Играем Бергмана

Наталия КАМИНСКАЯ

16.03.2012

Московский театр «Современник» за два последних сезона все увереннее оправдывает свое родовое имя и делает это красиво, неутилитарно.

Современные произведения, появляющиеся в репертуаре, не втиснуты в узкие рамки «новой драмы» и даже первого десятилетия ХХI века. Тематический диапазон простирается от задушевной истории из российской жизни до непристойно хулиганского выпада старых британских панков. В списке приглашенных режиссеров «зубр» Евгений Арье соседствует со вчерашними выпускниками РАТИ.

В нынешнем «Современнике» ловят новые смыслы и качества широким бреднем, не боятся провалов, смело зовут на большую и маленькую — Другую — сцены молодых режиссеров. А те, в свою очередь, умозрительным концепциям предпочитают не шибко модную нынче кропотливую работу с литературным материалом и артистом.

Рисковая, в принципе, затея с постановкой «Осенней сонаты» Ингмара Бергмана (культовый фильм 1978 года поди-ка переплюнь), предпринятая выпускницей РАТИ (мастерская Сергея Женовача) Екатериной Половцевой, завершилась явным выигрышем. После удачного дебюта на Другой сцене спектаклем «Хорошенькая» режиссер уверенно шагнула на большую, пригласила на одну из главный ролей Марину Неелову и взяла в соавторы известного петербургского сценографа Эмиля Капелюша.

Знаменитая история взаимоотношений матери и дочери, окрашенная в сумрачные скандинавские тона и нашпигованная фрейдистскими подтекстами, перенесена режиссером на отечественную почву. Ни в коем случае не буквально. Но сам климат на сцене становится как будто теплее, а герои — раскованнее и простодушнее. В спектакле удивительным образом соединяются холодный, метафизический облик бергмановского пространства и совершенно российский, чуждый математической точности стиль актерской игры.

Капелюш придумывает на сцене некий «край мира», и вот огромный параллелепипед продуваемого насквозь пасторского дома, где живет со своим мужем Ева, уходит вглубь, в бесконечность. Здесь в шезлонгах сидят и живые, и ушедшие, а воспоминания, мечты и ночные кошмары легко мешаются с реальностью. Но и в самом доме фантомы способны появляться, подобно «скелетам в шкафу» и исчезать под теплым солнечным лучом (художник по свету Глеб Фильштинский, как обычно, создает в спектакле свою «музыку»).

Неелова, играющая мать, пианистку Шарлотту, и Алёна Бабенко — ее дочь Ева, царят в спектакле безраздельно. Между матерью и дочерью идет смертельная психологическая дуэль, а тем временем две замечательные актрисы сливаются в счастливом дуэте, где невозможно определить, кто лучше, кто сильнее.

Шарлотта роскошна со своей грацией, ухоженностью, со стильной прической и особыми, чисто нееловскими мелодично-ребячливыми голосовыми модуляциями. Ева в своем зрелом возрасте так и остается зажатым, недолюбленным, не умеющим распорядиться собственной внешностью подростком. Психологические подоплеки судеб и характеров, доведенные в картине Бергмана до опасной психопатологической черты, у Половцевой удерживаются в области обычной, хотя сложной и драматичной человеческой жизни.

Трагическое то и дело скатывается в смешное, и это касается в первую очередь Шарлотты с ее простодушием законченной эгоистки. Неелова играет эти эпизоды с неподражаемым юмором. Ее наблюдения беспощадно точны: вот мать искренне пытается вникнуть в рассказ дочери, но слушать не привыкла, лезет в сумочку, достает духи, пудреницу, всякую дорогую дребедень. Раневская из «Вишневого сада» или Аркадина из «Чайки» (Бергман сочинял «Осеннюю сонату, не скрывая чеховской парафразы) вспоминаются с ходу, а Неелова играла Раневскую на сцене «Современника». И вот Шарлотта выходит к ужину, устроенному на природе, в нелепом концертном платье, которое через минуту будет замазано грязью.

Мать отчаянно боится завязнуть в жизненной рутине, не желает подпускать близко к сердцу чьи-то несчастья. Ее дочь Ева, не состоявшаяся как музыкант, имеющая преданного, заботливого мужа, но пережившая смерть ребенка, напротив, стойко и трезво относится к реальности. Половцева вытаскивает на свет вполне земную историю семьи, где артистическая одаренность матери обездолила и ее детей, и в конечном счете ее саму. Ева и Шарлотта одинаково страдают от того, чего недодали друг другу и чего на самом деле отчаянно желали. Чувство вины, неутоленная жажда любви и бесконечное одиночество каждой из героинь становятся темой спектакля.

Но есть в нем еще одна тема — сила таланта, детерминирующая жизнь каждого, кто им обладает. Неелова играет этот подлинный музыкальный талант, и сцена, где Шарлотта вдохновенно объясняет дочери, как следует исполнять Шопена, становится одним из мощнейших моментов. Второй, не менее мощный момент принадлежит Еве — Бабенко, когда она, отбросив комплексы и страхи, твердо и страстно настаивает на взаимной проницаемости двух миров: живого и мертвого. Оказывается, что Ева обладает не менее сильным даром, только лежит он в области человеческих взаимоотношений. Дочь еще даст матери фору. Яблоко от яблони на поверку падает еще ближе, чем нам казалось. Каждая из героинь обречена нести свой крест, и неизвестно, какой из них тяжелее.

«Осенняя соната». Ингмар Бергман 
Режиссер Екатерина Половцева 
Художник Эмиль Капелюш 
Художник по костюмам Виктория Севрюкова 
В ролях: Марина Неелова, Алена Бабенко, Елена Плаксина, Сергей Гирин, Александр Рапопорт