Александр АНДРЮХИН

06.10.2016

8 октября исполняется 80 лет одному из любимейших актеров страны Леониду Куравлеву. Это и Пашка Колокольников, и Шура Балаганов, и Жорж Милославский, и Афоня, и даже, если кто забыл, Робинзон Крузо. Фильмы с участием Леонида Вячеславовича всегда имели успех, одно лишь упоминание его фамилии сразу вызывало у зрителей улыбку. Режиссеры это усвоили, и как промежуточный итог — 250 картин. Накануне юбилея народный не только по званию, но и по сути своей артист разговорился с нашим корреспондентом.

Наметили встретиться в кафе на Малой Якиманке, неподалеку от дома, в котором живет Куравлев. Попросил занять столик в углу, где потемнее — чтобы никто не узнал. Однако операция сорвалась: едва вошел в кафе, все как ждали — тут же повернули головы в его сторону. «Он? Да точно! Сколько ему?» — прошелестело по залу. Мы сели за столик, заказали чаю и начали беседу. Надо отдать должное посетителям — никто не мешал, не лез за автографами, просто украдкой снимали на мобильники. Кадры, думаю, удались: Леонид Вячеславович поражал энергией, озорной веселостью, а порой и детской непосредственностью.

культура: Когда у Вас проявился актерский дар?
Куравлев: Он у меня вообще не проявлялся. Даже не думал, что стану артистом. Вырос в простой московской семье. Отец работал слесарем на заводе №45, сейчас это «Салют», а мать — дамским парикмахером. Мы жили в коммуналке — втроем в одной комнате. В этой же квартире размещался брат отца, он был инженером, получил отдельную комнату. Комнату имела и папина сестра — тетя Лиза. Мы любили собираться и петь. Отец играл на гитаре и баяне.

культура: Так вот откуда у Вас вокальные способности! Помню, как вдохновенно распевали в фильме «Начало» на пару с Чуриковой...
Куравлев: А еще «Лев Гурыч Синичкин», «Шла собака по роялю» — там я сам пою. Но в картине «Иван Васильевич меняет профессию» за меня это делает Валерий Золотухин. Так вот, возвращаясь к выбору профессии: уже в старшие классы ходил, а все не знал, кем быть. Учился я плохо. Особенно тяжело давалась математика. Как слышал «синус-косинус» — валился в обморок. А класс у нас был очень сильный — семь медалистов. Но (смеется), как говорится, в семье не без урода...

культура: Кто же Вас надоумил пойти в актеры?
Куравлев: Двоюродная сестра. Собрались мы как-то всей родней за столом, и дядя меня спрашивает: «Куда нацелился?» А я и не знаю. Куда без математики? Тогда Нина, дочка тети Лизы, говорит: «А попытай счастья во ВГИК. Там не надо сдавать математику. Главное — понравиться комиссии». Правда, предупредила, что конкурс сто человек на место. Сейчас, наверное, больше. Работать никто не хочет — все метят в артисты (опять смеется). Я выучил отрывки из Маяковского и «Поднятой целины», а также басню Крылова «Слон в случае». Хорошо, что не «Ворону и Лисицу» — ее читал каждый второй. Во время экзаменов у ВГИКа даже дежурила «Скорая помощь». Потому что как только абитуриент объявлял «Ворону и Лисицу», с кем-то из комиссии делалось плохо. Это шутка, не пишите!.. В первый год мне поступить не удалось. На следующий пришел с тем же репертуаром — и меня зачислили. Попал на курс к величайшему мастеру Борису Бибикову, у которого учились Нонна Мордюкова, Вячеслав Тихонов и многие другие, ставшие прославленными артистами.

культура: Нравилось во ВГИКе?
Куравлев: В общем-то да. Но после второго курса Борис Владимирович меня отчислил, потому что я никак не проявил себя. Влепил двойку. Мне и Смирнову Боре. Я забрал документы, Борька же поехал к Бибикову домой. Принялся уговаривать: «Мне учиться у вас очень интересно, хотя знаю, что актером не стану...» И Борис Владимирович поставил ему тройку. Заодно и мне, а то получилось бы несправедливо. Так что Борька меня спас. Он действительно стал не актером, а краеведом.

культура: И Вы начали себя проявлять?
Куравлев: Не то чтобы старался... Каждый год студенты показывают мастерам самостоятельные отрывки. Я подготовил по пьесе Катаева «Квадратура круга». Взял персонажа, которого играл во МХАТе великий Борис Ливанов. Но я этого не знал. Сюжет такой: обитатели комнаты в общежитии выставляют своего товарища в коридор. Он слоняется в поисках нового жилища, но его отовсюду гонят. Ливанов изображал нэпмана с буржуйскими манерами и одетого изысканно. Поэтому его герой и вызывал неприязнь у пролетарского сословия. Но я повернул по-другому. Молодого человека выставили за то, что он проштрафился — не дал взаймы или съездил кому-то по физиономии. Я облачился в длинное пальто, буденновку, тапочки на босу ногу. Нацепил круглые очки. Шмотки навалил в простыню, ведь его выгнали так быстро, что он не успел толком собраться. Когда я в таком одеянии появился на сцене, волоча за собой узел, раздался хохот, который не прекращался до конца сценки. А я ничего особо не играл, бродил как сомнамбула из комнаты в комнату и волочил по полу узел. На разборе Борис Владимирович меня похвалил. Сказал, что я прочитал образ лучше, чем Ливанов. Вот тогда-то и понял, что отныне я невыгоняемый.

культура: Насколько мне известно, из всего курса больше всех прославились именно Вы.
Куравлев: Это благодаря Василию Шукшину. Его влияние, как говорят, переоценить невозможно. Шукшин учился на режиссуре у Ромма. Пригласил меня в свой учебный фильм «Из Лебяжьего сообщают». А Василий очень цепкий. Вынул из моей души все, что ему необходимо, — всю мою суть, а потом уехал на родину сочинять сценарий «Живет такой парень». Писал под меня. Вот с этого фильма и пошло мое восхождение.

культура: Но перед этим Вы уже снялись в девяти картинах.
Куравлев: В основном в эпизодах. Хотя две ленты были для меня очень значительные — «Мичман Панин», где я играл с Вячеславом Тихоновым, и «Когда деревья были большими» — всегда восхищался Никулиным. Однако настоящая актерская работа началась с Шукшиным. Его сценарий еще до утверждения на киностудии Горького приобрел известность, и к Василию Макаровичу многие обращались с просьбой дать роль. Владимир Высоцкий, Станислав Любшин — тогда они еще не были знаменитостями. Но Шукшин отвечал: «У меня уже есть Куравлев». На репетициях Василий Макарович поступал очень интересно. Заставлял помимо роли подмечать, что творится по сторонам. Мог спросить, что увидел любопытного в автобусе или на улице. Со мной никто так не работал. Мы много смеялись, придумывали всякие чудачества, веселые мизансцены. Шукшин поощрял мою отсебятину. Он считал, что если актер погружен в роль, то экспромты пойдут только на пользу. Многие попали в картину. Но у нас подготовительный период слишком затянулся, мы зарепетировались. Мой герой настолько мне надоел, что я готов был его убить. И на кинопробах я уже оказался вялый, скучный, словом, никакой. Герасимов, который на них присутствовал, с удивлением спросил у Василия: «И ты будешь его снимать?» «Буду!» — твердо ответил Шукшин. Сказать такое Герасимову было большой смелостью. Тот, видимо, почувствовал, что давить на Шукшина бесполезно, и начал его уговаривать, чтобы он хотя бы отложил съемки до весны, поскольку в Москве зарядили дожди. Наверное, надеялся, что молодой режиссер найдет актера получше. Однако Шукшин твердо ответил: «Нет. Начнем сейчас».

культура: Настолько он был уверен в себе и в своем выборе?
Куравлев: Думаю, сомнения одолевали. Ведь неудача первой большой картины могла похоронить его как режиссера. И вот незадолго до съемок я прихожу к нему в студию. Вася стоит у окна, мрачно смотрит на дождь и вдруг произносит: «Неужели моя земля меня подведет?» Я почувствовал, что это он не только о погоде. А о том, получится ли фильм. И надо сказать, что земля не подвела. Когда мы приехали на Алтай, там стояло прекрасное бабье лето, доброе, ласковое, внимательное к человеку. И со съемками все ладилось. Шукшин снимал очень быстро. Заранее знал все, до мельчайших нюансов. У него в голове все было раскадровано. Картина сразу сделалась народной — светлая, добрая, человечная. После нее я стал нарасхват. Шукшин этой ролью словно предложил меня всему режиссерскому сообществу.

культура: Вы снялись в двухстах пятидесяти фильмах. Какая роль самая значительная?
Куравлев: Конечно, Паши Колокольникова. Лучше не было. Здесь моя сущность полностью совпала с характером героя. В ленте я был именно тем, кто есть в жизни.

культура: Сценарий к фильму «Печки-лавочки» Шукшин тоже делал под Вас?
Куравлев: Это так. Но я отказался, потому что не хотел повторяться. Шукшину сказал: «Ты же, Вася, сам актер. И сам написал сценарий. Лучше тебя никто не сыграет». И действительно, сегодня эту картину трудно представить без Шукшина. 

культура: А неудачные роли были?
Куравлев: Из всего, что я сыграл, примерно 12 работ могу назвать блестящими. Но тут не только моя заслуга. Не будь у меня замечательных партнеров, не было бы и успешных ролей. Я очень много впитывал от коллег по площадке, многому у них учился — Леонов, Юрский, Высоцкий, Новиков, Гердт, Вицин... Помните, как в комедии «Не может быть» Вицин играл подвыпившего папашу невесты? Гениально. Ни одного фрагмента мимо. Лишь такие актеры и способны насыщать. Они словно делятся своим талантом. Сегодня мне грустно смотреть фильмы с моим участием. Многих из тех, с кем играл, уже нет в живых. Также я никогда не отрывал себя от режиссера. Даже у слабого можно сыграть по-своему. Он тебя заставляет так, а ты делаешь наоборот, противореча постановщику.

культура: А где Вы противоречили?
Куравлев: Да на протяжении всей жизни! Думаете, все гении, что ли? Была пятерка гениальных режиссеров, в которых я не сомневался, и на почве их мастерства у меня была возможность создавать свои образы. Шукшин, Гайдай, Лиознова, Данелия и Швейцер. У Швейцера, можно сказать, я снимался все время. Он не умел создавать плохие картины. Помню, как он меня пригласил в «Маленькие трагедии». Образ гробовщика с его фразой «Мертвец без гроба не живет!» я придумал сам. Очень благодарен Швейцеру, что позволял работать по-своему. Больше всего, конечно, мне запомнилась «Карусель» по рассказам Чехова. Планировалось и продолжение, где я должен был играть с Олегом Ефремовым. Уже сформировали группу. Но съемки не состоялись.

культура: Однако при упоминании Вашего имени перед глазами встают отнюдь не чеховские персонажи, а комедийные — Шура Балаганов, Жорж Милославский, Афоня...
Куравлев: Образ Афони меня преследовал до девяностых, хотя фильм вышел в 1975-м. Прохожие, узнавая на улице, кричали: «Афоня, гони рубль!» А между тем Данелия не хотел брать меня в картину. Говорил, что я слишком примелькался на экране. Вот посмотрите, кого режиссер пробовал на эту роль (тут Куравлев достал список, в котором было шестнадцать фамилий. Среди них — Владимир Высоцкий, Николай Караченцов, Георгий Бурков, Владимир Носик, Борис Щербаков, Андрей Мартынов). Но в конце концов пришлось взять меня. Честно говоря, загадка: почему в народе так любят Афоню? Ему даже памятник поставили в Ярославле, где снималась лента. По сути, Афоня — лгун, алкаш, подонок, эгоист. Испортил девку, и ладно. Потом, правда, опомнился. Мне кажется, Данелия сам не разобрался с этим героем. Однако к нему — всенародная любовь. Почему? Непонятно.

культура: Вы один из немногих киноактеров, которые никогда не играли в театре. Хотели бы попробовать?
Куравлев: Никогда не хотел. А зачем? Я не успевал сниматься в кино. Так сложилось, что я мог по своему усмотрению выбирать роли, настолько много поступало предложений. Они и сейчас есть. Я был свободным человеком, не привязанным к службе. Числился в Театре Киноактера, приглашали в спектакли, уверяя, что на меня зритель пойдет. Но отказывался — не хватало времени. Так что моя нога на сцену не ступала ни разу. 

культура: Многие Ваши коллеги после долгих лет работы мучаются, что не сыграли что-то важное. 
Куравлев: У меня такого не было и нет. Ну о чем еще мечтать? Благодарен Богу, что он на меня просыпал столько великолепных ролей. Кто-то страдает, что не сыграл Гамлета или Хлестакова. Я тоже не сыграл Гамлета и Хлестакова, зато за плечами много других героев, порой совсем неожиданных — Робинзон Крузо, например. Помню, когда Говорухин взял меня на эту роль, комиссия встала на дыбы. «Зачем вы утвердили Куравлева? У него комедийный имидж! Он — Шура Балаганов, а Робинзон Крузо — англичанин, аристократ». Говорухин ответил: «Снимать буду только Куравлева. Потому что весь фильм перед зрителями будет одно и то же лицо, и любой артист на двадцатой минуте наскучит. А за Куравлевым наблюдать интересно». И Говорухин не ошибся. Картина разошлась по сорока странам.

культура: Есть ли у Вас кумиры среди мировых знаменитостей? 
Куравлев: Если вы намекаете на иностранных актеров, то среди них нет ни одного, кем бы я мог восхищаться. Помню, иду как-то по «Мосфильму», захожу в павильон №13, а там гробовая тишина. В чем дело? И вдруг навстречу выскакивает ассистент режиссера с шальными глазами: «Тише, у нас снимается сам Де Ниро». Я чуть не рассмеялся. Да артистов такого уровня в каждом нашем провинциальном театре отыщется с пяток. Вообще это миф, что зарубежные звезды сплошь гениальные. Самые лучшие — наши. Один Олег Ефремов чего стоит.

культура: Надо полагать, американское кино Вы не любите?
Куравлев: А за что его любить? За эффекты? Но это всего лишь приправа. А где, извините, главное блюдо? Американские картины ни уму, ни сердцу. Я был в США четыре раза. Скучные они... Да и вкуса особого нет. В 2008-м я снялся в фильме «Книга мастеров» по мотивам русских сказок. Его делали в России на американские деньги. Но что американцы понимают в русских сказках? По контракту лента должна была монтироваться в Голливуде. Вот там и отрезали лучшие куски, это существенно картину испортило. Можно не понимать в наших сказках, однако художественный вкус, по крайней мере, должен быть.

А в прошлом году принял участие в наполовину иностранном фильме с чудовищным названием «Весь этот джем». Сценарий не понравился, но роль священника, которую мне предложили, показалась вполне приличной. Согласился отчасти и из-за того, что снова захотелось услышать команду «мотор». У меня от нее сердце замирает...

культура: Народ Вас любит. Вы это ощущаете?
Куравлев: Мне приятно ловить добрые взгляды и улыбки на улицах. Значит, действительно своими ролями я несу что-то положительное. Незнакомые люди часто говорят, что любят меня. Но не все. Есть которые ненавидят. Недавно мне рассказали, что в интернете кто-то написал от моего имени, что якобы я мечтаю о развале России, чтобы она поскорее накрылась медным тазом. Очень расстроился от такой чудовищной лжи. Я все пропускаю через сердце, хотя понимаю, что написать такое мог лишь завистник, которому природа не дала и крупицы таланта. 

культура: В отличие от многих коллег, Вы свою семью не выводите под свет софитов...
Куравлев: С женой Ниной мы прожили счастливо 53 года. В 2012-м она скончалась от сердечного заболевания. Большая трагедия... Это у Нины наследственное. Отец ее тоже умер от сердечного приступа. Очень интересный человек. У него не было руки, и он ухитрялся одной рукой не только все делать по хозяйству, но и шить дочерям платья. А еще изобрел приспособление для чистки картошки. Когда у нас с Ниной через 17 лет после дочери родился сын, его мы назвали Васей — в честь Шукшина и в честь моего тестя. Сейчас у меня три внука — один меньше другого.

культура: Дети не пошли по актерской линии?
Куравлев: Сын — нет. И слава Богу. А дочь окончила Щукинское училище, снялась в семи фильмах, но потом у нее не заладилось. Бывает, что в актерской профессии не все ладится. Я же не могу требовать от режиссеров, чтобы они снимали мою дочь. Вот такой я, лапоть русский. Так что она нашла себя в другой области. Кстати, который час? Боюсь, дочь уже разыскивает меня по моргам. Заболтались что-то мы с вами...

Действительно, три часа пролетели незаметно. Актер засобирался домой. Но прежде чем мы вышли на улицу, Леонид Вячеславович подписал открытки с «Афоней» и раздал их посетителям кафе, которые не сводили с него глаз. 

«Это добрый, веселый человек, — писал Шукшин о Куравлеве. — Нам нужны такие люди в жизни, на экране, в книгах — везде. Как бы ни сложилась жизнь, какой бы ни была она трудной, порой при встрече с добрым человеком заражаешься от него верой, необходимой силой для преодоления трудностей. Это необходимо нам в жизни. Это трудно воспитывается, это рождается вместе с человеком. И важно потом не потерять это, сохранить в силе и нести это чувство к людям».