется с российским императором, чтобы после, уже в других декорациях, самому стать жертвой инфернально и этнически акцентированного Иосифа Виссарионовича. А затем Сталин разбушевался в гноблении деятелей культуры и искусства, при этом образ остроумно решен в оксюморонистическом противопоставлении крошечной демонической фигурки вождя и его исполинского кителя мышиного цвета. Но здесь же показана и самая, на мой взгляд, трагическая картина, когда Мейерхольд и Райх не дозвонились к Сталину и стало ясно, что перед супругами необратимо разверзлась дорога в ад.
В рецензиях принято именовать наиболее выложившихся актеров. Позвольте мне так не делать: исполнители просто растворились в созданных характерах — почти всем пришлось выступить в нескольких ипостасях. Как конкретные люди со своими фамилиями участники по сути перестали существовать — и это чудесное достижение, когда речь заходит о таком сложном рисунке спектакля, заданном режиссером. Надеюсь, что собравшиеся посетить «Кабаре им. Мейерхольда» запомнят эти имена по афише, при личном лицезрении работы артистов.
Камерное решение представления, как правило, не предполагает обильного цветоподнесения на поклонах. Да и сами поклоны в премьерный вечер были с суровыми эмоциями, украшенные лишь в высшей степени ритуальной корзинкой от театра. По прошествии времени на раздумья и отложенные чувства, все же принесу создателям и личный пук увядших роз. Вот сейчас вижу создателей кабаре на сцене — все такие молодые, такие вдохновенные, на драйве, довольные тем, что рассказали истину. И вспоминаю себя и свое окружение тридцать пять лет тому. К нам возвращались забытые и запрещенные имена, источник бед ясен и определен — конечно же, Сталин и иже с ним. Прошедшие годы показали, что все намного сложнее, что корень всех трагедий никак и никогда не может быть связан с одной конкретной фигурой. Что мы в своих — навязанных? — упрощениях и негодованиях были порой весьма недалекими. И нынче новые люди повторяют наш наивный путь — кое-где, местами. Очень хорошо, что повторяют — с таким творческим неравнодушием, которое, несомненно, будет принято интеллектуальным нестарым зрителем, которого, как мне кажется, в первую очередь ждут в этом кабаре.
Фотографии: Владимир Постнов/ предоставлены пресс-службой Александринского театра.