26.04.2018
— Я рос в самой обычной, очень небогатой нью-йоркской семье. Родители пережили Великую депрессию, после которой, как и все вокруг, осознали: американцы должны построить новую страну. После Второй мировой и корейской войн люди должны были направить энергию в принципиально иное русло, постараться сделать Америку по-настоящему великой державой. И во многом преуспели, но утратили главное: мы перестали жить как одна семья — так, как жили все мои родственники; мама и папа, дядя и тетя постоянно думали о других.
Нам нужно было выстроить отношения между нами и другими нациями, о которых мы мало что знали. Афроамериканцы и латиноамериканцы должны жить лучше, им необходимо помочь — так рассуждали предки. Отец — демобилизованный моряк, ростом под два метра, с огромными ручищами, в общем, «авторитет на районе» — бывало, подзовет какого-нибудь неприкаянного паренька с сигареткой и скажет не допускающим возражений тоном: «Эй, пойдем-ка со мной». Он вовлекал в свою орбиту подростков и собственных сверстников, играл с ними в баскетбол, бейсбол, не допускал, чтобы молодая шпана продолжала катиться по наклонной.
Мы старались развивать то, что передали нам родители, боролись за то, чтобы жить в мире, уважать друг друга, совершенствовать индустрию, обмениваться информацией — словом, менять наш образ жизни к лучшему. А получили Вьетнам. Отчего, зачем?
Мой папа бывал в госпиталях и видел ребят, вернувшихся с корейской войны, — юнцов с ампутированными ногами, потухшими глазами. Отец работал страховым агентом, впоследствии выучился на психолога и водил меня, мальчишку, по этим страшным госпиталям. А еще я посещал тренировочные лагеря — складывалось ощущение, что перед нашими рядовыми, сержантами, офицерами стоял не столько вопрос войны, сколько проблема выбора своей судьбы. Зачастую мы делаем не то, что бы нам хотелось, а просто решаем вопросы выживания. А они не всегда укладываются в рамки реальной, настоящей жизни. И Вьетнам показал нам: подобное положение вещей установилось всерьез и надолго.
Еще тинейджером я задавался вопросом: «Что мы делаем там, за океаном?» Политики громогласно заявляли: «Чтобы остановить распространение коммунизма!» «В самом деле?» — недоумевал я. «Чтобы защитить вьетнамский народ!» — продолжали они. «От кого, если мы сами пришли туда с оружием в руках?» Мне всегда казалось, что если нашей целью было изменение мира в целом и жизни людей к лучшему (как это декларировалось), то нужно было не насаждать собственное видение этого, а попытаться действовать вместе, в общих интересах. Ведь что могут выбрать люди, если они попросту умирают? Каждый народ заслуживает уважения — игнорирование этой элементарной истины стало главной ошибкой вьетнамской авантюры.
Поворотным пунктом в моей судьбе стала встреча с недавно ушедшим от нас Милошем Форманом, умевшим превратить каждый фильм в гимн свободе. Так было и с его американским дебютом — «Волосы», — где мне довелось сыграть. Но я и раньше восхищался им, Андреем Кончаловским, а позже — Никитой Михалковым и другими кинематографистами восточноевропейского блока.
Восход Милоша к вершинам кино совпал с периодом непростых отношений между Чехословакией и советской Россией, да и холодная война тогда была в самом разгаре... Приехав в Америку, Форман целый год прожил в отеле, практически не покидая его и не имея возможности общаться с людьми, — об этом я узнал много позднее. Милош делал прекрасные фильмы у себя на родине, в Чехословакии, которые во многом отражали положение вещей в этой стране и ее взаимоотношения с другими государствами. Этот беспокойный и радостный дух он привез в Америку, ему удалось уловить ветер перемен, веявший по миру в шестидесятых. Он словно вернул ее нам — поколению, боровшемуся против вьетнамской войны. И я счастлив, что мне довелось перенести это на экран. Выбирая жизненный путь, я не сомневался: верность идеалам и актерской профессии, политическая активность были для меня единым целым. Это было счастливое время, молодежь поверила в свои силы и одолела систему.
Сегодня юные американцы совершают огромное количество самоубийств. Казалось бы, в общественной атмосфере витают приятные вибрации, люди подпитываются в целом правильными энергетическими посылами, но при этом на окраинах городов и обочинах дорог прозябают массы обездоленных, лишенных крова бедняков. Хорошую, соответствующую ожиданиям и навыкам работу может найти далеко не каждый, поэтому многие поглядывают в сторону армии, где есть гарантированный кусок хлеба. С новой остротой встает вопрос о разжигании розни — пришла пора наконец научиться понимать друг друга. Возможно, нам следует быть построже со своими детьми. Да, они имеют право и должны жить собственной жизнью, но всегда рядом нужен старший, кто сумеет вовремя остановить, предостеречь: «Внимательнее, следуй за мной, оглянись по сторонам, призадумайся: есть что-то, что мы лучше сумеем сделать сообща». При отсутствии должного внимания последующие поколения наломают дров.
Энергия молодых должна направляться исключительно во благо. Сберечь дух надежды на будущее — долг всех людей Земли. Мир меняется только благодаря нам, и изменение его к лучшему — личная ответственность каждого. Мы не можем позволить себе потерять контроль над ситуацией, потому что мир сам по себе его постепенно теряет. Шестьдесят лет назад повсюду расцветал пацифизм, почему мы не можем вернуться к этому сегодня? «Отчего правительствам так сложно договориться друг с другом?» — недоумевают простые американцы. Подобные настроения я уловил и здесь, в России. Сегодня отношения между нашими странами довольно напряженные, однако, несмотря на это, я надеюсь еще поработать с выдающимися российскими режиссерами. Конечно, не раздумывая, принял приглашение на съемки в «Движении вверх» и на Московский кинофестиваль.
Фото на анонсе: Екатерина Чеснокова/РИА Новости