Андрей САМОХИН, Афон

09.03.2016

Этот кусочек суши на одном из трех «пальцев» греческого полуострова Халкидики издревле словно висит между землей и небом на восходящей «тяге» молитв, — с тех пор, как в VII веке византийский император отдал крутые берега в полное и вечное владение монахам-отшельникам. Обособленная от всего мира иноческая республика, получившая название по имени главной здешней вершины.

Афон… Подобно Голубиной Книге и Китеж-граду, это слово вибрирует в самых сокровенных уголках русской души. Монастыри, возведенные нашими предками, давным-давно влились в местный духовный пейзаж. А значит, тысячелетие русского монашества на Святой Горе, отмечаемое в нынешнем году, праздник двойной и даже тройной: России, Афона и всей православной Церкви.

К этому событию приковано внимание наших властей — ​как духовных, так и светских. 10 марта премьер РФ Дмитрий Медведев принял членов Общественно-попечительского совета Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря. Обсуждались подготовка к торжествам и работа международного фонда, занятого сохранением отеческого наследия в монашеском «государстве». Во второй половине мая на Афоне ждут патриарха Кирилла, а возможно, и кого-то из высшего руководства страны. Впрочем, обозреватель «Культуры» не стал дожидаться громкого повода, дабы взглянуть на возрожденную древнюю обитель собственными глазами.

Приближение к цели

Контролер на борту парома внимательно рассматривает паспорта и диамонитирионы — ​пропуска на Святую Гору, которые дает правительство монашеской республики. Наконец, судно отваливает от причала, оставляя позади Уранополис — ​греческий городок, веками живущий афонскими паломниками. Во всех лавках здесь продаются страннические посохи, а на стенах красуются виды монастырей и фотопортрет недавно канонизированного Паисия Святогорца.

Разноязыкие пассажиры толпятся на палубах, запахиваясь шарфами от свежего весеннего ветерка. Огромные чайки смело выклевывают на лету хлеб из протянутых рук. Вокруг чернеют рясы и скуфейки, а вездесущие торговцы и тут продают разноцветные четки. Среди греческих, сербских, болгарских, румынских слов хорошо различима русская речь. Пристраиваюсь к соотечественникам, внимательно слушающим молодого батюшку:

— В античные времена Афонская Гора соперничала с Олимпом высотой и известностью. Здесь было языческое капище, храм Аполлона, жили прорицательницы-пифии, к которым стекались люди со всей Эллады. А как вот этот полуостров стал одним из четырех «уделов Богородицы», знаете? — ​спрашивает он. И, явно довольный нашей неосведомленностью, продолжает, придерживая развевающуюся на ветру бороду. — ​Царица Небесная плыла на Кипр навестить святого Лазаря четверодневного. Вдруг налетела буря и прибила корабль к афонскому берегу. Богоматерь сочла это явным знаком и сошла с корабля недалеко от нынешнего Иверского монастыря. Как только Она ступила на берег, идолы на всем Афоне попадали, а бесы, бывшие в них, не по своей воле завопили о прибытии «Матери сильного Бога». Изумленные люди вышли на берег, и поклонились Богородице.

Батюшка делает паузу и торжественно заканчивает: «Вот тогда Царица Небесная и нарекла место сие своим жребием, сказала, что будут жить здесь монахи, и стала их верховной Игуменьей».

Тем временем паром минует несколько небольших, словно игрушечных, греческих монастырей и подходит к настоящей твердыне, похожей на военную крепость, над серыми стенами которой высоко возносятся зеленые шатровые колокольни и главки церквей с горящими золотом крестами. «Свято-Пантелеимонов — ​наш Русик, — ​ахает священник, словно видя это чудо впервые. — ​Давайте за вещами, братья, к пристани подойдем лишь на пару минут».

Чай, не на курорт приехали…

Паломники с поклажей поднимаются от пристани по мощеной каменной дорожке вверх, к монастырской гостинице — ​архондарику, по-гречески. Все здесь, кажется, почти в идеальном порядке: небольшая гавань и каменный ангар для катера, аккуратно подстриженные кусты, оливковые, апельсиновые деревья, стройные кипарисы, лавры. Даже ягоды барбариса, из которых монахи делают вкуснейшее варенье, — ​все «по чину».

Впрочем, «чин» тут особый: постепенно понимаешь, что попал в немного другое измерение. Похоже на обычный мир, но все же от него отличается. С невидимым стержнем, уходящим в вечность. Здешние люди по-другому смотрят, говорят без суеты и раздражительности — ​веско и негромко. Но больше молчат: болтовня в монастыре не в почете. Зато время свое — ​«византийское»: полночь наступает, едва солнце падает в море. Поэтому «утреню» начинают служить глухой ночью: в полтретьего «по Москве», когда все небо усыпано звездами. А заканчивают в сырых предрассветных сумерках около семи утра, а то и позже. В течение дня еще две службы: вечерня и повечерие с Акафистом. Между этим главным для монастыря деланием паломники могут пару часов отоспаться, по желанию — ​потрудничать на каком-то поприще либо погулять по окрестностям. У монахов же все суровее: обязательные трудовые послушания, личное молебное правило, чтение неусыпаемой Псалтыри по очереди. Спать в зимнее время им удается 4–5 часов, а летом и того меньше. Не курорт.

В пределах монастырских владений строго запрещено: купаться в море, оголять любые (кроме лица) части тела, громко смеяться; само собой — ​курить и выпивать. Впрочем, для последнего есть исключения. Кроме стаканчика легкого монастырского вина по праздникам, в чайной архондарика по древнему обычаю прибывших угощают лукумом и рюмкой настойки. Так заведено и для паломников, проходящих через монастырь, и для тех, кто намерен пожить здесь. В греческих монастырях чаще всего наливают ракию, а в нашем к рюмочке добавляются традиционные баранки и чай с кофе.

— А к кофейку нет молочка? — ​спрашивает рослый простосердечный малый из Минска.

— А шашлычка не надо ль? — ​в тон ему благодушно шутит монастырский послушник.

Все улыбаются: в монастыре мяса не едят. Правда, молочную кашу и сыр, если не пост, вкушают.

В коридорах четырехэтажной гостиницы кипят ремонтные работы — ​последние штрихи перед весенне-летним наплывом паломников и «большими делегациями». Устроившись в одноместной келье-номере (кровать, шкаф, стол, стулья, тумбочка, свежее белье, икона на стене и Псалтырь на столе), возвращаюсь в «чайную». Тот же послушник, кивая на батарею разнообразных наливок и настоек, немного смущенно просит:

— Вы не продегустируете дареный алкоголь: можно ли гостям наливать, вкусно ли? Поляки приехали недавно, привезли две бутылки водки. Спрашиваю, зачем. А они говорят: нам так сказали, русский монастырь — ​значит, нужна водка.

Русик — ​значит русский

Когда на Святой Горе появились монахи-русы, доподлинно неизвестно. По преданию, первая обитель основана после крещения Руси непосредственными заботами Великого князя Владимира. Русским инокам-киевлянам греки предоставили древний скит Успения Богородицы. И уже вскоре византийцы, дивясь плотницкому мастерству понаехавших русских, окрестили его Ксилургу, что значит «древодел».

Откуда же нынешняя юбилейная дата? Под 1016 годом значится документ с подписями игуменов всех монастырей Афона, среди которых: «Герасим — ​монах, милостью Божией, пресвитер и игумен монастыря Роса». В это время в Киеве только-только укрепился Ярослав Мудрый, разбивший Святополка Окаянного…

Соотечественников, обосновавшихся на Афоне, в свое время притесняли и турки-магометане, и паписты-латиняне, и разбойники с пиратами. В какой-то момент, в разгар ордынского ига, на Афоне не осталось ни одного нашего монаха. И тогда русский монастырь, населенный балканскими праведниками, взяли на почти трехвековое попечение сербские государи Неманичи. Но при этом отнюдь не попытались его «национализировать». Как только Московия окрепла, сербы послали к Василию III гонцов с «ключами» от сбереженного исторического наследия. Как считается именно здесь в Ксилургу, был юношей пострижен схиму с именем Антония мальчик Антипа из черниговского городка Любеча. А после тот самый игумен Герасим благословил его вернуться на Русь, неся с собой афонский свет. Найдя на окраине Киева варяжские пещеры, подобные здешним, он поселился в них и вскоре вместе с иноком Феодосием основал Киево-Печерскую обитель — ​первый на Руси общежительный монастырь по святогорскому уставу. Характерно, что годы спустя Антоний вновь отправился на далекий полуостров в Эгейском море, который почитал своей «монашеской родиной».

Отсюда же в XV веке начал иноческий путь преподобный Нил Сорский, принеся в Россию так называемый «скитской» устав.

Активно помогали в тяжелое время также молдавские и валашские господари. Речь тогда шла уже не о Ксилургу, ставшем слишком тесным для разросшейся русской братии, а о так называемом Нагорном (Старом) Русике — ​заброшенном греками монастыре Фессалоникийца с храмом, посвященным святому великомученику и целителю Пантелеимону, который был передан русским монахам в 1169 году. Около 700 лет просуществовала эта обитель как отечественный духовный центр на Афоне.

Много великих подвижников вышло из Нагорного Русика, однако же в царствование Петра I связь монастыря с «метрополией» пресеклась. Сыграли роль и русско-турецкая война, и новые петровские законы, запрещавшие согражданам «самоизвольно выходить за границу», а также общий курс на ограничение монашества. В итоге в 1737-м опустевшая обитель вернулась к грекам. А еще через тридцать лет Нагорный Русик был окончательно заброшен. Немногочисленная же братия из греков и болгар переселилась в небольшой прибрежный монастырь, входивший в древние владения русской обители и названный Новым Русиком. Он и стал впоследствии нынешним могучим Русским Свято-Пантелеимоновым монастырем.

Впрочем, история возвращения русских на Афон с конца XVIII века непроста и явно требует отдельного повествования. Героическая глава повторного «вселения» соотечественников на Святую Гору, драматичный этап проживания в стенах одной обители с греческими монахами под переменным национальным игуменством — ​все это вполне могло бы стать фабулой романа. Терпение, любовь, подвижничество русских старцев — ​Арсения Афонского, иеросхимонаха Иеронима (Соломенцова), Макария (Сушкина) выправили и сгладили почти все углы, позволили основательно отстроиться, создав такой феномен, как «Русский Афон».

К началу ХХ века Свято-Пантелеимонов монастырь благодаря притоку иноков, паломников, а также пожертвований со всей Российской империи, текших сюда (кстати, и в греческие монастыри тоже) полноводной рекой, стал крупнейшим по числу братии на полуострове. Ежегодно сюда добиралось более 30 000 паломников из России. Большой восьмисотпудовый колокол, пожертвованный обители русскими купцами, стал крупнейшим на Балканах — ​его звон слышали даже на соседних «пальцах» Халкидики. В 1913 году обсуждался вопрос о предоставлении монастырю статуса лавры. Последовавшие мировая война и революция спутали планы…

Вновь надолго прерывается связь с Отечеством, снова растут разруха и запустение. Лишь в 60-х пятерым монахам из СССР разрешили выезд на Афон. В русских эмигрантских кругах этот скромный шаг был воспринят как чудо Божие. В 1974-м еще один советский инок получил разрешение поселиться на Святой Горе. Им стал нынешний настоятель Пантелеимонова монастыря архимандрит Иеремия (Алехин), отметивший в прошлом году столетний юбилей. До самого последнего времени, пока хватало сил, старец лично пилил дрова, красил крыши, убирал снег, читал и пел на клиросе. Возрождение монастыря постепенно набирало обороты.

В 2005 году во время приезда на Святую Гору Владимир Путин наградил архимандрита Иеремию орденом Дружбы.

Паломники и полковники

Зачем соотечественники стремятся на Афон? «По-разному бывает», — ​отвечает ахондаричный (послушник, занятый приемом и размещением паломников), отец Евстратий. Между прочим, он родом из Узбекистана и в миру служил в охране президента этой республики. Мы говорим в комнате, рядом с которой висит большая икона недавно прославленного во святых Преподобного Кукши, Одесского чудотворца, выполнявшего в монастыре такое же послушание, как и мой собеседник. Отец Евстратий рассказывает о различных типах паломников.

— Один приехал — ​и очень высоко себя начал ставить. Полковник какой-то вроде. И на что-то сразу обиделся. То ли внимания ему должного не оказали, то ли замечание сделали. Так он в гневе забирает свои бумаги и бегом на подошедший паром — ​обратно, значит. А на борту ему незнакомый человек ветку винограда из сербского монастыря Хиландар дарит. Этот виноград при бесплодии помогает. А у полковника именно эта проблема с женой. Что-то у него в голове перевернулось — ​он приплыл в Уранополис и давай сюда звонить извиняться: неправ, мол, был. Утром взял новый диамонитирион — ​и к нам. Тише воды, ниже травы жил, молился и трудился. Иные, напротив, сразу понимают: каким VIPом ни будь в России, тут это не действует.

На Афоне можно хотя бы на время стать собой, сбросить шелуху, помолиться о своей душе, о родных. Такие люди приезжая на Святую Гору, очень скромно и достойно себя ведут, с охотой трудничают, ходят на все службы. У нас инкогнито землю копают, снег расчищают, на кухне убираются и мэры, и директора, и генералы. Вот вы немного разминулись, только что уехал начальник Центра подготовки космонавтов Герой России Юрий Лончаков.

Что ж, на службе в храме и мне своими глазами довелось увидеть некоторых специфических паломников: крутые, с бритыми затылками, в дорогих часах, они властно входят, не соизволив даже отключить мобильник, громко спрашивают — ​в общем, ведут себя, как привыкли. Но при встрече с потусторонней монастырской реальностью их «понты» бесследно растворялись. Даже без всяких замечаний они как-то быстро съеживались, сникали и скромно становились в уголок.

У вечности в гостях

А служба идет своим неспешным, веками освященным чередом. Мерцают в ночной тишине свечи, на стасидиях, специальных молельных приставных скамейках, сидят, склонив головы, чернецы и паломники, вставая при возглашениях священника. Церковно-славянские песнопения временами чередуются с греческими. Сильные монашеские голоса наполняют собой пространство храма, поднимаясь к куполу и далее — ​в небесную черноту, прободенную гвоздями звезд. Как-то вдруг веришь: преображение мира, удержание его от падения в темную бездну — ​именно это происходит здесь и сейчас.

Под утро в конце литургии, когда специальной палкой начинают по афонскому обычаю раскачивать главное паникадило, тебе, отстоявшему четыре часа на ногах, кажется, что настало время оторваться от земли… А колокола на часовне неспешно отбивают каждую четверть византийского часа. Совсем рядом, за стенами, шумит прибой. «Кирие элейсон» — ​звучит под сводом в знаменном распеве. Так было и сто, и пятьсот, и тысячу лет назад…

Еще Афон — ​это когда в девять в гостинице отключают электричество и остается лишь слабый ночной свет от диода, как в купе поезда. А будит всех послушник, звоня в колокольчик. Такой же звонок приглашает откушать. Не успеешь — ​двери трапезной закроются.

Иеромонах читает молитву, и все молча садятся на указанное место. Трапеза из двух блюд, чаще всего похлебки и вкуснейшей каши. На столе также маслины, сыр, варенье. Травяной чай бодрит несказанно. Во время еды читают Жития Святых — ​никто не разговаривает. Два звонка, все встают, слушают благодарственную молитву, и на выход. Впереди всегда настоятель или духовник, за ним братия, послушники, и только потом паломники. Так заведено веками, и с этим бессмысленно спорить. Равно как и со здешним отношением к смерти, кажущимся поначалу диковатым.

Похороненных монахов через несколько лет откапывают по цвету и запаху их костей определяют загробную участь усопшего. «Хорошие» — ​это белые с восковой желтизной — ​кости. Их складывают в общей усыпальнице, которая называется «костница» или «костохранительница». На черепах пишется имя и основное послушание усопшего. Черепа хранятся в отдельных шкафах — ​часто в церквях, где проходит служба, например, в восстановленном ныне скиту Ксилургу. Почившая на небесах братия продолжает участвовать в общей молитве…

— Афон — ​лучшее место для духовной собранности, — ​размышляет епископ Борисовский и Марьиногорский Вениамин, приехавший в монастырь среди других владык. — ​Здесь открывается возможность, отрешившись от повседневных забот, задуматься о жизни: туда ли ты идешь. При этом человек прикасается к истокам византийского и русского монашества, к многочисленным примерам святости. Так же, как, читая Евангелие, постоянно находишь что-то новое для себя, так и Святая Гора — ​книга, раскрывающая неизведанные смыслы на много раз прочитанных страницах… Совсем недавно мы праздновали тысячелетие Крещения Руси и вот, всего спустя 28 лет, отмечаем нынешний афонский юбилей. Удивительно, как быстро наши предки восприняли христианство во всей полноте и глубине. Помимо общей крестильной купели в Днепре, Святой Афон — ​это то место и та скрепа, которая роднит все восточнославянские народы. И это ни в коем случае нельзя забывать.

Тонкая материя

Хотя монахи в целом чужды политических интриг, вокруг монашеской республики, а отчасти и внутри нее кипят нешуточные страсти. Афон — ​неотъемлемая часть греческого государства. Правда, с особым статусом самоуправления, закрепленным в Конституции Греции. Евросоюз, куда входит эта страна, давно уже «точит зубы» на обособленность Афона. Греческие СМИ все чаще пишут, что Брюссель рвется отменить «аватон» — ​древнее правило, запрещающее доступ женщин в здешние монастыри. На причале Уранополиса периодически собираются демонстрации феминисток, выступающих против «гендерной дискриминации». Кстати, с некоторых пор, дабы слегка умаслить это международное движение, стали пускать вокруг полуострова специальный женский пароход. Выстроившись на палубе с мощными телеобъективами, любопытствующие дамы целят в монахов длинными «очередями».

Однако, отвергая воинственную секуляризацию, в которую полностью погрузилась Европа, часть афонского монашеского сообщества поступает не слишком последовательно. Например, большинство святогорских монастырей (кроме русского и двух греческих) приняли недавно финансовую помощь от Брюсселя «на реставрацию». Пока никакими ответными требованиями это не сопровождается. Но ведь это только пока…

Тонкостей много. Скажем, весь Афон находится в юрисдикции Константинопольского вселенского патриархата. Патриарха Варфоломея поминают впереди патриарха Кирилла даже в нашем Свято-Пантелеимоновом монастыре. При этом в нескольких греческих обителях его давно перестали поминать из-за совместных служб с католиками. В связи с этим есть определенная настороженность монахов — ​причем греческих — ​из-за недавней встречи патриарха Кирилла и папы Франциска в Гаване, а также по поводу предстоящего Всеправославного Собора.

Из частных разговоров с осведомленными паломниками удалось выяснить, что Священный Кинот в целом отнесся к празднику русского тысячелетия на Святой Горе без энтузиазма. Греков смущает и наплыв высокопоставленных русских гостей, и даже сама постановка вопроса о русском святогорском монашестве. Есть тут и отголосок исторического соперничества вокруг идеологемы «Третьего Рима», и определенная ревность к духовной строгости Свято-Пантелеимоновой обители на фоне ослабления таковой в ряде других афонских монастырей. Все это, разумеется, подспудно, неявно. Здесь ведь все-таки Афон, а не ООН. Повторюсь, все это было сказано мне в частных разговорах не-монахами и отнюдь не выражает позицию русского монастыря.

Юридические вопросы празднования юбилея улажены: получено согласие правительства Греции и благословение Константинопольского патриарха, однако взаимодействие комиссии Священного Кинота по организации празднования с такой же комиссией Московской патриархии столкнулось с рядом сложностей, связанных с обменом материальными историческими ценностями. В итоге приезд патриарха Кирилла, скорее всего, пройдет как частный паломнический визит. Предстоятель РПЦ и другие высокие визитеры будут считаться не почетными гостями всей Святой Горы, а паломниками Свято-Пантелеимонова монастыря. Мои собеседники относятся к подобной данности спокойно: что ж, пусть это будет наш семейный праздник.

Теперь молитесь!

Благословившись у духовника обители отца Макария (а по-другому здесь дела не делаются), напрашиваюсь в монастырский джип, идущий в горы, к Старому Русику, где в напряженном ритме кипят восстановительные работы. Эконом обители, отец Зосима, ловко крутя рулем на вдрызг разбитой грузовиками дороге, кратко поясняет ситуацию. Из нее следует, что к приезду патриарха все будет готово в лучшем виде. Опускается густой туман. Древняя обитель, а ныне скит основного монастыря в тумане выглядит неприютно: густая грязь, строительные механизмы. «Но через месяц везде будет плитка», — ​лаконично поясняет отец Зосима.

Во дворе скита — ​величественный храм Святого Пантелеимона. Заглядываю внутрь и вижу молодого мастера, заканчивающего узор стеновой фрески. Почти все своды уже покрыты росписями. Работает артель народного художника России Василия Нестеренко — ​споро, с молитвой.

Перед храмом интересное место, даже два. В одном из «каменного мешка» вздымаются к небу три высоченные ели, в следующем — ​три могучих платана. Рабочие, споря по ходу друг с другом, поясняют и мне: ели посажены на месте алтаря древнего храма, а платаны выросли над колодцем, куда в прошлые века заживо бросили трех монахов — ​то ли свирепые магометане, то ли злые «латиняне». «Никого не слушайте», — ​перебивает подошедший послушник: никого туда не бросали, а деревья посажены на месте двух алтарей бывших тут храмов.

Отцу Зосиме некогда водить экскурсию, надо ехать по делам выше — ​в Ксилургу, в ту самую колыбель русского монашества на Афоне, скит, называемый еще просто «Богородица». Конечно, напрашиваюсь с ним. «А благословение туда брал?» — ​строго спрашивает отец-эконом. Нет, этого я сделать не догадался. Кряхтя и явно неохотно уступая моим настойчивым мольбам, отец Зосима показывает на переднее сиденье. Сзади сидят еще двое трудников. Джип, ревя, преодолевает рытвины, туман сгущается. «Богородица!» — ​кричит водитель пароль греку, стоящему у закрытого шлагбаума. «Кто-нибудь снесет однажды эту палку и не заметит», — ​ворчит монах. Горный серпантин ведет над клубящимися провалами, впереди не видно уже на метр. Блеск фар — ​навстречу выныривает машина, потом другая…

Вопросы интервью со спрятанным в сумке диктофоном (ох, и не любят здесь эту технику!) как-то сами собой иссякают. Черепашьим шагом мы плывем над смертью, будто подлодка в молоке. «Ну, теперь молитесь все», — ​просто говорит отец Зосима, высылая при этом вперед одного из наших спутников: смотреть за поворотами. А проехав еще немного и найдя подходящее расширение дороги, решительно разворачивается: «Не проехать туда сегодня, дальше будет еще хуже». Не добравшись до Ксилургу, мы потихоньку сползаем назад, к морю, где тумана нет и в помине. Занозой в голове засел вопрос: не потому ли не задался маршрут, что кое-кто без благословения?..

Восвояси

Поднявшийся накануне отъезда шторм, нередкий для этого времени года, не дает покинуть Святую Гору паромным путем. Впрочем, и с посохом через горы идти не приходится — ​микроавтобус на собранные в складчину последние «еврики» везет нашу русскую группу паломников через весь полуостров. Всматриваясь в разрушенные монастыри, маленькие афонские скиты, мелькающие в лесах и исчезающие бесследно на тряских поворотах за ветвистыми оливами, ясно осознаешь не тобой придуманную истину: Афон — ​это не точка на карте. Это бесконечный путь: к себе или от себя, к своей духовной родине или на чужбину. Все зависит от выбранной цели.

Обитель против зла

Насельник Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря иеромонах Кирион (ОЛЬХОВИК), полпред обители в Священном Киноте Святой Афонской Горы, согласился ответить на вопросы «Культуры».

культура: Сколько сейчас братьев в монастыре? 
о. Кирион: Более ста. В этом отношении 2016-й можно считать переломным. В 70-х годах в обители оставалось всего с десяток немощных старцев. А сегодня, впервые за 60 лет, мы преодолели «порог» в сто иноков. Еще около 200 выходцев из всех республик бывшего СССР подвизаются в других монастырях и скитах Афона. Конечно же, цифры далеки от соответственных показателей наивысшего расцвета русского монашества на Афоне начала XX века: 2000 и 5000 человек. Но в то же время это очень важная историческая веха. Я своими глазами за тридцать лет иночества на Святой Горе видел, как наша обитель по милости Божией фактически «восстала из пепла». Отреставрированы все старые и создано несколько новых церквей, так что теперь действуют 30 больших и малых храмов. Полностью восстановлен комплекс монастырских зданий. Мы реконструировали библиотеку, приведя в порядок рукописи. Святые истоки русского монашества на Афоне — Нагорный (Старый) Русик и скит Ксилургу — также возрождены.  

культура: Не предпочитают ли украинские послушники в последние два года греческие монастыри по политическим мотивам?
о. Кирион: Такой закономерности нет. Да и сама постановка вопроса надуманна. В русской обители в мире и любви вместе молятся, трудятся и спасаются и русские, и украинцы, и белорусы, равно как молдаване, татары, узбеки, грузины, латыши — выходцы из всех народов бывшей империи. Это в прямом смысле слова русский монастырь, в котором единая Святая Русь представлена во всей своей полноте.

Если же в целом говорить о русскоязычных людях, выбирающих греческие монастыри, то мотивы разные. В основном — желание изучить греческую традицию, язык. Кроме того, не всем оказывается по силам строгий устав Свято-Пантелеимоновой обители — они ищут и находят место, где полегче.

культура: Каков, на Ваш взгляд, основной смысл празднования нынешнего «русского тысячелетия» для всего Афона?
о. Кирион: Мы видим задачу в том, чтобы напомнить прежде всего нашим соотечественникам о глубокой связи Святой Горы и Святой Руси. Русское монашество, оказавшее огромное влияние на формирование нашего национального христианского благочестия, связано непосредственным духовным родством с монашеством афонским. Практически Русь с самого Крещения имеет представительство на Святой Горе в виде своего монастыря, через который она просвещалась и обогащалась духовно. Другая цель — показать значение вклада в общеафонскую сокровищницу русских святогорцев: преподобных Антония Печерского и Нила Сорского, Паисия (Величковского), Силуана Афонского, Кукши Одесского, а также других, кто еще не канонизирован. Многие подвижники, достигшие не меньших духовных высот, намеренно оставались в безвестности. Хотя святогорская монашеская традиция едина по своей сути, однако каждый народ привносит что-то свое, обогащая ее лучшими чертами своего характера. Это не причина для национальной гордости, а повод стремиться к любви и согласию на основании общих духовных ценностей.

Обе грани нынешнего юбилея подчеркивают: Афон — всеправославный центр духовности. Именно таким — универсальным для народов византийской традиции — и задумывали афонское монашеское «государство» преподобный Афанасий Афонский и император Никифор Фока. Изменение этого статуса Афона катастрофически ускорит апостасийные процессы во всем мире, в том числе в России и на самой Святой Горе.

культура: Но Византия ведь, как ни крути, «старший брат» Руси в вере православной. Наверное, поэтому и греки чувствуют себя вероучителями русских?
о. Кирион: Византия была многонациональной империей, и ее наследники не только греки, а все народы, связанные с византийской православной цивилизацией. Русские — во всей широте этого понятия — одни из них. Стоит помнить: как только проявились попытки сделать Византию «национальным государством», началось угасание Второго Рима. 

культура: Чувствуете ли Вы здесь, в афонском «бастионе», как над миром сгущается тьма?
о. Кирион: Безусловно, давление ощущается. Но мы помним обетование Царицы Небесной о защите Святой Горы, как Ее второго земного удела. Задача афонитов, да и всего монашества в целом, состоит в том, чтобы и на мгновение не пресекалась, не оскудела в мире молитва, умилостивляющая Бога. Если же это случится, тогда и наступит конец.