Ни законы Божьи, ни законы государевы не могут остановить человека в необузданном стремлении к «хорошей» жизни. Но для значительной части рода человеческого жизнь «хорошая» — это жизнь без труда, жизнь, когда можно ничего не делать. 

Фольклор подарил нам поговорку «лень прежде человека родилась», подчеркнув то, что стремление ничего не делать — неотъемлемая часть человеческой натуры. Идеально — печь, лежанка. А счастье само чудесным образом тебя найдет — хоть бы «по щучьему велению».

Что же заставляет человека работать, превозмогать себя, удерживаться от безудержной лени? Возможно, понимание того, что труд дает возможность существовать и получать блага. Возможно, наличие души, которая «обязана трудиться». Но только лишь начинает маячить призрачная надежда, что блага появятся сами, без труда, желание ничего не делать накрывает народные массы «с головой».

Что становится катализатором, что пробуждает и проявляет нежелание труда? Как ни странно, технологии. Да, технологии, и только они, дают надежду на то, что сказка «По щучьему велению» может стать былью. Именно этот призрак, призрак технологий, освобождающих от труда, — «спусковой крючок» радикального изменения поведения масс и разрушительных социальных бурь.

Кстати, далеко не все технологии становятся таким триггером. Несмотря на то, что за последние пару сотен лет технологических прорывов было немало — паровой двигатель и электричество, железные дороги и автомобиль, телефон, самолет, телевидение, компьютер, интернет и мобильная связь, наконец «искусственный интеллект», надежду на то, что трудиться не надо, дают лишь два из них: паровой двигатель и... «искусственный интеллект». Все остальные технологические чудеса, хоть и добавляют в жизнь человека новые продукты и новые возможности, столь желанной надежды на освобождение от труда не пробуждают.

Конечно, стремление освободиться от труда — не что-то новое. Эта страсть издревле живет в человеке. Но лишь иногда, по неким причинам, она прорывается в форме тяжелейших общественных потрясений.

Еще в религии древней Месопотамии, в цивилизации, зародившейся более 4000 лет до н. э., само появление человека — итог именно такого устремления. Только, по версии шумеров, желание освободиться от труда возникло у... богов! В дошедших до наших дней шумеро-аккадских мифах именно боги устали от работы по обустройству мира. И дабы погасить их недовольство, верховное божество, бог Мардук, смешав глину и жертвенную кровь бога Кингу, создал человека. Создал ради того, чтобы человек взял на себя обязанность по поддержанию порядка в мире и освободил богов от труда. Но замысел не был удачным: все последующие мифы пронизаны историями бунтов, но уже не богов, а людей. Человек постоянно стремился освободиться от труда. И это было причиной всех самых жестоких социальных трагедий и переворотов. Получить без труда как можно больше — стремление неискоренимое.

Природа массовых волн социального брожения и колебаний социальной ткани подобна эпидемии. Зародившись в одном обществе, нечто разрушительное будет «шагать» дальше и дальше, пока эпидемия не перерастет в охватившую мир пандемию. Благодаря SARS CoV-19 мы можем легко представить пандемию социальную: массовые и масштабные поражения, но уже не легких, а умов.

Можно смело утверждать, что социальная пандемия, основанная на стремлении освободиться от труда, случилась почти два с половиной столетия назад. Она зародилась не в китайском Ухане, а... во Франции, хотя докатилась и до Китая. Россия, до которой эта пандемия вируса революций дошла чуть более столетия назад, стала одной из самых ярких демонстраций завирусованности: русский человек с присущей нам увлеченностью смел и разрушил до основания собственный мир.

Удивительно, но в РНК этого вируса лежит не что иное, как... паровой двигатель. Да, именно это изобретение подарило надежду на то, что созданная человеком машина освободит его от труда. Джеймс Уатт внедрил вращательное движение в запатентованный им паровой двигатель и открыл путь к широкому применению паровых машин в промышленности в 1784 году.

Не прошло и десяти лет, как французская монархическая власть была сметена. Заменившая ее в 1789 году республика должна была освободить от труда, добиться большей гуманности и равноправия для всех. Но сделать этого новой власти не удалось. Полного равноправия она добилась лишь в реформе... смертной казни, которую, впрочем, тоже не миновала волна технологического прогресса. В тот же удивительный и богатый на события год во Франции внедрили изобретение врача и депутата республиканского Учредительного собрания Жозефа-Игнаса Гильотена.

Вместо освобождения от труда новая власть подарила обществу освобождение... от головы. Разве могла такая власть удержаться? Нет, она вновь была сметена: в 1804 году французы восстановили империю. Впрочем, в 1830 году власть опять пострадала: конституционная монархия была «подкорректирована», а в 1871 году в очередной раз сметена республикой. На кого еще можно было обратить гнев и недовольство народных масс, уверовавших в саму возможность освобождения от труда, как не на власть?

Вирус революций, поразивший сознание французов, из бурлящей страны, где неуспешная власть раз за разом, с завидным постоянством сменялась (изобретение Гильотена оказалось просто бесценно для этого), проник в другие страны. В 1791-м от колониального гнета Франции освободилось Гаити. Аргентина, Чили, Венесуэла, Греция одна за другой с 1810 по 1825 год тоже испытали радость «освобожденного труда». К 1848 году вирус прошелся по Европейскому континенту, поразив и уничтожив власть, неспособную освободить от труда, в Германии, Италии, Австрии. 1878 год — Османская империя, 1910-й — Португалия, 1911-й — Китай и, наконец, 1917 год — мощный всплеск и разрушение Российской Империи, после которого вирус с новой силой растекся по Европе.

Впрочем, не стоит ходить так далеко, обратимся к родной истории, тем более что наш вклад в мировую революцию сложно переоценить — именно мы подняли «Знамя великой борьбы всех народов, за лучший мир, за святую свободу».

* * *

Россия, начало прошлого века. Страна сверхбыстро, буквально за пару десятков лет поглотила и внедрила все доступные на тот момент передовые технологии. Новое и эффективное промышленное производство: металлургия, машиностроение, текстиль, развитие железнодорожного транспорта, начавшийся быстрый рост городов и переток населения в промышленные и финансовые центры империи — создали условия для активации и невероятной силы вспышки блуждающего до того момента вируса... Вируса, основанного на вере в то, что благодаря технологиям можно освободиться от труда. На тот момент речь шла о труде в большей степени физическом, а в особенности — о труде принудительном, отчужденном, работе на хозяина.

Народные массы, уверовав в технологии и новый мир, пришедший в Россию, пожелали быстро и революционно освободиться от труда. Это невыраженное на словах, но мощное желание всколыхнуло людей, вызывало массовые протесты и собственно революцию. Конечно, многие историки и политики пытаются объяснить те события другими причинами: недовольством властью, политической системой, несправедливым распределением ренты. Возможно, это так. Но так лишь отчасти — никогда ни власть, ни политика, ни деньги слишком сильно не беспокоили и не интересовали русского человека. Его всегда интересовала «хорошая жизнь», главным признаком которой было и, похоже, остается избавление от труда.

Не ответить на это скрытое чаяние масс большевики не могли — никакая власть советам бы в этом случае не светила. Но и исполнить это желание, невзирая на все успехи промышленного развития, было невозможно. Радость освобождения от труда — желание несбыточное.

Гениальный ход вождей Великой Октябрьской социалистической революции был в легчайшей, слабо заметной поправке: «радость освобождения от труда» была подменена «радостью освобожденного труда»! Труду отчужденному был успешно противопоставлен труд освобожденный — красивая подмена понятий сработала.

Большевики ловко канализировали и укротили мощную энергию скрытых желаний масс, в буквальном смысле «вырезав» слой главных создателей промышленной эпохи — «дельцов и банкиров, владельцев заводов, газет, пароходов». Ленинскими «грабь награбленное» и «землю — крестьянам, фабрики — рабочим» строилась и укреплялась советская власть. Укрепилась настолько, что даже учредила «Праздник освобожденного труда».

Советская власть, опасаясь прямо идти против чаяний общества, обещала каждому советскому человеку чувство удовлетворения, которое тот должен испытать лишь потому, что труд его более не отчуждается в пользу «буржуев и капиталистов». Были обещаны счастье и эйфория от того, что рабочий и крестьянин стали свободны от гнета и эксплуатации. Для самых рьяных, кому этого обещания было мало, было дано еще одно: коммунизм при жизни. Коммунизм — прекрасный мир, где «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Исторический этап социализма, когда «от каждого по способностям, каждому по труду», советской властью, на всякий случай, для большей убедительности был объявлен временным. Веры во временность социализма и неизбежность коммунизма хватило на 70 лет...

* * *

Россия, начало этого века. Прошло сто лет. Снова, как и в прошлом веке, буквально за пару десятилетий страна использовала все лучшие доступные в мире продукты, технологии, бизнес-модели и даже бренды, насытившись ими. Ровно так же, как и столетие назад, русский человек вновь столкнулся с бродящим по планете вирусом, сильно мутировавшим, но от того еще более опасным. Что же разбудило эту новую пандемию, основой которой, как и прежде, остается человеческая лень? Точно то же, что и столетие назад, — новая технология.

Но теперь это не паровой двигатель, обещающий освобождение от труда физического и отчужденного, а искусственный интеллект, обещающий еще и освобождение от труда умственного и творческого, в итоге — от труда как такового.

От того самого труда, который сто лет назад считался в русском обществе не только не обременительным, а почетным, элитным и даже желанным. «Ручной труд есть долг и счастье для всех; деятельность ума и воображения есть деятельность исключительная; она становится долгом и счастьем только для тех, которые к ней призваны. Призвание же можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит ученый или художник своему покою и благосостоянию, чтобы отдаться своему призванию», — писал Лев Толстой в 1908 году.

Государство Российское и президент Владимир Путин декларируют необходимость развития экономики, основанной на знаниях, творчестве и технологиях. Однако наши наиболее «продвинутые» современники, которых можно даже назвать классом интеллектуальным, подобно рабочим и крестьянам начала прошлого столетия, на поверку мечтают совсем о другом! Они мечтают об освобождении от труда. Кропотливого труда над монографиями, исследованиями, опытами, красками и словами, нотами и гипсом...

Рабочий класс прошлого века, который в результате революции получил все средства производства и экономические активы в свои руки, удивительно быстро и безропотно сдал их партийной бюрократии. Сегодня история, казалось бы, повторяется, но с существенной оговоркой. Нынешний интеллектуальный класс, получив в руки все достижения мирового интеллекта: созданные за столетия произведения науки, литературы и искусства, сдал эти новые экономические активы чужим технологическим компаниям — разработчикам искусственного интеллекта. Сдал без стона, без боли, без сожаления и без сопротивления, без осознания, что речь идет о борьбе за его существование. Сдал с тихой радостью и верой в то, что, поручив мыслительный и творческий процесс машинам, он от труда будет освобожден.

Апологетам технологической сингулярности, современным интеллектуалам и лидерам общественного мнения не пришло в голову провести параллель и вспомнить, чем кончилась подобная история сто лет назад. Рабочие и крестьяне стали работать, но не на себя и не ради себя, не ради обустройства своего мира. Их труд лишь на словах стал освобожденным. Сегодня же речь идет о работе на условиях, которые определят не родные партия и правительство, а абсолютно чуждые технологические гиганты. Машины, ренту от запросов к которым извлекают несколько человек, чьи имена мы прекрасно знаем.

Так же, как и сто лет назад, стремление к «освобождению от труда» закончится сомнительной радостью и праздником «освобожденного труда». Только теперь освобожденного от имени, от личности и от человека.

* * *

Характер таких устремлений и надежд — глобальный. Скорость и глубина их проникновения в социальную ткань подобны вирусу с высочайшей контагиозностью. Привычное для информационного общества выражение «мем завирусился» применимо и здесь. Не будучи мемом, символическая аббревиатура — будь то AI, ИИ, IA (англ., рус., а также фр., ит., исп.), KI (Künstliche Intelligenz, нем.) или 人工(кит., яп.), проникла во все без исключения страны. Вместе с ней вновь вылезла и укоренилась в головах идея освобождения от труда. Мем «AI» завирусился!

AI — символ созданной человеком искусственной субстанции, призванной работать и заменить человека мыслящего, проник в мир человека как никогда быстро — фактически за один, 2022-й, год. Результат этого проникновения всеохватывающий.

* * *

Социальные пандемии — глобальны. Это прямое следствие наращивания социальной контактности: охваты youtube, facebook, instagram (принадлежат Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ) и, конечно, tiktok зашкаливают — их уже использует более половины человечества. При такой связности для вспышки социальной пандемии достаточно символа. Символа, который так же, как паровой двигатель век назад, подарил бы надежду на то, что человек перестанет трудиться.

Поражает нынешний штамм вируса не только интеллектуальный класс, хотя, безусловно, именно он находится в авангарде заболевших. Остальные пока скорее опасаются. Некоторые, вроде таксистов, даже протестуют. Ведь они точно знают, что автопилот, в отличие от них, водит всегда равномерно и беспристрастно, а беседу с пассажиром ведет неспешно, ровно, ненадоедливо, статистически выверенно. Таксисты точно знают, что большинству пассажиров это настолько нравится, что они готовы доверить жизнь алгоритму, забывая, что объяснить, как этот алгоритм работает, а главное предсказать, когда случится сбой, не могут даже его создатели.

Результаты недавнего аналитического исследования и прогнозы Международного валютного фонда поражают: почти 40 процентов занятого населения в мире подвержено рискам, связанным с искусственным интеллектом. А риски ли это, или, напротив, скрытое желание? Но ничто настоящих «техно амбассадоров» не пугает: вооружившись цифровыми системами, они ведут освободительную борьбу против непосильного человеческого труда. К небольшому бурлящему интеллектуальному классу (10–15% от трудоспособного населения) сегодня присоединились алчущие экономии их же заказчики и работодатели. Правда, мотивация у них совсем иная — в финале борьбы они рассчитывают на другой приз: отправить работников интеллектуального труда на улицу, ведь машина вознаграждения не требует, выполняет работу по запросу быстро, в любое время суток, не болеет, не хандрит, наконец — не спивается.

Непримиримую борьбу за освобождение от труда ведут и IT-гиганты. Увлеченные гонкой за самой совершенной технологией, они не задумываются (пока идет гонка) о том, что борются они не за освобождение от труда, а за освобождение цивилизации от человека. На полях баталий за доминирование машины человечество, которое играет против себя самого, несомненно ждет сокрушительный успех. Ведь на стороне революционеров играют и правительства! Да, искусственный интеллект — та единственная тема, вокруг которой правительства всех стран объединились. Чиновники наперегонки бросились декларировать важность технологии и оказывать бурную поддержку тем, кто развивает искусственный интеллект. Сегодня трудно найти хотя бы одного человека государственного, который бы высказал опасения на сей счет. И даже государственных финансистов, опасающихся всего и вся, совсем не беспокоит, что в отсутствие работников попросту некому будет платить подоходный налог. Не впадают в панику и занимающиеся внутренней политикой мужи, предпочитая не задумываться, что у освобожденных от труда людей одновременно освободятся и кошельки, и масса свободного времени, которое голодный человек точно знает куда, а вернее — против кого направить.

Есть апокалиптические высказывания ученых, художников, писателей, архитекторов — настоящих творцов, чьими талантами сегодня прирастает мировая культура. Но нет обеспокоенности чиновников, за исключением, пожалуй, Ширы Перлмуттер, которая еще недавно возглавляла Бюро по авторским правам США. Смелость и честность, с которой она заявила о присвоении оцифрованной интеллектуальной собственности IT-гигантами, и озвученная ею на фоне всеобщего ликования не самая приятная правда достойны восхищения. Однако удостоилась она лишь скоропостижного увольнения.

Небывалая по своей глубине драма, как и сто лет назад, почти никем не ощущается. Чтобы ее осознать, нужно совершить усилие — заставить себя окунуться в историю, попробовать восстановить ощущение великой войны, великого разрушения, великой депрессии, но не отстраненно, как историки и политики, а чувственно, словно человек, живущий в этот период. Ощутить ту эпоху как человек, теряющий дом, близких людей, родину, веру и свое предназначение. Потери были столь велики, что ни для радости, ни для необоснованных ожиданий сил ни у кого не осталось. Только скорбь, страх и желание восстановить мир.

На предыдущем витке пандемии трагический импульс утрат был столь силен, что надежды на освобождение от труда, приведшие к разрушительным последствиям, были сметены и похоронены. Человечество вновь вернулось к труду. Франция под звуки «La Vie en Rose», буквально ворвалась в «тридцать славных лет». Испания, под гимн труду и рабочему человеку — «Soy minero», свершила свое экономическое чудо. СССР, скорбя по потере почти 27 миллионов человек и десяткам тысяч разрушенных сел и городов, под марш «День Победы» и другие вдохновляющие произведения смог совершить прорывы в атоме и космосе.

Тогда человечество вернулось к труду, но труду качественно иному. Подспорьем в этом возвращении стал не только паровой двигатель, но и огромное число технологических изобретений и новое, вдохновляющее художественное творчество, помогающее «перенастроить» массовое сознание. Баланс стремления самореализации людей, другого труда и доступных благ был восстановлен. Именно поэтому лет 20–30 назад ценность и цена собственности интеллектуальной впервые в истории человечества превысила цену собственности материальной, создав стимул и условия транзита к новому типу занятости. Те же, кто не мог или не захотел заниматься трудом интеллектуальным и квалифицированным, обучались в средних школах до уровня, достаточного чтобы быть приставленным к машине — сесть за руль трактора или встать у станка.

Драма дня сегодняшнего в том, что надежды на успех и новый баланс труда нет — украденные IT-гигантами результаты интеллектуального творчества и машинная генерация всего и вся не оставляют ни места, ни смысла для человека. Через какую кровь и боль придется пройти — загадка, ответа на которую история, хоть и цикличная, но на каждом своем витке все же немного иная, не дает.

* * *

Скорость — далеко не все, что отличает нынешнюю социальную пандемию от пандемии вековой давности. Еще страшнее — необратимость происходящего. Люди никогда не сталкивались с вирусом такой мощи, ведь ныне речь идет об освобождении не только от физического труда, а еще и от труда, свойственного душе и разуму. Когда-то, более 2000 лет назад, Платон колебался — можно ли идеи и замыслы доверять... письменности. Он считал, что слово написанное в отличие от слова устного — мертво. Только в устной речи и взаимодействии двух собеседников, во взаимном контакте говорящего и слышащего слово обретает жизнь и полноту, может быть принято и понято. Трудно представить терзания великого мыслителя, если бы ему показали, что на замену поставленного им под сомнение слова письменного придет слово «переработанное»! Переработанное, словно упаковка из вторичного сырья — перемолотое, разобранное, просушенное и спрессованное. Практичные, быстрые, но лишенные душевного и разумного личного труда тексты, а с ними такие же картины, дома и музыка заполняют мир с немыслимой скоростью.

Скорость и сила новой социальной пандемии, устранившей неравенство не в материальных благах, а неравенство в способностях и знаниях, невероятны. Человечество — кто со страхом, а кто с надеждой, ждет освобождения от интеллектуального и творческого труда, погружаясь в невиданную патовую ситуацию. Все это имеет безвозвратные последствия: естественные порывы и стремления человека к рождению новых идей, сущностей и теорий, воплощению собственных замыслов быстро угасают. Ничто не останется прежним: рано или поздно придется «смахнуть» все фигуры с доски, сломав привычные конструкции — власти, стран, даже саму конструкцию мира, пусть несовершенного, но с любовью построенного и обустроенного жившими до нас людьми. Людьми, а не ботами, которые, не сомневайтесь, рано или поздно отпразднуют за нас день освобождения от человека. 

Андрей Матвиенко, к.т.н, философ и публицист