Евгений ХАКНАЗАРОВ, Санкт-Петербург

15.02.2022

Новая сцена Александринского театра продолжает полет к вершинам современной драматургии. В новом спектакле «Тварь» жертвой актуальных веяний пал Федор Сологуб. Но пал с честью: в афише театра стало на шлягер больше.

Премьера в Александринском сделана по методу репки. В девяностых годах драматург и критик Валерий Семеновский написал пьесу «Тварь», опираясь на свои свободные фантазии по «Мелкому бесу» Сологуба. Относительно молодой режиссер Никита Кобелев поставил спектакль по пьесе — где-то расширив и что-то углубив. В результате от настоящего Сологуба отошли изрядно, но репку совместными усилиями все-таки вытащили. Как и бывает в таких случаях, конечному потребителю оказались предложены и вершки, и корешки. Выбор остается за каждым конкретным посетителем.

Зритель случайный, поверхностный, «модный» и просто очень молодой, зашедший по случаю и нахватавшийся новостей из сетевых заголовков, увидит на сцене много пикантностей, услышит про «оскорбление чувств», увидит «абьюз», порадуется остроумным и иным шуткам — и искренне поаплодирует на поклонах, после разнеся в соцсетях весть о постановке, которую каждый, кто следит за трендами, must see. Посетитель более почвенный и глубинный, даже если по привычке и сплюнет несколько раз в наиболее пиковых местах, также останется доволен: на сцене будет не только «оживляж», но и смысл, и недосказанность, и, напротив, эпатирующая резкость в стиле «нате, вот!». О том, что итоговое меню удовлетворило всех, говорят продажи: билетов на «Тварь» нет уже и на март.

Медитируя над историей сошедшего с ума провинциального преподавателя гимназии, вожделеющего получить пост инспектора при подложном благоволении графини Волчанской, создатели спектакля, как нынче и принято, погружаются даже не в пост-, а в какой-то сущий метамодерн, благо пьеса Семеновского дает для этого все возможности и простор. Всё плохо, все плохи, но каждый по-своему — это главное.

«В каждом есть свой мелкий бес», — заметил режиссер во время предпремьерной встречи со зрителями. Истина, конечно, банальная для мыслящих людей. Но в эпоху нынешнего буйства ментального суррогата, льющегося на нас из СМИ и интернета, и она хороша. Стесняться банальностей тем более не стоит, потому что уже все сказано. Наиболее емко высказались, как и полагается, литературные классики, загнав в рамки учебников все последующие поколения — тем более в пределах косной гимназической системы. Самые отъявленные виновники присутствуют как на сцене — пространство действия ограждено бюстами Державина, Пушкина, Гоголя, Достоевского и Толстого, — так и в виде цитат и аллюзий. Вполне справедливо, что в итоге все с упоением оплевывают Льва Толстого, а Пушкина и вовсе кокают о пол на мелкие осколки. Но этого недостаточно для получения ответа на вопрос, чем сердце успокоится. Более-менее все устаканивается, когда под плевки попадают «послемодернисты», поляки, евреи, гимназисты, покойные мужья, предки скопом, ну и, чего уж там, потомки — «чтоб не слишком гордились, что живут после нас». Хотя, по здравому рассуждению, нам гордиться особо нечем: после таких предшественников остается только выживать.

Порядок мироустройства можно нарушить легко: достаточно понять, что можно, оказывается, плюнуть на обои, а затем плеснуть на них кофием (стильная черно-белая вселенная спектакля настолько обезобразилась погаными потеками, что я аж поежился).

После внешнего нарушения всех границ гораздо легче рушить и границы внутренние. Так и поступает авантюрная и обманчиво дураковатая невеста главного героя Варвара, которую совершенно эпично играет Янина Лакоба. Сам учитель словесности Ардальон Передонов (Иван Ефремов) и при первом появлении, и в кровавом финале экстатически цитирует строки Державина «я царь — я раб — я червь — я бог!» и т.д. Заголовочное понятие у Державина тоже присутствует, но Передонов вовсе не «тварь премудрости создателя», а просто тварь. И в спектакле в целом этих тварей еще больше — практически каждый яркий персонаж с червоточинкой, как и полагается в постпостмодерне, который Сологуб смутно предвидел более ста лет тому, а Валерий Семеновский, создатели спектакля и все мы непосредственно барахтаемся в нем. К персонажным тварям отнесем и не по годам циничную Людмилу (Анастасия Пантелеева), «невинно» развращающую гимназиста Сашу Пыльникова (Владимир Маликов). А этот сиротка в итоге и сам оказывается не прочь развратиться. Страсти обуревают и вкрадчивого, внешне благообразнейшего директора гимназии (Андрей Матюков в костюме художника Марины Бусыгиной демонстрирует не только точеную стать — мои соседки по ряду обзавидовались крою, — но и феноменальную интонационную игру голосом). Что уж говорить об эмансипе Преполовенской: Ольга Белинская в этой роли — воплощенный секс, который, как складывается впечатление, приходит нам на спасенье в жестокие часы общественных и личных деформаций. Даже если в кровати, в инстаграме, в тиндере в итоге вырисовывается самая настоящая карикатура, а понятия «личное» и «публичное» меняются местами.

И автор пьесы, и режиссер, что называется, залепили в лоб зрителям всей этой захерностью, мазоховостью и фрейдизмом. Это, конечно, такой прием. «Раздеться легко. Раздеться внутренне — вот проблема», — говорит на странице спектакля о поставленной перед актерами задаче режиссер Кобелев. «Всякую свежую идею в области либидо приходится пробивать с огромным трудом», — на свой лад сокрушается персонаж Преполовенская. Но, оказывается, нет — вовсе не с трудом. По крайней мере, главный герой выведен весьма привлекательным для дам и мог бы без особого труда добиться… Чего? А вот это вопрос.

Что желает Передонов, показанный в «Твари»? Места инспектора, выгодной женитьбы — это очевидно. Жизненного благополучия. Но не только. Вырваться из границ, явить себе и миру ту самую «черту начальну божества» из державинских строк. А в финале — вершить судьбами и занять место творца. И это уже форменное безумие. Ведь трудно быть богом, гораздо труднее, чем написать это заветное слово мелом на доске, — что Передонов и делает перед развязкой. Нам это не по силам. Внутренние мрак и смрад, которых не изживешь, не позволят. Темная сторона главного героя метафорически заключена в той самой невидимой инфернальной сущности, недотыкомке, которая преследует бедного и отвратительного Ардальона. Никто ее не видит и не чует, а Передонов терзаем ею. Он слышит ее мертвящую перебежку даже в вентиляционном коробе — как по мне, явная аллюзия на Чужого в фильме Ридли Скотта. На вопрос обеспокоенной Варвары про недотыкомку Ардальон орет: «Тварь какая-то неопределенных очертаний!» Вполне точный портрет почти каждой сущей на земле души. По крайней мере, в некоторые моменты жизни.

В целом, несмотря на шутки, смех, стильную картинку, в спектакле получается все довольно грустно. Умерли все классики, предварительно наговорив с три короба. Ведомые ими, умерли наши предки — те, кто читал русскую литературу, конечно. Остальные, считайте, и не жили. Умрем, нагрешив, и мы — оплеванные самими собой. Что же получается — останется только вот эта самая всеобщая недотыкомка? Создатели «Твари» вроде бы оставляют надежду, цитируя стихотворение Сологуба: «Живы дети, только дети». Но — там же: «Мы мертвы, давно мертвы».

Нет, все же очень печально. 

Фотографии предоставлены Александринским театром. Автор фотографий — Анастасия Брюханова.