Дмитрий БЕРЕЗНИЙ

07.04.2022

Материал опубликован в №3 печатной версии газеты «Культура» от 31 марта 2022 года в рамках темы номера «Культурное импортозамещение: с чего начать и где закончить?».

Как будет жить российский театральный мир перед лицом возможной изоляции? Об этом, а также о том, почему настало время повысить престиж национального театра в России, «Культура» побеседовала с известным российским театроведом, театральным критиком Павлом Рудневым.

— Мы видим, что театральный мир уже сейчас страдает от ограничений: отменяются зарубежные гастроли, в том числе иностранных театров, которые должны были приехать в Россию, снимаются спектакли, созданные западными драматургами. Насколько эта ситуация болезненна для нашего театрального мира?

— Повседневное функционирование театров в целом, конечно, не пострадает: есть что играть, есть кому играть и есть для кого играть. Театры по-прежнему будут играть спектакли, и этому ничто не сможет помешать. Вопрос в дальнейшем развитии, то есть вопрос тактики и стратегии. Тактика не меняется: есть репертуарная система, есть зритель, есть артисты.

При этом под санкции попадает художественно-производственная часть, закупки, изготовление декораций и костюмов — театр искусство глубоко материальное при всей своей духовной природе. Уже сегодня директора и завпосты жалуются, что сложно найти мебель, ткани для постановок, но это вопрос поиска другого рынка. Это, конечно, затормаживает процесс, но не отменяет его. Многие спектакли оказываются «подвешенными», но они выйдут через месяц, через две недели, что-то будет заменяться. То есть это трудности, но временные.

А вот вопрос стратегии, конечно, чуть более болезненный, потому что, безусловно, культура — это про диалог и коммуникацию, и никак иначе.

— Под диалоговым искусством подразумевается диалог разных культур или диалог театра со зрителем?

— И то, и то. В любом случае искусство всегда настроено на диалог всего со всем, и культура складывается из массы традиций. Традиция всегда многослойна. Культура похожа на народную сказку, у которой не может быть одного автора — это всегда напластование огромного количества как заимствований, так и своих придумок.

Во все времена русский театр не мог строиться без диалога с иноязычной культурой. Скоморохи — начало русского театра — заимствованы от Византии, по одной из версий (хотя многие ее не принимают). Вертепная культура, Петрушка, школьный театр — это, конечно, результат диалога с западным театром. Весь русский классицизм вырос из-за франкофонности дворянской культуры, и Пушкин, прежде чем заняться становлением национальной культуры, хорошенько изучил французскую. При дворе Алексея Михайловича артисты играли на немецком языке, возглавляемые немецким пастором. Эти связи обнаруживались вплоть до Елизаветы Петровны.

Это совсем не означает, что русский театр несамостоятелен. Он самостоятелен и самобытен, вне всякого сомнения. Но он не существовал в изоляции даже в эпоху железного занавеса. Что более традиционно, чем Московский Художественный театр? Чем психологический театр Станиславского? И тем не менее сам Станиславский вдохновлялся Айседорой Дункан, немецким театром, самую идею режиссуры и ансамбля взял у мейнингенцев. МХТ ставил западные пьесы Ибсена, Метерлинка, Гауптмана, а Метерлинк, собственно, стал знаменитым за счет Художественного театра.

Не было бы Театра на Таганке и великой традиции Юрия Любимова, если бы не Брехт и традиции площадного театра, синтеза между психологическим театром и немецкой кабаретной культурой. «Современник» Олега Ефремова не родился бы, если бы в оттепельной России не показывали кино итальянского неореализма. Производственные пьесы рождаются Гельманом и Дворецким, потому что они видели немецкий аналог.

Театру всегда нужна конкуренция, он должен существовать в контексте и на фоне других театров. Самое худшее для театра — это когда нет конкуренции. Тогда театр становится самодоволен и самодостаточен. Когда в городе только один театр, он все-таки хуже работает, чем в ситуации, когда есть паритетные отношения с другими театрами. Один театр должен подстегивать существование другого театра. Монополия ведет к стагнации. Поэтому культурный диалог, где можно не только что-то присваивать, но и отвергать что-то, необходим для развития.

— Не исключено, что будут отозваны права на западные постановки, идущие на российской сцене. Как будет в этой ситуации выкручиваться театр?

— Это болезненный процесс, потому что отказаться от какой-то премьеры на полпути возможно, сэкономив деньги. Но многие авторы отзывают права, когда спектакль уже идет в репертуаре. Это серьезный урон, экономически театр должен, во-первых, отработать те деньги, которые потрачены на изготовление спектакля, а во-вторых, он должен работать на прибыль. И когда из афиши вылетают проверенные хиты, за счет которых театр живет, то экономика театра страдает. Как следствие — будет оголяться репертуар, артисты не будут получать поспектакльные. В афише будет много дырок, которые нечем заполнить. Производство нового спектакля — дорогостоящий и долгий процесс.

— Отъезд некоторых артистов, в хорошем смысле продаваемых, тоже как-то повлияет на экономику театра?

— Это снова вопрос о том, что в репертуаре оказываются дырки, которые надо чем-то заполнять. А иногда заполнить нечем и получается, что спектакль, рассчитанный на многолетнюю эксплуатацию, в который вложены внушительные деньги, приходится просто списать и забыть. Есть множество работ, где замены невозможны.

— Может быть, в сложившейся ситуации наш отечественный театр откроет для себя новые возможности? Некоторые деятели культуры с оптимизмом смотрят на санкции, говорят о том, что русский театр вполне самодостаточен.

— Впору думать о том, что нашему театру во все времена страшно не хватало восточного влияния, которое прекрасно и удивительно. Западного влияния было с лихвой, а вот Востоком интересовались мало. Во второй половине XX века мировой театр увлекается восточными техниками: Гротовский, Мнушкина, Бежар — театральными мирами буддизма и индуизма, ислама и иудаизма. А в России Восток под боком, и такой же подпитки не происходит в должной мере. Сейчас самое время наверстать. Я тут вижу конкретную возможность.

При этом мы говорили сейчас о недостатке конкуренции. Фестиваль — идеальный способ эту конкуренцию создать, потому что фестиваль, с одной стороны, — праздник театра, для зрителей праздник, но это еще ярмарка новых стилей, новых подходов в театре, это то, что развивает театр. Если в городе нет фестиваля, люди удовлетворяются тем, что у них есть, не требуют другого театра, у них нет понимания, что театр можно делать как-то по-другому. Если будет возможно усиление восточного влияния, я буду только счастлив, очень хочу посмотреть и тайский театр, и китайский, и иранский, и пакистанский, и монгольский.

— А может, уже есть планы на этот счет?

— Не знаю. Но, мне кажется, сложившаяся ситуация — это повод еще и для повышения престижа национального театра в России, я имею в виду театры татарские, башкирские, тувинские, бурятские, якутские, финно-угорских народов, театры кавказских народов, множество других систем. Российские театры, но на других языках. Это очень интересная культура, которая могла бы породить внутри российского театра конкурентную среду, возникновение альтернативы, разноплановости, разномастности, разноименности театра.

Я много езжу и точно знаю, что это совершенно невероятная культура, которая, к сожалению, часто бывает неизвестна на федеральном уровне. Такой театр существует, как правило, местно, внутри своих структур и территорий, словно в гетто. Если бы сегодня на федеральном уровне усилить взаимоопыление между русскими театрами и национальными театрами внутри России, то это повысило бы престиж иноязычного национального театра. Сегодня это один из самых верных способов справиться с перегрузками. У нас есть один фестиваль, который проходит в Грозном, но этого мало.

— А что это за фестиваль в Грозном?

— «Федерация». Если бы такие фестивали проводились в Москве и Петербурге, Екатеринбурге или Красноярске, было бы очень неплохо. А так мы постепенно теряем эту культуру, поскольку спектаклей на других языках все меньше и меньше. А театр — это ведь еще и одно из главных средств по сохранению языка, национальной идентичности. В ситуации перегрузки повышение престижа национального театра, этнических театров стало бы спасением.

— Согласитесь, что в России немало и периферийных русскоязычных театров и трупп, малоизвестных широкому зрителю, которые тоже могли бы приехать в какой-либо город с гастролями. Может быть, это как раз время и повод для их продвижения?

— На самом деле у нас довольно большая фестивальная афиша: «Транзит» в Новосибирске, «Камерата» в Челябинском Камерном театре, фестиваль «Свой» в Екатеринбурге, «Монофест» в Перми. Да и программа «Большие гастроли» хорошо работает. Но, безусловно, есть регионы, которые очень нуждаются в фестивалях.

Конечно, если бы фестивалей стало больше, то это спасло бы ситуацию, потому что в некоторых городах, тем более малых городах, низкая «продуваемость», есть географическая изоляция, а это приводит к культурной изоляции. Нужно создавать альтернативу и показывать зрителю, что возможен другой театр. Главное, чтобы экономические трудности не привели к крушению этих фестивалей.

— В России, в первую очередь в Москве, посещение театров — недешевое удовольствие. А в связи с падением уровня жизни искусство рискует стать совершенно недоступным. Видите ли вы здесь какие-то механизмы, которые бы сделали посещение театра более доступным без ущерба театральным коллективам?

— Это второе главное опасение после отзыва авторских прав. Уже многие директора жалуются на плохие продажи. У русского критика XIX века Дмитрия Писарева была дискуссия «сапоги или Шекспир». Конечно, людям, лишившимся работы, не до театра. Думаю, что театр будет испытывать серьезные трудности. Тем более что сейчас от кассы зависит конкретно количество премьер, интенсивность жизни театра.

Если люди не будут ходить в театр, будет меньше премьер. А это приведет к понижению экономических показателей, к нарушению госзадания, которое пока никто не отменял. Все это в конечном счете приведет к понижению цен на билеты, к понижению интенсивности работы театра и к тому, что театру не на что будет выпускать спектакли.

А зрители все же привыкли в последние годы если не к пышным декорациям, то к определенной визуальной культуре точно. Если не будет кассы, то не будет инвестиций. Я очень надеюсь на «Пушкинскую карту». Это одно из самых выдающихся вложений в культуру в последние годы, все директора счастливы, она очень помогает людям. Это реальная помощь государства театральной системе, огромное спасибо хочется сказать людям, которые это сделали.

— Вы точно подметили, что визуальная культура сегодня в цене у зрителя. Но разве театр не может существовать без декораций?

— Конечно, театр можно делать вообще без декораций. Но это должно быть эстетическим выбором художника — аскеза и минимализм, а не чем-то вынужденным. Если есть артист, он может работать и на голой сцене. Но только тогда, когда это совпадает с этическим или эстетическим выбором художника. Вопрос ведь в том, что не каждый спектакль подряд может быть голым, лаконичным.

— В новых условиях будет ли меняться роль театра, или она должна оставаться неизменной? Например, Ольга Волкова сказала, что будет смешить людей везде, где бы она ни была, потому что время тяжелое и народ нуждается в поддержке.

— Функции искусства остаются все равно прежними, и театр как был местом, которое занимается христианскими ценностями, таким и остается. Даже в советское время удавалось говорить о христианских ценностях, о любви, сострадании, милосердии, напоминать о ценности человека. Искусство лечит и хранит человека, не может не быть про человека. Таковы параметры театра, его основы, его скрепы.

— В связи с ситуацией неизбежного дефицита, может быть, у нас появится волна новых драматургов, которые будут писать на актуальные темы, и театры из-за необходимости заполнить дыры будут эти пьесы быстро осваивать и ставить на сцене?

— Они у нас и так есть. В девяностые был недостаток современной драматургии, драматурги были, но их не ставили, с конца нулевых годов более-менее установился баланс между классикой и современностью. Наверное, какие-то театры активнее обратятся к современной пьесе, но насколько они будут реагировать на актуальный контекст, неизвестно.

Нельзя за всех решать, как строить репертуар, самая опасная тенденция — это заставлять театры что-то ставить. Но история театра показывает, что, наоборот, в кризисные моменты и зрители, и режиссура уходили в нетленную проверенную классику, боясь современных повесток.

Фотографии: www.teatrugansk.ru; Антон Новодережкин / ТАСС.