Анна ЧУЖКОВА

17.10.2013

Дмитрий Крымов вновь приглашает посмотреть на свои проделки по Чехову. 

Режиссер уже ставил каламбур по произведениям классика — «Тарарабумбию», где абсурдным парадом промаршировали львы, орлы и куропатки, а трагедию «Король Лир» как-то переименовал в «Три сестры». И наконец добрался до этой пьесы. Премьеру вновь назвали замысловато «Оноре де Бальзак. Записки о Бердичеве». 

К малороссийской провинции французский классик имеет непосредственное отношение — он там венчался. О чем невзначай упоминает доктор Чебутыкин в «Трех сестрах». На разных «невзначай» Крымов и строит свой новый спектакль, позабыв пьесу, заученную искушенным зрителем наизусть, где-то за кулисами. «Уже более ста лет герои Чехова живут на сценах театров всего мира. Имена их стали нарицательными, ситуации — типическими, речь превратилась в кодовый язык всех людей театра, а в России — всей русской интеллигенции. «Бальзак венчался в Бердичеве!» по своей ассоциативной наполненности стало равно «бедному Йорику!» — писал, выпуская «Тарарабумбию», Крымов. 

Но шуту Йорику и не снились печали этих побитых судьбой клоунов — бердичевской интеллигенции. Вот они: увечные, постаревшие, горбатые, с лысинами, шрамами, без рук, с накладными носами, приклеенными корявыми пальцами — чумазые погорельцы с собачьей тоской в глазах. Жуткая семейка Адамс, правда, без лоска и готического изящества. За сумасшедшим чаепитием они разговаривают с памятником Гоголя («Скучно жить на этом свете, господа!») и наперебой повторяют коронные: «О я несчастная!», «Милая, милая!» А еще разглядывают ожившие на потолке фотографии — голую Наташу, свадьбу Маши и кадры из «Андалузского пса». Вот она, законченная «Человеческая комедия» Бальзака — два часа непрерывного стеба и безобразий.

От классического текста остались рожки да ножки — отдаленные цитаты без сюжета. Некоторых персонажей пришлось одолжить из других произведений. Вот Шарлотта Ивановна из «Вишневого сада» разгуливает в образе Марлен Дитрих. Наконец, появляется Протопопов, у Чехова скромно отсиживавшийся в земской управе. 

Поводом для шутливого этюда здесь может стать что угодно. На реплику задирающего Тузенбаха Соленого «цып, цып, цып» на сцене появляется настоящий рыжий петух. Барон в ответ оперяется и исполняет брачный танец для Маши, которая в благодарность снесет яйцо.  

К безобразиям в постановках лаборатории Дмитрия Крымова давно бы пора привыкнуть. Но когда похороны полковника Прозорова превращаются в танцы с покойником, у Соленого вырастает третья рука, а доктор Чебутыкин зловеще предстает с окровавленным лобзиком («Опять умерла...»), ей-богу, вновь обретаешь свежесть восприятия. 

Не пугайтесь, если Вершинин с окровавленным лицом станет расспрашивать вас: «Тоже из Москвы? Угрюмый мост знаешь?» И постарайтесь сохранить спокойствие, когда Тузенбах в желании утолить трудовой зуд станет пилить деревянный брусок, положив его на ваши колени.

«Все равно! Все равно!»