На Новой сцене Театра имени Евгения Вахтангова — пьеса Фридриха Дюрренматта «Ромул Великий» в постановке Уланбека Баялиева. Спектакль расскажет об одном дне римского императора, вместо проблем государственной важности поглощенного заботами о несушках.

Свою антивоенную пьесу драматург назвал «неисторической исторической комедией», написал ее после окончания Второй мировой войны в тихой Швейцарии, далекой от баталий кровавого столетия. Сценическую судьбу «Ромула» трудно назвать счастливой, если под таковой иметь в виду дефиле по подмосткам мира, которое, впрочем, блистательно осуществила следующая «трагическая комедия» автора — «Визит старой дамы».

В «Ромуле Великом» ужасы военного лихолетья натолкнули Дюрренматта на рассуждения о закате Западной Римской империи. Он рифмует его с падением Третьего рейха. Документальной достоверности в пьесе нет: на самом деле в дни грандиозной катастрофы V века, изменившей облик мира, Ромула звали не великим, а мелким, да и был он настолько молод, что за него правил отец. В пьесе все по-другому.

Летняя вилла Ромула в Кампанье. Время действия: зенит весеннего месяца, с утра 15-го до утра 16 марта 476 года — мартовские иды, отмеченные роковыми событиями. Префект кавалерии Спурий Тит Мамма (Виталийс Семёновс) скакал без передышки 50 часов, чтобы сообщить императору жуткие вести: германцы приближаются к Риму, итальянские города сдаются. Ромул его не принимает — ему до злободневных новостей дела нет. Военное положение он обсуждает только со своим парикмахером. Привычный мир разваливается, казна давно пуста, но главное увлечение Ромула — разведение кур.

Все действующие лица выражают отношение к крушению города, призывая аморфного Ромула дать германцам отпор. Высказываются император Восточной Римской империи Зенон с манерами рафинированной дамы (Владислав Демченко), кудрявый и улыбчивый военный министр Марес (Олег Лопухов), объятый страхом премьер-министр (Сергей Пинегин), бесцеремонный «фабрикант штанов» Цезарь Рупф (Евгений Косырев). Дают советы даже бритоголовый камердинер Пирам со скелетом за плечами (Артем Пархоменко) и многоликий актер Филакс (Павел Тахэда-Карденас). Они — карикатуры, у каждого — свои этюды в этом балаганном каскаде, резкий грим, утрированные жесты, их мнения — собрание общих мест, а некоторые фразы не лишены пафоса агитации и пропаганды. Яркий парад эксцентрики ловко балансирует на грани комедии и трагедии. Предлагается объявить тотальную мобилизацию или откупиться от германцев, «продав» дочь Рею миллиардеру. Впрочем, она готова на этот брак. Рея Евгении Ивашовой в черном парике с гримом Алисы Коонен-Антигоны — грустный клоун, похожий на Пьеро. Она настоящая римлянка и ради спасения Родины готова на жертву. Да и ее жених Эмилиан с израненной душой и изуродованным лицом (Владимир Логвинов), сбежавший из германского плена, видит свой державный долг в отказе от невесты. И только Ромул в прекрасной ночной сцене с дочкой уверяет ее, что личное счастье нельзя разменивать и нужно ценить того, кого любишь.

Все окружение Ромула, включая его экстравагантную жену Юлию (Яна Соболевская) — верные дети еще недавно мощного Рима, последователи его идеологии и знаменитой римской доблести. Величие же Ромула в том, что он понял: настало время отметать эти ценности, они уже не годятся. Владимир Симонов создал сильный многогранный образ. Его герой на протяжении всего спектакля вызывает симпатию. И когда распродает бюсты великих, составивших славу отечества, суматошному антиквару (Олег Форостенко), и когда бесстрастно, почти буднично отдает лакеям золотые лавры из своего венка. Его игра интригует, и зрители, не читавшие пьесу, не сразу понимают, что равнодушие Ромула к делам политическим — продуманный план по разрушению Рима, который уже в агонии и давно изменил себе, предпочтя человечности тиранию.

В ситуации безнадежности, неотвратимости и неизбежности Ромул выбирает модель поведения стоика. Мудрый Ромул точно знает, что это — не конец мира, а некая прочитанная страница книги, которая будет писаться еще многие века. Как кинику, ему близка философия, доказывающая, что основа мироздания — человек с его естественными заботами. Он с самого начала знает, что останется один и примет смерть. Он ждет ее, но судьба «редактирует» финал императора.

Семья и министры оставляют его и гибнут при переправе на Сицилию, а германский вождь Одоакр, похожий на чиновника-функционера (Максим Севриновский) тоже оказывается куроводом, не жаждет власти и отказывается казнить Ромула. Лучшую сцену спектакля этот мужской дуэт проводит на птичьем языке, их пронзительное кудахтанье выражает невероятные эмоциональные перепады. Кредо Ромула терпит крах — тот, кто мечтал убить империю, оказывается маленьким человеком, мгновенно потерявшим свое эпикурейское величие.

Умный режиссер не стал проводить прямые аналогии с днем сегодняшним, хотя текст дает на то все основания. Публика радостно аплодирует лозунгам: «За свободу и крепостное право!», «За бога и рабство!», «За куроводство и сельское хозяйство!», живо реагирует на призывы: «Верните провинции, регионы, империю!», «Мы должны любить Родину, но не больше, чем человека». Сценическая версия не про императора Римской империи, не про высшую власть и молчаливый народ; не рассуждения на тему абсурдности мироустройства, не дискуссия о том, кого нужно любить — великую Родину или обычного слабого человека. Спектакль — про нас, про тиранию на всех уровнях, вплоть до коллизий жизни семейной. И еще о том, как надо расставаться со своим прошлым — этот незапланированный урок оказался своевременным в эпоху, когда множится власть цифровых технологий и диктует свои условия пандемия. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые» — поверим поэту. 

Интеллектуальный текст Дюрренматта режиссер Баялиев расцвечивает буйными постановочными фантазиями, разворачивающимися на фоне темного скупого пространства с интерьером из брикетов сена (сценография и костюмы, смешивающие времена и моды, рождены фантазией Евгении Шутиной). Музыка Фаустаса Латенаса построена на диалоге земных мелодий и звуков неведомых космических высей, — лебединая песня недавно и внезапно ушедшего композитора. «Ромул Великий», предпремьерные показы которого прошли накануне новогодних праздников, входит в репертуар в 2021-м — в год столетия Вахтанговского театра и векового юбилея Фридриха Дюрренматта. Совпадение не случайно.

После спектакля «Культура» задала несколько вопросов режиссеру Уланбеку Баялиеву.

— Не устарела ли пьеса?

— Она абсолютно современна. Не потому, что в ней идут переклички с сегодняшним временем. Там решается проблема, быть ли человечеству. Имеет ли оно на то право? В том качестве, в котором пребывает. Это актуально.

— Внутренний сюжет спектакля — искусство расставания с великим прошлым, в том числе и с театром. Мы отчасти в такой же ситуации — последние могикане уходят у нас на глазах.

— Нет никакого прошлого и нет в нем особого величия. Было время, когда театр значил больше, в некоем информационном вакууме он по-другому работал, был инструментом связи между людьми. Теперь этого театра нет, к нему не вернуться. И в этом смысле нет величия в старых мастерах. В них, которые уходят, была необходимость. Человеческая, социальная, общественная, духовная. Сейчас театр занимает совсем другое место. Это естественное движение жизни. Нам же всегда жалко, когда люди стареют и уходят.

— В пресс-релизе сказано, что спектакль в том числе и о театре. Какой театр вы имели в виду?

— Это о любом месте как о театре, о любом сообществе, где есть власть. Театр — это микрокосмос, в котором мы живем. Поэтому нам проще, когда мы репетируем, приводить знакомые аналогии и параллели. Но это ни в коем случае не о театре только. Это о нас и о том, как сегодня движется время. То, что мы видим, во что превратилась нынешняя власть тоже. И то, что мы о ней ничего не знаем.

— Пьеса Дюрренматта — интеллектуальный текст. Вы же сделали экзистенциальную драму.

— Я бы так жестко не разделял. Театр — место для игры. Интеллектуальная драма — это кажущееся ощущение от пьесы при ее прочтении. При игре она скучна, а театр должен быть интересен. Зрителю нужен отклик, он должен быть подключен к происходящему. Еще не все получилось на сто процентов — и в легкости, и в шутливости, и в понимании пьесы, но мы, не пытаясь умничать, идем вперед, может, путем наивного театра. В нем легче вскрываются болевые точки.

— Историю «Ромула Великого» в России счастливой никак не назовешь. Чем вас она привлекла?

— Именно тем, что не разгадывается, что сложна. Она больше наша, российская, потому что применительно к Европе эта пьеса сейчас не работает. Мы же находимся в том времени, когда почва есть, и потому — возможность и повод об этом говорить. Мне было интересно, почему не получались спектакли и получится ли у меня.

— Вы довольны работой Владимира Симонова?

— Да, полностью. Вижу, куда он будет расти, как он будет меняться. После прочтения понял, что Ромула может сыграть только большой артист и в Вахтанговском такой есть: Владимир Симонов делает роль пронзительно, многообразно и трагично.

— Какой месседж посылал Дюрренматт и какой — вы?

— Если говорить о наших с ним совпадениях, которые я слышу, — где во всем этом человек? Такой наш общий с Дюрренматтом месседж. Мы вместе работаем. Разделить трудно. То ли Дюрренматт в меня попадает, то ли я через него ищу собственные темы. Я об этом не думаю, не знаю.