Июльский хронограф: от Керчи до Потсдама
«БОЛЬШАЯ ТРОЙКА»: ВТОРАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
70 лет назад, 17 июля 1945 года, во дворце Цецилиенхоф, в пригороде Берлина Потсдаме, открылась конференция руководителей трех главных мировых держав.
Это была третья и последняя (о чем еще никто не подозревал) встреча союзников. Со времени очного общения Сталина, Рузвельта и Черчилля в Ялте прошло несколько месяцев, но в мире изменилось многое. Германия была окончательно повержена, участь Японии казалась также предрешенной, ибо ее измотанные и поредевшие армии не могли противостоять мощи союзной коалиции. Кстати, в Потсдаме было окончательно решено, что Красная Армия примет участие в войне, призванной вынудить Токио к капитуляции.
Пик дружбы трех великих держав миновал. Если в Тегеране и Ялте Сталин, Черчилль и Рузвельт то и дело обмениваясь улыбками, сумели договориться практически по всем вопросам, то в Потсдаме обстановка была куда прохладнее.
Советскому руководителю приходилось постоянно маневрировать, дабы защитить свою основную идею — получить страны с лояльными правительствами на западных границах СССР, а также свободный выход к южным морям. Временами шел откровенный торг.
Со времен Ялты изменился и состав «большой тройки». Вместо умершего в апреле Рузвельта в Потсдам прибыл Трумэн. Если первый был умеренным, готовым к компромиссам политиком, то от второго веяло холодом отчуждения.
Во время заседания 21 июля американский президент получил шифрованное сообщение: «The baby is born» — «Ребенок родился». Это означало, что испытания атомной бомбы в США успешно завершились. Трумэн был не прочь похвастаться столь мощным аргументом и сообщил Сталину, что отныне Америка располагает бомбой «исключительной силы». Советский лидер не обратил внимания на эти слова. Однако...
Маршал Георгий Жуков, находившийся в Потсдаме, вспоминал: «Вернувшись с заседания, И.В. Сталин в моем присутствии рассказал Молотову о состоявшемся разговоре с Трумэном. Молотов тут же сказал: «Цену себе набивает». Сталин рассмеялся: «Пусть набивает. Надо будет сегодня же переговорить с Курчатовым об ускорении нашей работы».
Ну а что же Черчилль, который всегда привлекал к себе внимание? В Потсдаме он выглядел не похожим на себя — напряженным и озабоченным. Причиной тому были близкие парламентские выборы. Дурные предчувствия не обманули премьера — консерваторы с треском проиграли лейбористам. И здесь же, в Потсдаме, произошла рокировка: место выбывшего из политической игры Черчилля занял лидер победителей Клемент Эттли.
Глава нашей делегации выглядел уверенным в себе, быстро находил выходы из сложных положений. То, что он переиграл своих оппонентов, — факт, признанный и на Западе, и на Востоке. К примеру, критически относившийся к нему начальник британского генштаба генерал Алан Брук как-то подчеркнул: Сталин «всегда быстро и безошибочно улавливал все аспекты любой ситуации...»
Ему удалось добиться передачи Советскому Союзу Кёнигсберга и прилегающего к нему района, признания правительств Болгарии, Румынии, Венгрии, Финляндии, против чего поначалу резко возражали союзники. Сталин был непоколебим в вопросах репараций Германии. Но при этом подчеркивал, что СССР не намерен окончательно разорять страну, лежащую в руинах. Как бы мы, современные люди разных взглядов, к нему ни относились, его тогдашние глобальные заслуги отрицать трудно.
Сталин отстоял право на получение Советским Союзом трети германского флота. В связи с этим состоялся любопытный диалог между ним и Черчиллем. Последний считал, что этот флот следует потопить. Реакция Сталина была веской: «Флот нужно разделить. Если господин Черчилль предпочитает потопить флот — он может это сделать. Я этого делать не собираюсь».
Британский премьер напомнил: все немецкие корабли находятся, мол, в руках англичан. На это Сталин отозвался иронической ремаркой: «В том-то и дело. Поэтому надо сейчас решить этот вопрос».
Известно, что США и Великобритания еще во время Второй мировой войны разработали план расчленения Германии на несколько государств, придав им преимущественно аграрный характер развития. Тем самым Вашингтон и Лондон рассчитывали покончить с опасным конкурентом и усилить собственное влияние в Европе. Не допустил такого развития событий опять-таки руководитель СССР. Еще 9 мая 1945 года Сталин заявил, что Советский Союз «не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию».
Союзники делали вид, что довольны друг другом, но после победы над Германией их дороги разошлись. В Потсдаме они словно прощались с дружбой, обретенной в боях против общего врага.
СРАЖЕНИЕ В КЕРЧЕНСКОМ ПРОЛИВЕ: «КОНТР-АДМИРАЛУ УШАКОВУ ВЕЛИКОЕ СПАСИБО»
235 лет назад, 19 июля 1790 года, состоялось одно из важнейших сражений в российской военной истории: в Керченском проливе наш флот одержал яркую и незабываемую победу.
Весной 1790-го командующим Черноморским флотом был назначен контр-адмирал Ушаков. Федор Федорович сразу же повел активную борьбу за морское господство. В мае вывел эскадру в море, бомбардировал Синоп, прошелся вдоль восточного побережья до Анапы, захватил и потопил два десятка транспортных судов. От пленных русские узнали: готовится крупная десантная операция противника. Потемкин же получил сведения о том, что турки собираются напасть на Крым. Полетел приказ светлейшего Ушакову — выйти навстречу неприятелю.
2 июля из Севастополя отчалили десять линейных кораблей, шесть фрегатов и 17 мелких судов. Патрулируя у крымских берегов, флот встал на якорь близ Керченского пролива. Русский флотоводец рассчитал: турки пойдут со стороны Анапы, и здесь их удобно будет перехватить. Действительно, 8 июля дозорные доложили, что замечены «посторонние суда» — шла эскадра Гуссейна-паши: десять линейных кораблей, восемь фрегатов и 36 вспомогательных посудин с десантом. В артиллерии враг имел значительный перевес — 1100 орудий против 836 наших. Превосходил и калибрами пушек.
При таком соотношении и с учетом благоприятного для турок ветра правила того времени требовали от Ушакова принять бой, стоя на якорях. Но Федор Федорович, уверенный в превосходной выучке своих моряков, решил обеспечить себе преимущество в маневрировании. Приказал поднять паруса и идти на сближение.
Гуссейн-паша устремился в атаку. В полдень с обеих сторон загрохотали пушки. Турки навалились на авангард бригадира Голенкина, стремясь окружить его и взять под перекрестный обстрел. Русские моряки оправдали надежды Ушакова, действовали четко, без суеты, как на учениях, меткими, сокрушающими залпами отражали вражеские атаки. Гуссейн-паша занервничал, силясь все же сломить отряд Голенкина, подкреплял натиск вводом в бой новый кораблей.
Наши основные силы помогали авангарду огнем, однако выяснилось, что для кораблей в хвосте колонны, как и для фрегатов с относительно слабой артиллерией, дальность оказалась слишком велика, их ядра не долетали до цели. Тогда командующий принял неожиданное решение: приказал фрегатам выйти из общего строя, а линейным кораблям сократить образовавшиеся промежутки. Колонна настолько уплотнилась, что бушприты шедших позади судов почти упирались в кормовые надстройки тех, кто шел в авангарде. Зато огонь на турок обрушился массированный, сосредоточенный. Переменился и ветер, который теперь стал дуть в паруса, Ушаков продолжил сближение с неприятелем. Турок расстреливали в упор из всех калибров, даже из стрелкового оружия. На такой дистанции оказалась очень эффективной морская новинка — каронады, короткоствольные пушки, бившие на короткое расстояние, однако больших калибров и скорострельные.
Составившие отдельный строй фрегаты Федор Федорович использовал в качестве резерва, своевременно направил на помощь авангарду. Несколько вражеских кораблей удалось зажать между двумя русскими линиями, поливая их залпами с обеих сторон.
Гуссейн-паша отчаянно маневрировал, пытаясь вывести свои силы из-под губительного огня, оторваться, перестроиться. Но русский командующий не отпускал противника, вцепившись мертвой хваткой, продолжал трепать-громить новыми атаками. Наконец, около пяти часов вечера неприятель не выдержал и обратился в бегство. Ночная темнота позволила уцелевшим османам спастись от погони. Потери они понесли серьезные: два корабля, три вспомогательных судна; погибло около тысячи моряков и заполнявших суда десантников, 733 человека попали в плен.
Екатерина Великая высоко оценила результаты сражения, а Потемкину написала: «Победу Черноморского флота над Турецким мы праздновали вчера молебствием у Казанской... Контр-адмиралу Ушакову великое спасибо прошу от меня сказать и всем его подчиненным».
Керченское сражение стало переломным для всей обстановки на Черном море. Отныне на его просторах господство перехватил русский флот. Турки теперь боялись встреч с нашими офицерами и матросами, спешили удрать, укрыться, отсидеться по своим гаваням.
Одну за другой наши войска брали османские крепости: Килия, Тульча, Исакча, неприступный прежде Измаил... Пала и Анапа.
Дипломаты султана упрямились, продолжали увиливать от подписания мира. Уж очень не хотелось расставаться с привычными иллюзиями насчет «своего» Черного моря. Неприятель собирал силы, какие только мог привлечь, призвал свирепых пиратов Алжира и Туниса, державших в страхе все Средиземное море. Но Ушаков поставил окончательную точку в затянувшихся спорах, разметав эти эскадры у мыса Калиакрия. Причем потери у русских моряков во всех жесточайших баталиях оказывались ничтожными. В Керченском сражении — 29 погибших и 68 раненых, у Тендры —21 человек был убит и 25 получили ранения, при Калиакрии — 17 павших и 28 раненых. Вот так умел воевать Ушаков! Наверное, и молитвы его много значили, не зря православная церковь признала Федора Федоровича святым.
Ну а на турок очередной разгром их флота навел такой ужас, что они поспешили заключить Ясский мирный договор, признали присоединение к России Крыма, Кубани, отдали земли от Буга до Днестра.
Теперь Черное море стало русским.
Иллюстрация: Владимир Тихоновский. «Керченское сражение, июль 1790 года»
ШЕРЕМЕТЕВСКОЕ «ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА»
220 лет назад, 22 июля 1795 года, в подмосковном Останкине открыл двери удивительный по красоте дворец-театр. В этот день крепостная труппа графа Николая Шереметева сыграла перед публикой из высшего общества первую премьеру — оперу Ивана Козловского «Взятие Измаила, или Зельмира и Смелон».
Театральный зал оснастили по последнему слову техники и европейской моды конца XVIII века. После спектакля менее чем за час подмостки превращались в «воксал» — бальный зал для приемов и торжеств. Расцвет театральной жизни в Останкине был красочным, но недолгим — всего несколько лет. Тем не менее тот период считается одной из ярчайших страниц истории русского театра.
Шереметевская труппа, поначалу любительская, «домашняя», была создана еще в середине XVIII века. Граф Николай Петрович, поездив по Европе и повидав другие театры, поставил перед собой задачу создать профессиональный коллектив. Для этого пригласил лучших педагогов и занялся постройкой нового здания. В моде тогда были «слезные», камерные комедии, требовавшие тем не менее перемены декораций и соответствующего антуража. Наряду с ними ставились большие эпические произведения, где были задействованы десятки человек, для чего были необходимы большая труппа и современная машинерия. Граф мечтал воздвигнуть грандиозный дворец искусств с парадными покоями, картинной галереей, физическими кабинетами. Однако даже у богатейшего человека страны денег на такой проект не хватило, и замысел в сокращенном виде перешел в Останкино.
ШЕРЕМЕТЕВСКОЕ «ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА»
220 лет назад, 22 июля 1795 года, в подмосковном Останкине открыл двери удивительный по красоте дворец-театр. В этот день крепостная труппа графа Николая Шереметева сыграла перед публикой из высшего общества первую премьеру — оперу Ивана Козловского «Взятие Измаила, или Зельмира и Смелон».
Театральный зал оснастили по последнему слову техники и европейской моды конца XVIII века. После спектакля менее чем за час подмостки превращались в «воксал» — бальный зал для приемов и торжеств. Расцвет театральной жизни в Останкине был красочным, но недолгим — всего несколько лет. Тем не менее тот период считается одной из ярчайших страниц истории русского театра.
Шереметевская труппа, поначалу любительская, «домашняя», была создана еще в середине XVIII века. Граф Николай Петрович, поездив по Европе и повидав другие театры, поставил перед собой задачу создать профессиональный коллектив. Для этого пригласил лучших педагогов и занялся постройкой нового здания. В моде тогда были «слезные», камерные комедии, требовавшие тем не менее перемены декораций и соответствующего антуража. Наряду с ними ставились большие эпические произведения, где были задействованы десятки человек, для чего были необходимы большая труппа и современная машинерия. Граф мечтал воздвигнуть грандиозный дворец искусств с парадными покоями, картинной галереей, физическими кабинетами. Однако даже у богатейшего человека страны денег на такой проект не хватило, и замысел в сокращенном виде перешел в Останкино.