Александр МАТУСЕВИЧ

24.05.2017

В Красноярске поставили канувшую в Лету оперу забытого композитора: спустя сто лет в отечественном репертуаре снова есть место для первого большого сочинения Цезаря Кюи.

Из пятерки классиков, именуемой «Могучей кучкой», Цезарь Кюи — самый невостребованный. Профессор фортификации и едкий музыкальный критик, член знаменитого содружества, проживший самую долгую жизнь (умер в голодном революционном Петрограде в 1918-м), сегодня он известен лишь парой романсов да упоминанием в словарях и энциклопедиях рядом с соратниками-титанами. Из солидного оперного наследия в репертуаре отечественных театров нет-нет да промелькнет что-то из написанного для детей, а из больших полотен не задержалось, увы, ничего. Очень редко, как правило, к какому-нибудь пушкинскому юбилею и в довесок к другим «Маленьким трагедиям» вспоминают о его «Пире во время чумы». Такое положение дел было обычным почти все столетие, прошедшее с момента ухода композитора из жизни.

Оспорить приговор истории попытались в Красноярском театре оперы и балета, обратившись к трехактной опере Кюи по Пушкину — «Кавказскому пленнику». При жизни автора его первый опус шел на сценах Москвы и Петербурга, Киева и Харькова, имел даже одну зарубежную постановку (в бельгийском Льеже), пользовался умеренным, но все же успехом у публики. Новую премьеру приурочили к открытию IV Международного вокального конкурса имени Петра Словцова — звездного сибирского тенора императорской эпохи.

Роскошные горы Кавказа на заднике и на суперзанавесе (художник Анна Контек), колоритная лезгинка, врывающаяся на сцену в различных картинах (хореограф Сергей Бобров), аутентичные костюмы — красноярцы стараются представить забытую оперу во всей ее первозданной привлекательности. Подход, не вызывающий вопросов: чтобы интерпретировать произведение и, может быть, переосмыслить, дать в перспективе оригинальную версию, его не плохо бы для начала просто узнать — распробовать и понять. В предлагаемые обстоятельства абсолютно традиционной рамы эстонец Неэме Кунингас, ныне главный режиссер в Красноярском оперном, мастерски вписывает мизансцены, делает профессиональные разводки, выстраивает драматургию отношений героев, следуя за партитурой, — тут ни к чему не придерешься. Спектакль убеждает своей добротностью и визуальной притягательностью. Впрочем, без вмешательства в текст не обошлось: петербургский маэстро Владимир Рылов вместе с автором концепции и худруком театра Сергеем Бобровым подредактировали либретто, привнеся в пушкинский сюжет мотивы богатой российской истории Кавказа — от Лермонтова до Толстого. Ход тоже, в общем-то, уместный. В том числе и за счет этого постановка оказывается актуальной — ведь живы до сих пор темы любви и ненависти, дружбы и войн, соседства и поиска компромисса, сложных, но очень близких отношений между народами.

Ну а что же Кюи? Грамотно скроенная композиция оперы, перемежающая лирические и драматические сцены с колоритными хореографическими зарисовками, приятные мелодии и нераздражающие, а чаще ласкающие слух гармонии, красивые арии и ладно написанные развернутые ансамбли — петь и слушать весьма комфортно. Одно «но»: стойкое ощущение, что встречался с этим уже не единожды. Причем, на удивление, музыка навевает воспоминания вовсе даже не об опусах товарищей-единомышленников по «Кучке», а скорее, о творчестве композиторов из «конкурирующей фирмы» — Чайковского или даже Рубинштейна. Печать вторичности и отсутствие ярко выраженной индивидуальности вопиюще в этой среднестатистической опере XIX века (в датировке ошибиться невозможно), а вот угадать имя автора, не зная наперед, будет крайне сложно.

Тем не менее это обстоятельство ни в коей мере не умаляет смелости шага красноярцев. В конце концов, сегодня из небытия достается столько давно отсеянных историей опер (один барочный бум чего стоит), которым, что называется, грош цена в базарный день, что невольно напрашивается риторический вопрос: а почему бы, собственно, и не Кюи? Все-таки наша национальная школа, Пушкин, классика, да и тематика — животрепещущая.

Дивиденды «Пленника» здорово повысило качественное исполнение, которое обеспечил театр. Это отлично поставленные танцы, очень крепкий оркестр и достойный хор (хормейстер Дмитрий Ходош). И наконец, квартет молодых солистов, в целом поющий хорошо, хотя и не без замечаний. Лидером оказался Александр Михалев (Абубекер) с баритоном удивительной красоты, ровности, экспрессии и небывалой четкости дикции. Густое сопрано, почти меццо по тембральному колориту, Ксения Хованова (Фатима) уверенно справлялась с высотами роли. Лирическому меццо Дарье Рябинко практически контральтовая партия Марьям, наперсницы главной героини, низковата — она написана еще в старых канонах, когда под меццо понимались голоса огромные, сочные, драматические. Титульную партию русского пленного офицера когда-то певал великий Собинов: одолеть плотную оркестровую фактуру лирический тенор может только за счет полетности, звонкости голоса, чего Сергею Осовину в премьерный вечер несколько недоставало.