Портретистка двух эпох: Ольга Делла-Вос-Кардовская, совсем не «амазонка»
Когда речь заходит о первых русских профессиональных художницах, на ум сразу же приходят четыре «амазонки авангарда»: Гончарова, Розанова, Попова и Удальцова. Знатоки назовут имена Эмилии Шанкс и Антонины Ржевской — первых женщин, ставших полноправными членами Товарищества передвижных художественных выставок, а еще двух Елизавет: автора «детских» открыток Елизавету Бём и Елизавету Кругликову, прославившуюся своими «Силуэтами современников». Имя нашей героини всплывет последним.
Убаюкивающая тишина
Мне на Ваших картинах ярких
Так таинственно слышна
Царскосельских столетних парков
Убаюкивающая тишина.
Эти строки сочинил в 1914 году Николай Гумилев (а Анна Ахматова записала их в альбом художницы). Картину, изображавшую царскосельскую статую на фоне весеннего неба и деревьев, Ольга Делла-Вос-Кардовская подарила поэту на новоселье — Гумилевы были соседями по Царскому Селу.
Родословная художницы весьма занимательна. В начале XIX века из Испании приехал и обосновался в Одессе коммерсант Карл Делла-Вос. Чем занимался испанский эмигрант, перекрестившийся на российской земле в Карла Эдуардовича, доподлинно неизвестно. Но своим детям дал хорошее образование, так, отец нашей героини Людвиг Карлович Делла-Вос окончил одесский Ришельевский лицей, служил в банке, затем чиновником в Госконтроле (было в Российской империи и такое учреждение). Жизнь бросала Делла-Восов по всей стране: Оренбург, Пенза, Чернигов (там и родилась Ольга), Харьков. Людвиг Карлович дослужился до чина тайного советника, дававшего право на потомственное дворянство.
«Портрет художника Дмитрия Николаевича Кардовского», 1913. «Маленькая женщина», 1910
Ольга в Харькове еще гимназисткой брала уроки живописи. В это время в моде были французские мастера — барбизонцы и импрессионисты (их влияние Делла-Вос ощущала долго). В 1894 году она отправилась в Петербург — поступать в Высшее художественное училище при Императорской Академии художеств. В тот год в конкурсе участвовали 25 девушек, Ольга единственная из всех абитуриенток прошла строгий отбор ректора — Ильи Репина. Мэтр даже определил ее в свою мастерскую. Но академию девушка с «иностранной» фамилией так и не закончила: вышла замуж за своего однокашника (он был вольнослушателем мастерской Репина) Дмитрия Кардовского, старше ее на девять лет, и уехала в Мюнхен — рожать. Забегая вперед: брак получился на редкость счастливым. И к слову сказать, именно в эти годы появляются первые «художнические» семьи — полноценные творческие союзы: Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, Александр Родченко и Варвара Степанова — это в России, а на Западе — самая известная пара художников-супругов: Фрида Кало и Диего Ривера. Равновеликие по таланту муж и жена во всем поддерживали друг друга.
«Дама в маске». 1910. Фрагмент
Свое образование Ольга Делла-Вос-Кардовская завершала в замечательной компании «русских мюнхенцев» — Игорь Грабарь, Василий Кандинский, Александр Явленский и Марианна Веревкина посещали знаменитую школу Антона Ажбе, известного в то время педагога (там же занимался и муж).
После Европы был Крым, затем Петербург и, наконец семья «прописалась» в Царском Селе, где Ольга Людвиговна открыла собственную художественную школу, преподавала рисунок и живопись. А еще Делла-Вос-Кардовская с мужем основали Новое общество художников, — главным образом, чтобы было где выставляться, и тянули эту ношу вплоть до 1917 года. Впрочем, ее картины охотно принимали и в Первопрестольной (Московское товарищество художников и Союз русских художников), и в провинции. Работы Делла-Вос-Кардовской были даже представлены на Всемирной выставке в Риме в 1911 году.
Наполненные светом и воздухом, пейзажи Делла-Вос-Кардовской привлекали свежестью и искренностью. Ее виды Царского Села чем-то напоминают картины другого известного пейзажиста Серебряного века — Станислава Жуковского, любившего писать интерьеры ветшающих и заброшенных «дворянских гнезд»: художники передавали и уходящую прелесть старой прекрасной жизни, и атмосферу приближающегося «конца времен».
Портретная галерея Серебряного века
Другое дело — портреты петербургской богемы. Делла-Вос-Кардовской посчастливилось — она вращалась в кругу людей выдающихся. Например, в «городе муз», как называли в то время Царское Село, она была близко знакома с Николаем Гумилевым и Анной Ахматовой, Максимилианом Волошиным и Иннокентием Анненским, графом Алексеем Толстым и Алексеем Ремизовым, Корнеем Чуковским и поэтом графом Василием Комаровским... По портретам Кардовской можно изучать Серебряный век.
.jpg "Ольга Делла-Вос-Кардовская")
«Николай Гумилев», 1909. «Анна Ахматова», 1914
Вот как Ольга Людвиговна вспоминала работу над изображением Николая Степановича Гумилева:
«Мысль написать портрет Н.С. пришла мне еще весной (1908 года. — «Культура»). Но только в ноябре я предложила ему позировать. Он охотно согласился. Его внешность была незаурядная — какая-то своеобразная острота в характере лица, оригинально построенный, немного вытянутый вверх череп, большие серые, слегка косившие глаза, красиво очерченный рот. В тот период, когда я задумала написать его портрет, он носил небольшие, очень украшавшие его усы. Бритое лицо, по-моему, ему не шло.
Во время сеансов Н.С. много говорил со мной об искусстве и читал на память стихи Бальмонта, Брюсова, Волошина... Н.С. позировал мне стоя, терпеливо выдерживая позу и мало отдыхая. Портрет его я сделала коленным. В одной руке он держит шляпу и пальто, другой поправляет цветок, воткнутый в петлицу. Кисти рук у него были длинные, сухие. Пальцы очень выхоленные, как у женщины...
Портрет свой он одобрял, но ему хотелось, чтобы глаза были поставлены прямо. Однако, поскольку это сразу же меняло все выражение его лица, я настояла на своем и написала глаза чуть косыми».
Парное к гумилевскому портрету изображение Анны Андреевны Ахматовой появился позднее — в 1914 году, когда началась Первая Мировая война, и Гумилев пошел в армию добровольцем. Ахматова часто бывала в доме Кардовских (сохранилась ее фотография на балконе, датированная 1915 годом).
«Сегодня у меня позировала Ахматова... Ахматова своеобразно красива, очень высока и стройна. Сейчас я ею упиваюсь; мне кажется, что не исчерпываю всего до конца. Нужно найти такой сильный аккорд, ту линию, которая объяла бы все... Не должно быть колебаний, но ясное, уверенное чувство, что иначе нельзя сделать... Но сейчас это обаяние модели царит надо мною», — признавалась Ольга Людвиговна.
И далее: «Ахматова просила показать ей портрет... выразила свое восхищение и говорит, что прежде она больше всего любила портрет работы одного итальянца (Модильяни), а что теперь это ее самый любимый портрет».
Разумеется, Ахматова умела говорить комплименты. Мы же только напомним, что она написала Ольге Людвиговне о своих впечатлениях от увиденного:
О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь, на сером полотне,
Возникла странно и неясно...
Конечно, определения «странный» и «неясный» — не самые желанные для художника.
Портрет Ахматовой недотягивает до альтмановского, написанного в том же 1914-м (и напомним, его Анна Андреевна оценила другими словами, восторженными). Ахматову изображали многие художники, назовем лишь Зинаиду Серебрякову, Юрия Анненкова, Кузьму Петрова-Водкина, — на всех полотнах поэтесса абсолютно разная. «Кардовская» Ахматова — образ в высшей степени идеализированный, но он имеет право на существование.
За свою жизнь Ольга Людвиговна создала огромное количество портретов. И все же самыми проникновенными стали изображения мужа и горячо любимой дочери Екатерины («Девочка с васильками», 1910; «Маленькая женщина», 1910; «Девушка в красном сарафане», 1916).
«Портрет Кати Кардовской». 1915
Переславльские сидельцы
Еще до Февральской революции 1917 года, открывшей шлюзы феминизма («Каждая кухарка...»), были сняты гендерные ограничения в изобразительном искусстве: Ольгу Людвиговну представили к званию действительного члена Академии художеств вместе с Анной Остроумовой-Лебедевой, Александрой Шнейдер и Зинаидой Серебряковой, правда, в связи со сложной обстановкой избрание перенесли на осень. Но и осенью голосование не состоялось.
Кардовские сделали правильный выбор — из голодного Петрограда перебрались в более (как тогда казалось) сытую провинцию, в Переславль-Залесский, где у Дмитрия Николаевича имелся собственный дом, унаследованный от двоюродной сестры. Работа нашлась: Кардовские устраивали выставки и даже организовали краеведческий музей, пытаясь сохранить хоть что-то из награбленного большевиками в помещичьих усадьбах. Ольга Людвиговна преподавала в местной художественной студии, писала сцены из жизни крестьян, пейзажи и портреты («За весенней работой», «Пионеры на привале»). Ставила классику на службу новым зрителям: ее «Сбор яблок» (1920-е) напоминает брюлловский «Итальянский полдень»...
«Пионеры на привале»
При этом сами Кардовские, можно сказать, жили во «внутренней эмиграции»: перевезли из Царского Села мебель и предметы обстановки и по-прежнему устраивали интеллектуальные «суаре»: приходила местная интеллигенция (часто бывал в доме Кардовских писатель Леонид Леонов, в Переславле жил Михаил Пришвин), заезжали гости из Москвы. Всех более-менее значимых персон Ольга Людвиговна рисовала.
Часть бывших коллег Делла-Вос-Кардовской выбрали эмиграцию, те же, кто остался на родине, были вынуждены выполнять «социальный заказ». Так, Исаак Бродский, хороший знакомый Кардовских по дореволюционному Петербургу, воодушевленно осваивал лениниану, рисуя вождя по фотографиям. В портретную живопись ушел бывший певец «святой Руси» Михаил Нестеров. Новые герои появились и у нашей героини — «Футболист» (1925) и «Мотоциклист» (1928), чем то неуловимо похожие на самохваловские образы «героев труда и спорта».
«Футболист», 1925. «Мотоциклист», 1925
Один из лучших портретов Ольги Делла-Вос-Кардовской тех лет — «Михаил Михайлович Громов перед полетом» (1938). Выдающийся советский летчик, рекордсмен сверхдальних беспосадочных перелетов изображен на летном поле, взгляд Героя Советского Союза устремлен в небо — классический советский канон. Скоро так будут писать все.
В 1923 году ее картина «Член Реввоенсовета СССР товарищ И.А. Халепский» и еще несколько портретов руководителей РККА экспонировались на выставке «Красная Армия. 1918–1923», приуроченной к пятилетию «непобедимой и легендарной». Вот ведь ирония судьбы: после Гумилева и Ахматовой рисовать командарма 2-го ранга, начальника Управления связи Красной Армии! В 1938 году этого «выдающегося» красного командира расстреляли за участие в военно-фашистском заговоре, к счастью, этот факт не отразился на судьбе художницы, хотя крови, безусловно попортил. Куда как спокойнее было рисовать деятелей культуры: «Портрет народного артиста СССР Юрия Михайловича Юрьева» (1936), «Портрет народного артиста СССР Василия Ивановича Качалова (1937), портреты Ивана Берсенёва, Софьи Гиацинтовой и Софьи Бирман.
«Портрет народного артиста СССР Василия Ивановича Качалова». 1937
В 1922 году Делла-Вос-Кардовской присваивают звание профессора Академии художеств, она преподает в знаменитом ВХУТЕМАСе. Ольга Людвиговна принимает участие во всех пропагандистских кампаниях новой власти, например, празднования столетия смерти Пушкина («Пушкин у цыган в Москве», 1937); справедливости ради отметим, что пушкинская тема ее интересовала и ранее — в 1907–1912 годах она иллюстрировала роман «Евгений Онегин». Работает над открыточным «ширпотребом», картинками для журнала «Мурзилка»...
Советская власть оценила старания четы Кардовских. Осенью 1938 года Комитет по делам искусств при Совнаркоме СССР решил отметить 40-летие их художественной деятельности персональной выставкой в Москве, в залах «Всекохудожника» (Всероссийский кооперативный союз работников изобразительных искусств). Третьяковка приобрела у Ольги Людвиговны «Портрет художника Д.Н. Кардовского», «Портрет писателя Леонида Леонова», «Автопортрет», «Портрет В.Н. Фигнер», другие работы.
Возможно, в эти дни, слушая казенные приветствия советских чиновников от искусства, Ольге Делла-Вос-Кардовской вспоминались иные строки, написанные царскосельским соседом Николаем Степановичем осенью 1909 года:
Вы пленены игрой цветов и линий,
У Вас в душе и радость, и тоска,
Когда весной торжественной и синей
Так четко в небе стынут облака.
И рады Вы, когда ударом кисти
Вам удается их сплести в одно,
Еще светлей, нежней и золотистей
Перенести на Ваше полотно.
И грустно Вам, что мир неисчерпаем,
Что до конца нельзя его пройти,
Что из того, что было прежде раем,
Теперь идут все новые пути.
Но рок творцов не требует участья,
Им незнакома горечь слова — «жаль»,
И если все слепительнее счастье,
Пусть будет все томительней печаль.
На выставке «Новое общество художников» в Музее русского импрессионизма. Фото: Сергей Киселев/АГН «Москва»