Алексей КОЛЕНСКИЙ

25.04.2019

Гостем Московского фестиваля стал режиссер Иштван Сабо. Классик представил ретроспективу «ХХ век венгерского кино» и пообщался с «Культурой».

культура: Вы демонстрируете объемный взгляд на вещи и разнообразную стилистическую игру с приемами соцреализма, «новой волны», феллиниевской барочностью и статуарностью классического костюмного фильма. Каково Ваше авторское кредо?
Сабо: Я рассказываю истории, чтобы поделиться личными переживаниями в мире, где большая История постоянно вторгается в жизнь людей войнами и революциями. Каждая семья может потерять своих членов из-за политических игр, и каждый мой фильм снят об этом. Я бы с удовольствием сделал картину о юноше и девушке, держащихся за руки в кафе, но и в таком сюжете обязательно появится солдат, который попросит их предъявить документы. Мир остается неизменен: люди быстро забывают войну, а она — главное, что с нами происходит.

культура: Может ли кино изменить окружающую реальность?
Сабо: Нет. Политический режим можно сменить за одну ночь, но ментальность народа — иное дело. Корни, традиции, религии, бабушки и дедушки связывают нас крепче всякой официальной системы, и любой фильм хорош настолько, насколько человек узнает ситуацию, в которую его помещает режиссер. Главное зрительское переживание: «Ого, да я не один, это уже с кем-то произошло! Может быть, даже со мной...» Кино работает как вакцина, поддерживающая наш иммунитет. А мир менять не нужно, его надо учиться понимать, и помогать людям менять то, что они способны изменить.

культура: Какие фильмы подарили Вам такой взгляд?
Сабо: «Чудо в Милане» и «Похитители велосипедов» Витторио Де Сики, весь итальянский неореализм, изображение узнаваемой действительности. Затем пришла французская «новая волна», снимавшая пленэр «с колес». Она показала, как свободная камера может запечатлевать улицу в движении. Далее наступила пора самокритики — «Дорога», «Восемь с половиной» и «Амаркорд» Феллини... Это словно эпоха барокко. А затем родилась простота, Бергман. Важность человеческого лица, способного передавать гораздо больший набор эмоций, нежели великий роман.

Параллельно на меня влияло русское кино. Прежде всего — «Гори, гори, моя звезда» Митты, прекрасный актер Табаков, фильмы Марлена Хуциева — «Застава Ильича», особенно сцена, где герой во сне встретился с отцом и спросил, как ему жить. А тот ответил: я погиб в двадцать один год, а тебе уже двадцать три, тебе лучше знать...

культура: Сегодня кино измельчало, перестало искать ответы на трудные вопросы. В чем причина и виден ли свет в конце тоннеля?
Сабо: Понятия не имею.

культура: Тогда позвольте загадать Вам загадку. Ваши небогатые соседи-румыны не могут гордиться классическим наследием, зато снимают современное волнующее кино и регулярно собирают урожай фестивальных призов. А у мадьяров нет никого, кроме Белы Тарра. Отчего так происходит?
Сабо: Из-за ощущения причастности к судьбе своего народа. Румынские режиссеры почувствовали необходимость сказать нечто важное, но у них не было средств, и они решили, будто бы способны делать кино без финансирования. Получались отличные фильмы, ведь бедность требует концентрации, а деньги распыляются и рассеивают внимание. Важно не обольщаться, говорить лишь о том, что тебя волнует. У Чехова в «Чайке» есть врач. Он советует поэту писать только о важном и вечном, соблюдая ясный смысл. Этого достаточно.  

культура: На каком этапе Вашей работы проявляется этот смысл?
Сабо: По утрам я просыпаюсь с мыслью, что мне предстоит распоряжаться временем примерно семидесяти человек. Я должен объяснить каждому, что делать, а главное, донести — как. Иначе говоря, куда мы движемся. Талантливых людей не бывает много. Гораздо больше тех, кого следует переубедить, заставить подчиняться здравому смыслу. Еще сложнее внушить всем потребность делать то, что хочу я. Если это удается — складывается фильм.

культура: В трилогии «Мефисто», «Полковник Редль» и «Хануссен» Вы зажгли звезду великого артиста, Клауса Марии Брандауэра. Этот человек подобен урагану, его избыточное актерство отдает чем-то инфернальным. Стоит ли доверять одаренным людям?
Сабо: В кино — да. Фильм рождается благодаря энергии артиста. Режиссер способен лишь ее направлять.

культура: Хотя в реальном мире становится все больше неконтролируемой энергии. Кому выгоден пожар Нотр-Дам — знамение, несущее чисто символическую нагрузку?
Сабо: Я не полицейский следователь. Думаю, это случайность. Собор Парижской Богоматери горел не впервые, но кому интересно, кто его поджег двести лет назад? Он является одним из главных символов европейской культуры и гораздо существеннее то, в каком виде он возродится.

культура: Случалось ли Вам, посмотрев хороший фильм, догадываться, что его режиссер чему-то научился у Вас?
Сабо: К сожалению, нет. Но и я не отношусь к своим картинам настолько серьезно. Главное для меня — зрительское удовольствие. Я не так интеллектуален, чтобы анализировать свои фильмы, но работы классиков разбираю с наслаждением.    

культура: С какими режиссерами ассоциируется будущее кинематографа?
Сабо: Эйзенштейн, Бергман, Феллини, Куросава, Трюффо, Вайда, Одзу, Уэллс, Кассаветис и примерно пять-шесть молодых имен. Вернер Херцог, почему бы и нет? Сегодня очень трудно говорить о магии кино, и я не хочу назначать гениев. Теперь слишком важно казаться оригинальным, и у многих получается морочить людям голову парой-тройкой картин: «Ого, да это новый Дзига Вертов!» Затем «волшебство» проходит, и критики, подобно Кардену или Сен-Лорану, принимаются раздувать новые «модели». Эта история тянется десятилетиями. Меня не интересуют тенденции, я консервативен.

культура: Какой моральный урок преподала Вам успешная режиссерская карьера? 
Сабо: Кино научило меня ценить таланты людей. Помочь человеку воплотить свой дар непросто. Любая яркая личность затмевает других. Это явление рождает негативную энергию. Моя задача — превратить ее в позитив, дать каждому реализоваться, а значит, следует прежде всего самому учиться сдерживать себя, постоянно повторять: «То, что ты предлагаешь, прекрасно, давай вернемся к этому завтра!»

культура: Вы часто работали со звездами и всегда умели раскрыть их с неожиданной стороны.
Сабо: Актеров нужно любить. Они должны быть уверены в том, что стоят перед моей камерой, поскольку никого нет лучше их и я им абсолютно доверяю. Так в любом деле. Например, в больнице. Главврач должен абсолютно доверять специалистам своей клиники, тогда они станут учиться, ответственно готовиться к операциям. Великий актер никогда не станет отбрасывать тень на партнеров, ведь игра — это в первую очередь обмен энергиями. В нашем деле выскочить на авансцену и переиграть всех стремятся лишь коротышки. Великие всегда играют в паре. Они кидают мяч так, чтобы я сумел его поймать.

культура: Вы показывающий режиссер?
Сабо: Нет. Я плохой артист. Исполнитель для меня — музыкальный инструмент. Ему нужно помочь взять верный тон, который способен уловить только он. Я жду лишь, чтобы меня удивили. Это непросто. Но актер, отрабатывающий шаблоны, — это полицейский или солдат. Он мне неинтересен.   

культура: Над чем работаете?
Сабо: Заканчиваю фильм с рабочим названием «Медицинское заключение». Как видите, ассоциация с больницей всплыла не случайно.

Фото на анонсе: «Пора мечтаний», 1965. Режиссер: Иштван Сабо