Елена ФЕДОРЕНКО

28.07.2016

27 июля исполнилось бы 80 лет Марису Лиепе.  

Знаменитый танцовщик родился и учился в Риге — городе, где существовал некий балетный код и откуда чуть позже появились Михаил Барышников и Александр Годунов. 

Мариса заметили на Всесоюзном смотре хореографических училищ в Москве. Потом столичные педагоги увидели его в спектаклях Рижской оперы и были сражены открытым темпераментом и пылкой эмоциональностью. 17-летнему юноше предложили стажировку в Московском хореографическом училище. По окончании — работа с самим Владимиром Бурмейстером в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, победа на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов и приглашение в Большой. Марис попал в великую эпоху Юрия Григоровича, когда в танцовщике ценились мужественность и харизма. Того и другого у Красса и Ферхада в исполнении Лиепы было в избытке, благородными кавалерами стали его классические герои. В светловолосом кумире — идеале балетоманок всех возрастов — чувствовалось что-то нездешнее, иностранное. Лондон назвал Лиепу Лоуренсом Оливье в балете. Он снимался в художественных кинолентах и фильмах-спектаклях, а дуэт с Екатериной Максимовой в «Галатее» — из ряда образцовых. В возрасте 30 лет удивил реставрацией постановки Михаила Фокина «Видение розы», где выступил в роли эфемерного Призрака цветка. Потом дружное поколение созидателей рассыпалось, покинуло Большой театр. Время постепенно примирило участников той печальной истории. Но Марис до этого не дожил. Ушел слишком рано — в 52 года. 

Его дети — Андрис и Илзе — успешно продолжили дело отца, состоялись в профессии и основали Благотворительный фонд Мариса Лиепы. 

Накануне юбилея выдающегося артиста «Культура» поговорила с его дочерью — Илзе Лиепой.

культура: Головокружительная популярность главы семьи обеспечивала ее благополучие. А в творческой жизни фамилия отца помогала? 
Лиепа: Судьба балетного артиста непредсказуема и не всегда зависит от способностей. Многое должно совпасть. В детстве мы с братом не задумывались о том, что за нами стоит имя отца. Пока его напутствие: «Помните, что вы — дети Лиепы, и то, что простится кому-то, не простится вам» не стало актуальным в нашей театральной жизни. У Андриса начало карьеры складывалось тяжело, несмотря на блестящую победу на Первом международном конкурсе артистов балета. У меня тоже все оказалось не безоблачно. Тогда-то мы поняли, что фамилия не только не помогает, но и осложняет путь в профессии. Но личность отца заставляла нас соизмерять то, что мы делаем, с высотами, каких он достиг. Мы ощущали ответственность и старались, чтобы ему как минимум не было стыдно.

культура: Вы всегда внимательны к памяти отца. К 80-летию со дня рождения что-то готовите?
Лиепа: В этом юбилейном году, надеюсь, получится спектакль «Династия» или «Мой путь», который тесно связан с Марисом, Андрисом и моей дочкой Надей. Такая танцевально-драматическая история нашей семьи. Отец нас очень любил, и его любовь до сих пор дает силы. Он внимательно и серьезно относился к нашим первым шагам на сцене. Никогда не давил авторитетом, наоборот, подбадривал: «Ребятки, вы немножко постарайтесь, и все получится». Не жалел времени, приходил на занятия, советовал. Помню, как перед далекими гастролями он фотографировал меня на уроке и уже с другого континента прислал пачку снимков, отпечатанных на роскошной бумаге. На обратной стороне каждого — подпись: «хороший арабеск», «красивая поза», «здесь надо подтянуть ногу».

культура: Лиепа — не только блистательный партнер, но еще и незаурядный педагог. А Вас успел поучить? 
Лиепа: Да, и для этого мы с Андрисом объединились в одном классе, несмотря на почти двухлетнюю разницу в возрасте: брат остался на второй год, а я перешагнула через класс. Отец преподавал у нас дуэтный танец. Он считал, что хорошим партнером можно стать, если ты сам, сознательно, к этому стремишься. Передавал ученикам упорство, заражал интересом. Невозможно описать словами атмосферу, возникающую в пространстве репетиционного зала между учениками и мастером, личностью. 

культура: Марис Эдуардович ушел из жизни накануне появления собственной труппы. Что за театр он планировал основать?
Лиепа: В конце 80-х годов был подписан приказ о создании труппы и объявлен набор, но до этого отец не дожил. Коллектив возглавил Сергей Радченко. Он хотел назвать его именем Лиепы, однако нам показалось это нелогичным. Марис надеялся открыть при театре детскую студию. Не знаю, профессиональную или любительскую. Своей идеей он будто протянул путеводную нить к тому, чем сейчас занимаюсь я (Балетной школе Илзе Лиепа скоро исполнится 10 лет. — «Культура»). Отец оставил и Андрису жизненную задачу: после возобновления миниатюры Михаила Фокина «Видение розы» брат тоже увлекся шедеврами Дягилевских сезонов. 

культура: Лиепа вошел в историю как первый Красс в «Спартаке». Не обидно ли? Трактовки многих иных ролей остались в тени.
Лиепа: В историю артист входит тогда, когда создает в выдающемся спектакле неповторимую роль, в которой он — первый. У Плисецкой — Кармен, у Улановой — Джульетта, у отца, безусловно, — Красс. Часто слышала от людей, видевших «Спартака»: «Открывается занавес — и летит колесница, на ней — Красс!» А колесница-то неподвижна, движение ей придает дар артиста. Отец говорил: «На сцене должно работать не на размер зала, а на размер космоса».

Другие, не менее замечательные, работы переходят в область преданий. У Майи Михайловны это — Китри и Лауренсия, у Галины Сергеевны — Жизель и Мария в «Бахчисарайском фонтане», у Мариса Эдуардовича — Альберт в «Жизели» и Ферхад в «Легенде о любви». Прекрасных ролей немало: отец — мастер перевоплощения. Его Альберт «передавал» то, что происходило в жизни артиста, настроение, состояние души. Даже финал он всегда играл по-разному: порой граф не понимал, как все могло случиться, когда то испытывал муки прозрения, а то — клялся в вечной любви и молил о скорой встрече на небесах. Когда смотрю «Жизель», иногда, на тех фрагментах, что особенно пробивали меня на спектаклях отца, закрываю глаза, и возникает его образ — живой и яркий. 

культура: Даже сейчас кажется странным, что Марис занялся реставрацией «Видения розы». Как рождался шедевр, важный для новейшей истории балета?
Лиепа: Рудольф Нуреев однажды сказал Андрису: «Ваш папа танцевал «Видение розы» лучше, чем я». Представляете, услышать такое от Нуреева? Отец увлекался личностью Михаила Фокина, интересовался началом ХХ века и не только его хореографической стороной. Он долго собирал материалы, встречался с Арвидом Озолинем, работавшим с Фокиным в Монте-Карло и танцевавшим Призрака, общался с Ольгой Спесивцевой и Верой Каралли. Большое впечатление на отца произвел телефонный разговор с первой исполнительницей балета Тамарой Карсавиной. Она уже никого не принимала, но услышав, что речь идет о «Видении розы», оживилась: «Марис, только не забудьте, что девушка не роняет цветок на пол, и он не падает, а выскальзывает из ее рук. Выскальзывает — это очень важно. Фокин на этом настаивал». После выступлений в Америке отец подружился с Виталием Михайловичем Фокиным, сыном хореографа. Они вели подробную переписку. 

культура: Чаще всего Марис Эдуардович исполнял «Видение розы» с Наталией Бессмертновой. Их юбилеи почти совпадают: Наталии Игоревне в июле могло бы исполниться 75 лет. Почему Ваш отец выбрал именно ее? 
Лиепа: Они тогда много танцевали вместе, их связывали теплые отношения. Моя первая кукла — подарок Наталии Игоревны. Поэтому и звалась Наташей. Она со мной до сих пор, и я ею очень дорожу. Бессмертнова — потрясающая балерина редкого романтического амплуа. А что может быть лучше для роли девушки-мечтательницы, грезившей о неуловимом?

культура: Марис — красивый, роскошный, ухоженный, умеющий себя подать, казался иностранцем, а вокруг — неизменные почитательницы. Помнится, он всегда с ними разговаривал. Выделял кого-то?
Лиепа: Общался со всеми по-разному. Некоторые преданные и искренние поклонники со временем становились друзьями семьи. Лина Рабинович увидела отца в «Легенде о любви», попав в театр случайно. Да и отец тогда танцевал по замене. Ее настолько потрясли мощь и изысканность Ферхада, что она стала ходить на все спектакли с участием Мариса. Пропустила только один, потому что попала в роддом — рожала вторую дочку. Замужняя дама, мать двоих детей, она ездила за отцом повсюду, где бы он ни выступал: в Челябинск, Ленинград или Новосибирск. Удивительно, что муж это понимал и не донимал возражениями. Сейчас Лина живет в Израиле, и когда я бываю на Святой земле, обязательно с ней встречаюсь. Помню Свету и Зою — веселых студенток из Саратова. Сначала они познакомились с мамой, когда она гастролировала в их городе (Маргарита Жигунова, актриса Театра имени Пушкина. — «Культура»), потом приезжали на спектакли отца, спали в нашей детской на полу. В доме были своими людьми. В ночь, когда отец умер, Зое приснился сон: «Зоя, я умер. Ты приедешь меня хоронить?» Теперь нет и самой тети Зои, а с тетей Светой общаемся до сих пор. 

культура: Донжуанский список Мариса Лиепы по сей день будоражит воображение обывателей. Роман с Галиной Брежневой — из их домыслов? 
Лиепа: Как сказал Маяковский, «Оставим в прошлом время жестких прений, / Копаний в кучах грязного белья». Не влюбиться в моего отца было трудно, просто невозможно. И какие женщины в него влюблялись! Думаю, что Галина Брежнева — не единственная. А уж что происходило между ними, могут знать только двое. Остальное — дурно пахнущие сплетни, не нам судить. 

культура: Марис называл себя человеком театра и признавался в любви к его сумасшедшему миру...
Лиепа: Не просто театра, а именно Большого театра, никакого другого. Он говорил, что готов служить там в любом качестве, хоть двери нотной библиотеки открывать. Не мог себе представить жизни без него.

культура: У Мариса Эдуардовича были разные колеты для одних и тех же ролей, немало аксессуаров, украшений, и он их часто менял. Это ведь черта Нарцисса?
Лиепа: А для роскошного плаща Альберта существовал отдельный чемодан. Во внимании к костюмам проявлялось отношение к профессии: спектакль — это твоя жизнь. Отец в Москве сначала снимал угол за ширмой, потом делил с коллегой комнату в общежитии. Когда достиг славы и смог себе что-то позволить, то окружил себя красивыми вещами: мебелью, посудой, предметами искусства. Собирал православные иконы, что, казалось бы, нетипично для латыша. Он не просто коллекционировал образы, а изучал школы, читал книги по иконографии.

культура: Помню длинные очереди в кинотеатры на фильмы «Могила льва» и «Четвертый» с участием Мариса Лиепы. На экране он казался естественным, хотя способ актерского существования в кино совсем иной. Откуда такая органика? 
Лиепа: Снимался и в «Лермонтове» у Николая Бурляева, и в «Бемби» Натальи Бондарчук. Недавно нашла запись сериала «В одном микрорайоне», где родители сыграли вместе. Отец исполнил роль популярного артиста — руководителя кружка самодеятельности в ЖЭКе. Там есть грандиозный монолог, где герой объясняет коллегам-любителям (в ролях — известные актеры), как нужно выстраивать отношения в «Ромео и Джульетте». Да, был от природы органичен и на сцене, и на экране. 

культура: Ваши с братом имена тоже «киношного» происхождения?
Лиепа: Родители познакомились во время съемок фильма «Илзе». Отец сразу влюбился в красавицу, исполнявшую главную роль. И нам с Андрисом дали имена героев картины.

культура: В общении Марис Эдуардович всегда — праздник, на репетициях видела его грустным и рефлектирующим. А каким он был дома?
Лиепа: Человеком настроения. В веселом расположении духа устраивал праздники окружающим, да такие, какие мало кто умеет. Однажды организовал день рождения мамы в русском стиле. В мастерских Большого театра ему сбили деревянные стол и лавки, сам надел косоворотку, маме принес сарафан, правда, она от эксперимента с переодеванием устранилась. Мы наклеивали какие-то ягодки на граненые стаканы, на столе стояли деревянные миски с русским угощением: блинами, селедочкой, икрой.

культура: Не смею спрашивать Вас о причине расставания родителей после 22 лет брака. Да Вы уже и отвечали, объясняя разрыв вечным поединком характеров. Потеряв дом, семью, театр, Марис Эдуардович потянулся в родную Ригу, и поездка обернулась очередной травмой. Что произошло?
Лиепа: Отец обрадовался, когда его пригласили на должность главного балетмейстера Рижской оперы. Вопрос был практически решен. Он приехал в город не для того, чтобы навестить родных и друзей, а чтобы жить и работать. Но в последней партийной инстанции ему отказали. Его никто не принял, и ничего не объяснили. Моя тетя, старшая сестра отца, рассказывала, как в тот день они поднялись на 16-й этаж гостиницы «Рига», откуда весь город как на ладони, и Марис долго молчал, а потом произнес: «Какой хороший город, я мог бы хорошо здесь жить...» В глазах стояли слезы.

культура: Обида на Большой театр у Вас осталась или время излечило?
Лиепа: Никаких обид, только настороженность и понимание, что это может произойти в любой момент и с каждым. Если уж двери Большого закрывались перед такими людьми, как Мелик-Пашаев или Лиепа, то нужно быть к этому готовой. Отца, конечно, из театра выдавливали, но его уход отчасти можно назвать жертвой, принесенной ради меня: я попала в труппу на освобожденное им место. Мои отношения с руководством балета всегда были уважительные, я благодарна судьбе за годы в Большом.

культура: Вы танцевали в дуэте с Марисом Эдуардовичем?
Лиепа: Однажды, в Ереване. У отца заболела партнерша, он позвонил: «Ты можешь поехать со мной?» Мы полетели на гастроли исполнять болеро из «Дон Кихота». Волновалась страшно — не понимала, как он будет со мной репетировать. Все сложилось потрясающе: он не превратился в мэтра, который учит, тем более что имел право, ведь рядом — дочь. Нет, со мной был кавалер, партнер, мужчина. 

культура: Марис иногда фонтанировал меткими афоризмами. Кое-что запомнила. Например, такой: «Когда поднимаешь партнершу, тяжел не вес, а характер». У Вас есть любимые высказывания отца?
Лиепа: «Надо все время идти вперед. Если останавливаешься, а другие продолжают путь, значит, ты идешь назад». И еще одно: «Если хочешь прыгать — надо прыгать, если хочешь вертеться, надо вертеться, а если хочешь танцевать, надо просто танцевать...»