Евгений ХАКНАЗАРОВ, Санкт-Петербург

07.12.2022

Легендарный мистификатор предстал в спектакле знаковой фигурой для нашего времени, а его историю режиссер Роман Габриа превратил в череду провокаций, среди которых дискотека восьмидесятых — самая безобидная.

«Мюнхгаузен» стал, пожалуй, самой ожидаемой премьерой Театра имени Комиссаржевской последнего времени. Григорий Горин в этих стенах не просто имя. Именно здесь он пришел к зрителю как самостоятельный автор: в 1972 году Театр Комиссаржевской показал его пьесу «Забыть Герострата». Всего в репертуаре театра нашли свое место шесть горинских спектаклей, история же барона Мюнхгаузена впервые была поставлена в 1977 году, когда пьеса «Самый правдивый» синхронно появилась в афишах Театра Комиссаржевской и Театра Советской Армии.

Роман Габриа сейчас находится на взлете: его спектакли идут во многих петербургских театрах, а постановка Тюменского Большого драматического театра «Каренин А.» трижды значится в номинациях «Золотой маски» сезона 2021-22 года, в том числе в главной — «спектакль большой формы». В Театре Комиссаржевской Габриа уже поставил один спектакль — «Моя дорогая Hélène» по «Дяде Ване». Чехов оказался изрядно перелицован, теперь та же участь выпала и Горину, и самому Мюнхгаузену.

Театр имени Комиссаржевской обладает культовым статусом — он единственный не прервал работу в годы блокады Ленинграда, занимает почетное место среди респектабельных петербургских площадок и пользуется любовью зрителей-традиционалистов. Именно им будет непросто смотреть новый спектакль, зато молодая публика радостно приняла форму представления, а вдумчивая — и его многоплановость.

Режиссер делает три основных смысловых акцента: любовь, ложь и… Луна. На сцене, судя по эффектной декорации, царит вечное полнолуние. Именно Луна олицетворяет и душевное беспокойство, и надежды, и вожделенный покой, и наиболее подходящее место для изгнания из общества тех, кто не признает рамок. Под рамками режиссер разумеет вовсе не эпатаж и яркое оперение — это как раз в чести у нашей медийной современности. Под ударом окружения оказываются личности, которыми нельзя управлять и манипулировать. И барон именно из их числа.

Время действия спектакля — наши дни, место — условный Ганновер. Барон Мюнхгаузен живет в двух ипостасях. Для широкой публики, для потребителей современного искусства и поп-арта он модный художник и творец, соленый на речи, с развязными манерами — из персонажей, которые отлично монетизируют себя на любых площадках. А взъерошенный блондинистый парик и вовсе делает его до чрезвычайности похожим на Энди Уорхола, хотя, конечно, здесь дело не в личности последнего, а в иконографии образа. Публичный Мюнхгаузен сидит в студии Ганновер-ТВ в компании столь же развязной ведущей (актриса Екатерина Карманова похожа сразу на всех отфотошопленных хозяек телеэфира), они несут взаимную внешне значимую пургу, поигрывая аксессуарами и всеми конечностями, включая языки. А они у наших героев без костей — порой озвучка эфира вынужденно прерывается и зритель с радостным восторгом читает по губам запретную лексику. Но подлинный барон вовсе не таков, каким кажется.

Исполнитель роли Мюнхгаузена Богдан Гудыменко — актер с исключительными физическими и пластическими возможностями. Все время, когда публика рассаживается по местам, он проводит на задней части коня — забавная декорация, которой еще суждено сыграть свою роль, — совершая широкие медитативные пассы саблей под столь же расслабляющую музыку. Его герой — крепкий на вид мужчина со шрамом, полученным в страшном бою во время турецкой кампании. И это мощная антитеза блондинистому паричку и блестящим колечкам медиаобраза барона. В столкновении с государственной машиной, пытающейся опрокинуть саму суть настоящего Мюнхгаузена, дает о себе знать психотравма воина, потерявшего в бою сослуживцев и едва не погибшего. Может, именно поэтому Карлу Фридриху Иерониму фон Мюнхгаузену так нужна Луна, молчаливое созерцание ее, растворение и успокоение в лунном сиянии.

Но Луна тоже бывает всякой. Одним из музыкальных акцентов представления стала очень популярная в восьмидесятых годах песенка «Луна, луна» — примитивная до пошлости и восхитительная в своей прилипчивости. Композиция звучит в разном темпе, в самые подходящие и неподходящие моменты, а текст песни, сколь правильный, столь же и банальный, ближе к финалу кажется вызовом здравому смыслу и смыслу вообще. Вся эта дискотека восьмидесятых порой вызывает желание заткнуть уши, тем более что в спектакле вполне можно читать по губам не только сниженную лексику.

Марта, возлюбленная барона, лишена речи. Актриса София Большакова общается на жестовом языке. Аллегория прозрачна: во враждебном окружении настоящая любовь молчалива и заявляет о себе поступками. Марта грезит о венчанном браке, а в реальности в трогательном немом взаимопонимании помогает возлюбленному противостоять внешнему миру и выживать в нем, собирая его к эфиру и создавая фальшивый, но так хорошо оплачиваемый образ медийного Мюнхгаузена. Чистые чувства, чистая душа. Тем горше будет принять финал этой любви.

Кроме Марты, у главного героя опоры нет — так он полагает и только в конце поймет, что его одиночество абсолютно. Во врагах у барона весь город. Пастор (Юрий Ершов) напоминает то инквизитора, то подиумного персонажа — работа художника по костюмам Елены Жуковой превосходна и в этом случае, и в целом. Герцог и владетель Ганновера в исполнении патриарха труппы Георгия Корольчука пребывает в той счастливой для своего героя стадии деменции, когда еще можно управлять государством, но тебе уже никто не предъявит никаких претензий, ибо не имеет смысла, и, наоборот, такое царствование до поры для многих из свиты полезно и выгодно. Бургомистр — персона в высшей степени карикатурная, но и страшная. Анатолий Журавин щедро приправил образ своего персонажа идиотическим юмором, но от этого в итоге делается жутко. Приме Маргарите Бычковой досталась роль судьи, которая находчиво и моментально сочиняет не существующий доселе фонд помощи ганноверским деткам, в который отправятся материальные активы Мюнхгаузена, — за возможность обвенчаться при живой первой жене нужно платить. Но не только — еще абсолютно необходимо отречься от своих выдумок, принципов, от самого себя.

Этот тяжкий момент нравственного самоубийства преподнесен режиссером легко, с хохмой. Барон превращается в пузатого опустившегося хмыря, который аппетитным звуком открывающейся пивной жестянки прерывает репетицию торжественного празднования трехлетия собственной смерти. Желтый цвет сапог, отпечаток Луны на нашем герое, украден городом. Как и сама Луна. Городская площадь декорирована лунным пейзажем, антагонисты Мюнхгаузена облачены в пронзительно желтые одеяния (еще раз браво за костюмы, сценограф Анвар Гумаров тоже большой молодец). Смысловой центр происходящего — готовящийся к открытию памятник барону. Это уже знакомый нам круп коня, но суть момента все же лучше передает иное определение монумента, исходящее из уст Герцога — веселое слово из четырех букв, которого никогда нет. И в первую очередь тогда, когда оно больше всего просится на язык.

Именно тогда Мюнхгаузен осознает актуальность этого термина, понимает, что он натворил и во что вляпался. Метафорическая сцена избиения бароном недругов, решенная с помощью разнообразных гэгов, чрезвычайно жива. И, как часто случается в этой постановке, легкость здесь сочетается со страшным. И это страшное — баронесса Якобина, жена.

Евгения Игумнова, еще одна звезда Театра Комиссаржевской, представила любящую женщину. Любящую в первую очередь себя, но и барона тоже. Немного, совсем чуть-чуть. Но этого «чуть-чуть» хватает, чтобы запустить механизм разрушения жизни Мюнхгаузена. Баронесса гораздо более жутка, чем Пастор, Герцог и Бургомистр вместе взятые. И она в гораздо большей степени иезуит. Именно она ломает Марту, готовит ее к отречению от любимого — разумеется, во имя спасения его — одновременно буднично и заботливо укладывающего вещи барона в аккуратные стопочки. Признавая добродетели соперницы. Радуясь будущему девочки, которую скоро родит Марта. Возможному будущему. Если родит. Эта мизансцена разыграна идеально и напоминает о старой истине: самые страшные поступки совершаются без шума, исподтишка. И часто с улыбкой на лице.

Зло в итоге добивается своего. Марта спасает на суде барона, отрицая его самого. Всеобщий заговор молчания побеждает веселые фантазии Мюнхгаузена: вовсе не он в итоге самый большой лжец.

Перенос действия оригинального сценария — очень привычный, ставший банальным прием. Но режиссер смог наполнить новую форму содержанием. Из минусов отмечу невнятную попытку приземлить ряд персонажей на местную почву, наделив их вторыми, русскими именами — связь эта считывается плохо. Также по действию раскидан ряд отсылок «для своих», а это неизящно. Но сохранен горинский мотив — спектакль насыщен разного рода фигами и фигушками. Вполне, впрочем, безобидными. Радости от премьеры было море, и не только у зрителей. Чего стоили одни только эмоции Георгия Корольчука на поклонах: актер выходил на сцену еще в том самом спектакле 1977 года. И несмотря на невеселый финал, настроение у публики было дискотечное, об этом команда создателей позаботилась отдельно.

Фотографии предоставлены Театром Комиссаржевской