Виктория ПЕШКОВА

25.07.2019

90-летие Василия Макаровича Шукшина Московский Губернский театр начал праздновать еще в марте, когда Сергей Безруков вывел на сцену «Энергичных людей».

Худрук МГТ, продолжая экспериментировать с формами и жанрами, поставил музыкальный спектакль по последнему из завершенных произведений писателя. Безруков завуалировал едкую шукшинскую сатиру искрящейся тканью неубиваемых эстрадных хитов времен расцвета брежневского «застоя». Заблаговременность премьеры легко объяснима — юбилейные торжества приходятся практически на самую середину театрального «межсезонья». Однако в день рождения Василия Шукшина — 25 июля — на сайте театра можно было посмотреть телеверсию постановки.

Шукшин не часто делал горожан героями своих историй, и, как правило, даже если местом действия становились «каменные джунгли», сюжет вращался вокруг заплутавших в них деревенских обитателей, столь милых его сердцу. В «Энергичных людях» о своем крестьянском прошлом упоминает только один персонаж, да и то не слишком это обстоятельство педалируя. Остальные давно чувствуют себя стопроцентными городскими жителями и несказанно гордятся своим умением устроиться на новом месте с максимумом удобств — с квартирами-машинами и мебелями-продуктами-шмотками, которые нельзя купить — только достать.

В своей повести для театра Шукшин щедро одаривает героев всеми атрибутами благополучия, но такое реальное, казалось бы, счастье, ускользает у них из рук, и даже радость обладания получается какой-то вымученной. Потому что квартира, под самую крышу набитая дефицитом, перестает быть домом — уютным, теплым и, главное, надежным. А значит, единственное, что остается этим великим комбинаторам, — с завидной регулярностью глушить неистребимое чувство одиночества изрядными порциями горячительного, чтобы хоть силой алкогольных паров оторваться от земли и улететь куда глаза глядят — хоть в жаркие страны, хоть в холодные, лишь бы подальше от опостылевшей «золотой клетки».

Чтобы остановить эту ежедневную вакханалию, жена главного героя не придумывает ничего более эффективного, чем накатать «телегу» прокурору, обвинив ловкача-муженька и его столь же инициативных приятелей в воровстве, перепродаже дефицита и прочих смертных грехах. И движет ею не столько стремление к справедливости, — есть, пить и носить неправедно добытое укоры совести ей как-то не сильно мешают, — сколько уязвленная гордость, пышным цветом распустившаяся на месте давно заглохших чувств. 

Предельная гротесковость ситуации и намеренная шаржированность персонажей, большинству из которых Шукшин даже имен не дал, навела Безрукова на мысль поставить «Энергичных людей» как своего рода комедию масок. А где маски, там и карнавал: прически a la «Песняры», костюмы a la «Самоцветы» (остроумно спародированные художником Дмитрием Дробышевым) и хиты, хиты, хиты — от аббовских Money, Money, Money до «Летки-енки», причем в «живом звуке» Губернаторского оркестра, на время спектакля трансформировавшегося в ВИА с тем же названием. Не запеть вместе с артистами — немыслимо: на экране бегут строки любимых песен, ведь это спектакль-караоке, где бал правят 70-е. Даже увещевание относительно выключения мобильных телефонов вложено в уста «дорогого Леонида Ильича». И, разумеется, дотошнейшим образом воспроизведены интерьеры. Безруков во всех своих спектаклях выступает еще и в роли сценографа — не только на сцене, где ими можно лишь любоваться, но и в фойе, где у зрителя есть возможность устроиться в гостиной у телевизора и поболеть за наших в суперсерии с канадцами, присесть за кухонный стол, чтобы отведать пельмешек, или примерить пиджачок из дедушкиного гардероба.

В этой детальности, доведенной чуть не до абсолюта идентичности (подавляющее большинство предметов — не бутафория, а подлинные «артефакты») заложено обращение не столько к старшим, сколько к младшим. Для первых все эти до боли знакомые холодильники, проигрыватели и торшеры, сохнущее на веревках белье и коврики с тремя медведями на скверно оштукатуренных стенах — фрагменты портала, пройдя сквозь который, они могут ненадолго вернуться в свое тогда, к себе давешним, не слишком энергичным и, в общем-то, достаточно бедным, но гораздо более веселым и жизнерадостным. А вот для вторых все эти приметы канувшего мира, смешные, даже нелепые с точки зрения сегодняшнего навороченного бытия, — шанс повнимательнее вглядеться в своих пап и мам, бабушек и дедушек и, дай-то Бог, хоть на пару сантиметров уменьшить пресловутый разрыв поколений.

Шукшинский сарказм за минувшие четыре с лишним десятилетия нимало своей остроты не утратил, и перемещать эту карнавальную стихию в наши дни нет никакой необходимости: термины изменились, суть осталась. То, что тогда квалифицировалось как «скупка и перепродажа» и каралось по статье 154 УК РСФСР тюремным сроком с конфискацией имущества, сейчас называется лаконичным, ласкающим слух словом «бизнес». Общество по-прежнему — вдохновенно просвещает Аристарх (Сергей Вершинин) свою строптивую супружницу Веру Сергеевну (Галина Бокашевская) — «живет инициативой энергичных людей». И «нормальная» продавщица, как характеризует себя авантажная Соня (Вера Шпак), именуется ныне «эффективным менеджером» и получает, как правило, больше, чем учитель или ученый.    

Чего только не придумывают ушлые Аристарховы компаньоны, чтобы вразумить Веру Сергеевну, чью чашу терпения переполнила игривая Сонина записка, обнаруженная в кармане супруга. Импозантно-вальяжный Брюхатый (Александр Тютин) рисует перспективы жизни без мужа-добытчика, одну мрачнее другой. Неврастеник Курносый (Степан Куликов) предлагает отомстить обидчику, наставив ему рога, а Лысый (Михаил Шилов) и вовсе принимается стращать Уголовным кодексом. Но стоит непутевому Аристарху встать перед женой на колени и посыпать голову пеплом, как гнев ее улетучивается. А пришедшие в себя после пережитого ужаса подельники вдруг начинают размышлять о высоком и вечном. «Люди, в чем дело? В чем дело, люди?» — с тоской вопрошает Брюхатый. «Уважения побольше друг к другу», — откликается Лысый. «И любви, — веско добавляет Чернявый (Дмитрий Карташов). — Все можно достать! Все! А любовь не достанешь, если ее вот тут вот нету».

Отношение к ностальгии по советскому прошлому давно разделило общество на два непримиримых лагеря, каждый из которых отстаивает свою точку зрения с такой бескомпромиссной яростью, словно более важных проблем в жизни страны не наблюдается. Сергей Безруков задался вопросом более существенным, чем банальное «кто прав?». Ему хочется понять, почему она, тоска по канувшей в Лету стране, вообще имеет место быть. Глядя на самозабвенно поющий зал, понимаешь, что дело не только в молодости, которая осталась там, не только в победах и свершениях, которыми мы имеем полное право гордиться, но в особом чувстве со-бытия. Мы ощущали себя не островами в океане, а плотно пригнанными друг к другу участками обширного материка, и большинству из нас это было в радость. И песни, которые теперь практически негде петь, так чтоб не себе под нос, а всем вместе, в сущности — код доступа к почти утраченному чувству Родины, отлитого в шукшинскую емкую точность: «Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание — не отдавай все это за понюх табаку...»

Фото на анонсе: mskagency.ru