Ксения ПОЗДНЯКОВА

22.09.2016

60 лет назад на экраны вышла картина Леонида Лукова «Разные судьбы». Роль роковой красавицы Тани Огневой, которой был посвящен известный романс «Почему ты мне не встретилась, юная, нежная...», сыграла петербургская актриса Татьяна Пилецкая. Татьяна Людвиговна рассказала корреспонденту «Культуры» о кино, Кузьме Петрове-Водкине и своем аристократическом происхождении. 

Итак, она звалась Татьяной...

культура: Вы снялись во множестве прекрасных фильмов, но знаменитой Вас сделала картина «Разные судьбы». Как проходили пробы?
Пилецкая: Да не было никаких проб. Леонид Давыдович сразу утвердил актерский состав: Жору Юматова, Таню Конюхову, Юлю Панича и меня. У Лукова был очень точный глаз. Правда, он приходил на съемки «Княжны Мери», где я играла Веру, присматривался. Я поначалу не понимала, что он здесь делает, а Луков для себя что-то решал. Казалось бы, более чем положительный образ Веры. Какая уж тут Татьяна из «Разных судеб». А в результате фильм прожил большую замечательную жизнь. По телевизору его показывают очень часто. Я даже мужу порой говорю: «Будешь плохо себя вести — заставлю смотреть «Разные судьбы». «Не надо, — отвечает, — я его и так наизусть знаю». А при этом у картины юбилей, но никто практически не интересуется. Если бы я сама не напомнила нашей петербургской газете кинематографистов, то они бы и не спохватились. Я один экземпляр Юльке Паничу в Париж отправила. Мы же до сих пор общаемся, переписываемся. У него сложная жизнь, он и в Германии был, и в Израиле, а теперь обосновался во Франции. 

культура: После премьеры ленты Вам приходило несметное количество писем. Как зрители восприняли Вашу героиню?
Пилецкая: Многие упрекали Таню за черствость, эгоизм. А вот сегодня, напротив, часто слышу от молодых людей: «И что в ней плохого? Она просто хотела своего счастья и пыталась его добиться. Ну, такими путями». Понимаете, совершенно другой нынче взгляд на целый ряд вещей. Очень интересно.

культура: А как Вы сами относились к своему персонажу? 
Пилецкая: Я со многим не соглашалась. Иногда мне было даже не по себе играть такое. Но раз уж начала сниматься, то должна понимать ее поступки, хотя внутренне у меня с Таней оставались серьезные расхождения. «Я бы так в жизни не поступила», — твердила я. «Ты бы нет, а она поступила. Вот, пожалуйста, изволь оправдать», — говорил режиссер. 

культура: После картины Вы обрели невероятную популярность, и тем не менее снимать Вас практически перестали.
Пилецкая: У меня сложилась странная судьба. С одной стороны, в каждом газетном киоске продавали мои фотографии. Однажды мне из Киева привезли даже значок с моим изображением. А с другой — режиссерам я почему-то не нравилась. Может, мое лицо не соответствовало образу колхозницы, рабочей женщины. Хотя пробовалась я и на «Овода», и на «Первые радости». Все мимо. Не могу понять, в чем дело... Зато меня вставляли в каждую делегацию, потому что популярность действительно была невероятная. 

культура: На фестивале в Венеции Вы произвели настоящий фурор, не так ли? 
Пилецкая: Да, в Италии мы провели почти месяц. Надя Чередниченко, Иван Пырьев, Марина Ладынина и я. Особенно туго было с нарядами. Переодеваться нужно по три раза в день. Лоллобриджида приезжала на два дня, Тейлор на один — с огромными чемоданами, а у меня с собой всего пара платьев. Старалась выкручиваться. У меня было черное муаровое платье, отпорю верх, получается черная юбочка, блузочку прикуплю, прихожу вечером на прием в новом туалете. Потом обратно верх пришью... Выходила из положения.

От Роксаны до миссис Хадсон

культура: Примерно тогда же в Вашей жизни возникла сцена. Как решились променять кино на театр?
Пилецкая: Пошли какие-то неинтересные эпизодики, а тут в Доме кино подходит ко мне директор театра имени Ленинского комсомола (нынешний «Балтийский дом») и говорит: «Вы бы не хотели попробовать себя в театре?» Ну я и рискнула... Самая большая сцена в городе, зал на 1700 мест, а надо, чтобы тебя слышали до последнего ряда галерки. И началась совсем другая работа. Я очень благодарна режиссеру Павлу Осиповичу Хомскому, он меня научил ходить по сцене. Подошел как-то: «Таня, я ставлю «Сирано де Бержерака», хочу предложить вам Роксану». Мы играли 15 лет, 604 раза. И однажды на гастролях в Ялте я сказала директору, что сегодня сделаю это последний раз. Не потому что мне трудно. Просто пришло время. Спектакль сняли. Но какая колоссальнейшая школа! И слышно было меня, хотя никаких микрофонов не существовало. А сейчас и с микрофоном ничего не разберешь. Не понимаю, как теперь учат в театральном институте? Нельзя на сцене, тем более на нашей, громадной, говорить, как в обычной жизни... До чего докатились, у нас в театре собираются ввести курсы по технике речи, молодежь будут учить. Я, кстати, текст до сих пор помню. Смотрела как-то «Сирано...» в Москве, Кабо играла Роксану, так я вела себя просто неприлично, произносила реплики вслух, меня буквально распирало. «Гражданочка, вы можете помолчать?» — стали на меня оборачиваться. 

культура: В прошлом сезоне Вы вышли в роли миссис Хадсон, не боялись сравнений с Риной Зеленой?
Пилецкая: Нет, я с большим уважением и любовью отношусь к Зеленой, но у меня абсолютно свое решение роли и играю я ее с радостью. Паулс написал прекрасную музыку. Спектакль получился замечательный — 14 музыкальных номеров, все танцуют, поют. Зрители смотрят с удовольствием.

культура: Вас и сейчас приглашают сниматься? 
Пилецкая: Я очень люблю кино, конечно, хотелось бы еще немножко поработать, но ведь все смотрят только на мой год рождения. К примеру, присылают сценарий: «Из дома вывезли старушку, ходить не может, ничего не понимает, везут через ухабы, она говорит: «Осторожнее, здесь кочки»... Ну что это такое? Последний интересный проект — сериал «Вербное воскресенье». Роль связана с балетной профессией, мне это близко. Я очень благодарна режиссеру Антону Сиверсу, который пригласил меня, а потом добивался, чтобы играла я. Фильм снимался в Петербурге, но условия диктовали в Москве. Послали туда фотографии. Отвечают: «Нет, надо, чтобы у прославленной балерины были бриллианты в ушах, на шее». Какие бриллианты?! Я знала великих балерин Дудинскую, Вечеслову, Уланову. Косички заплетены, все в поту, работают. Это адская профессия.

На балу у Золушки

культура: Вы об этом знаете не понаслышке, окончив училище Вагановой. Как получилось, что в Вашу жизнь пришло кино?
Пилецкая: Время было тяжелое, мы с мамой жили очень бедно, белый хлеб на столе — редкость. Работала в театре Музкомедии. У нас служил замечательный артист Анатолий Королькевич, он очень хорошо ко мне относился. Как-то подошел, спросил, ну как, что, сколько у тебя зарплата. Я говорю, 650 рублей. Тогда он предложил: «Принеси фотографии, я их отдам на «Ленфильм», я сейчас часто снимаюсь, вдруг и тебя заметят, хоть подработаешь немного». И не думала, что это станет моей профессией. Действительно, вскоре меня пригласили. Не на роль, естественно. Это сегодня молодые девочки счастливые — сразу главная роль, звезда... А меня взяли в массовку. 4 рубля 50 копеек за съемочный день, а масло тогда стоило 14 рублей. Так что это было вполне прилично. И вот постепенно массовочка, потом групповочка, потом эпизодик какой-то...

культура: Если не ошибаюсь, впервые на экране Вы появились на балу Золушки в одноименной сказке Надежды Кошеверовой? 
Пилецкая: Совершенно верно. Правда, эпизодик был маленький. Нас, девчонок из хореографического училища, приглашали танцевать на балы. А у меня было красивое платье, синее, парчовое. И меня сняли крупно. Очень смешная история произошла два года назад. Мне позвонили из Москвы: «Вы снимались в «Золушке», скажите, пожалуйста, а как вы относитесь к тому, что мы ее раскрасим?» Я говорю, знаете, в те годы уже существовали цветные фильмы, и если режиссер и оператор считали, что картина должна быть черно-белой, вероятно, это их видение. Меня расспросили, в чем я была одета, рассказала про платье, но на экране оно почему-то стало розовым. Прошло месяца два, мне в театре подают газету, большой разворот: «Какого цвета глаза были у Янины Жеймо?» Раневская, Гарин, Жеймо, а потом маленькая вставочка: «По счастью, оказалась жива ассистент режиссера Татьяна Пилецкая, ей уже 95 лет, но она помогла нам восстановить палитру картины». Когда я посмотрела цветную версию, была в ужасе: все одеты совершенно неправильно. Кто и что им говорил, не знаю. 

культура: Но первым серьезным опытом стал «Пирогов» Григория Козинцева, это так?
Пилецкая: После того как я снялась в «Золушке», в театр Музкомедии пришел ассистент режиссера и предложил поучаствовать в картине, которую снимает Григорий Михайлович Козинцев. «Там есть такой эпизод — нужно ездить на лошади. Вы ездили?» — «Да», — ответила я, хотя в жизни в седле не сидела. Ну а вдруг потом больше ничего не будет, не позовут? Меня и еще двух девушек повезли на конезавод, на спортивную базу. Тренер с нами занимался. Мне сшили роскошную черную амазонку, надели цилиндр, серьги. Съемки проходили на Кировских островах. А мне так нравилось разъезжать. Я по этим аллейкам гоняла туда-сюда, причем в дамском седле. Вижу, режиссер на меня внимательно смотрит. Подумала, наверное, хорошо выгляжу. Зовет, подойдите. Ну я, шлейф на руку, соскочила с лошади. «Тань, я знаю, что вы артистка балета, а говорить умеете?» — «Конечно». Тогда Григорий Михайлович позвал костюмеров: «Прикиньте ей костюмчик Дарьи Севастопольской». Повязали платок и роль состоялась. Потом Козинцев пригласил меня на «Белинского».

культура: Правда, что многим в актерской судьбе Вы обязаны Александру Вертинскому?
Пилецкая: Мамина приятельница когда-то его очень хорошо знала. Она-то и позвала меня на концерт. Я такого никогда прежде не слышала, не видела. В антракте она предложила сходить за кулисы и познакомила с Александром Николаевичем. На мне тогда было синенькое платье с большим белым воротником, которое мне очень шло. Меня представили. На вопрос Вертинского, что я делаю, ответила: «Снимаюсь в кино...» «Да-да, — говорит, — с такой внешностью, конечно, вам надо сниматься». Затем каждый раз, когда он приезжал в Ленинград, приглашал на свои концерты. Однажды сообщил мне: «На студии Горького начинают снимать «Княжну Мери», роль Веры как раз для вас». Взял мои фотографии, отвез на студию, и меня вызвали в Москву. Так состоялась «Княжна». Когда думают, что «Разные судьбы» — это первая моя картина, глубоко ошибаются. После «Княжны» была «Мать» Донского, затем «Дело номер 306». И только потом «Разные судьбы». 

Дворянское гнездо

культура: У Вас немецкие корни, и тем не менее Вы коренная петербурженка. Расскажите немного о своей семье.
Пилецкая: Мои предки приехали в Россию в 1837 году. Дед, прадед учились в Петербурге. Все были художники. Дед учился вместе с Репиным. Его работы есть в Третьяковке, я специально ездила, смотрела.

культура: Как началось Ваше увлечение семейными тайнами?
Пилецкая: С очередного простоя. В театре ведь тоже бывают перерывы. А я без дела сидеть не умею. У нас на стене висел портрет моей прапрапрабабушки Луизы Кессених, решила выяснить, за что же она получила все эти награды, изображенные на картине. Начала просматривать архивы. Мне дали материалы, и пошло-поехало. Луиза была личностью довольно авантюрного склада. Представляете, оставить двоих детей, постричься наголо, надеть мужскую одежду и пойти вслед за мужем сражаться с Наполеоном. Император Александр потом наградил ее медалью за храбрость. Уже после войны повторно вышла замуж за книгопечатника и перебралась в Петербург. Здесь она держала танцкласс. Затем открыла на Петербургской дороге трактир «Красный кабачок». Недавно, кстати, его восстановили, нас пригласили посмотреть. Очень неплохо сделано. При входе хотят поставить портрет Луизы. 

культура: Фамилия Вашего отца — Урлауб — переводится как «отдых», но жизнь ему досталась нелегкая. 
Пилецкая: Папа работал инженером-химиком на заводе «Фармакон», мама воспитывала нас с братом. День отцовской получки бывал радостным: на столе сардельки, халва — настоящий праздник. Жили мы довольно трудно. Хотя в квартире, где я росла, были сплошь красное дерево, карельская береза, бронза, фарфор. Бабушка после уплотнения (от принадлежащего ей дома осталась одна девятиметровая комната) все отдала любимому сыну, моему отцу. Вообще про папу могу рассказывать часами. Он уникальный человек. К нему обращались по любому вопросу. Кладезь знаний. Замечательно пел, рисовал, писал стихи. И очень легкий был человек. Если бы он обладал другим характером, полагаю, не смог бы пережить те трагические события, что выпали на его долю. В войну его выслали из Ленинграда, потому что в паспорте было написано «немец». Я в то время находилась в эвакуации. 3 июля 41-го нас с балетным училищем вывезли из Ленинграда. Родители не думали, что это продлится почти три года, даже зимних вещей с собой не дали, только пальтишко легенькое. 

культура: А помните возвращение в Ленинград? 
Пилецкая: Конечно, ехали по Невскому, а дома разрушенные закрыты фальшивыми фасадами. Я поселилась в общежитии при хореографическом училище. Мама еще оставалась в эвакуации, папа в ссылке. Родители вернулись позже. Долго не могла пойти домой. Я же не знала, что там осталось. Дошла до того, что сидела на занятиях и рисовала нашу квартиру. Представляете, какая тоска была. И наконец решилась отправиться на Таврическую. Прихожу, на двери папина табличка «Л. Урлауб», позвонила, мне открыла женщина: «Девочка, тебе чего?» Я, конечно, в слезы: «Это наша квартира, я здесь жила». Марья Михайловна провела меня внутрь, у нас коридор был длинный, две комнаты, а в торце еще одна — большая. И вот она была оставлена за братом, закрыта на замок. Я спустилась в ЖАКТ, дали мне ключи. Открыла... Это невозможно передать. Я носилась по комнате, захлебываясь слезами, то одну возьму вещь, то другую... От былой роскоши остался только портрет Петра и одна федотовская картина. В ту ночь я впервые после войны осталась дома, соседка дала мне одеяло, подушку. Окна были еще заклеены бумагой крест-накрест. 

Года три тому назад, когда снимали документальный фильм обо мне, режиссер сказал, что договорились поехать на Таврическую улицу. У меня сердце захолонуло. Подъезжаем, а там все иначе — мраморные лестницы, ковры, вазоны с цветами, двери белые с золотом... Поднялись на третий этаж, режиссер предупреждает: нынешний владелец квартиры не согласился нас пустить. Говорю, вы останьтесь тут, а я позвоню. Подошла к своей двери, открыл человек лет сорока пяти. Ну я, конечно, снова в слезы. А он: я все знаю, проходите. И я оказалась в квартире, где прошло мое детство. Он был очень любезен, пригласил нас с дочкой, потому что, когда она родилась, мы еще тут жили. Но все это давно в прошлом.

Крестница Петрова-Водкина

культура: Вы крестница художника Кузьмы Петрова-Водкина. Как Ваши родители с ним познакомились? 
Пилецкая: Папа работал в химической лаборатории в поселке Шувалово. Однажды начальник пригласил их с мамой в гости. Меня тогда еще на свете не было. Когда они пришли, раздался звонок, в комнату вошел человек, бритый наголо, с очень пронзительным взглядом серых глаз. Так состоялось их знакомство с Петровым-Водкиным и его семьей. Родители часто у них бывали, папа подробно описывал мастерскую, комнату, дом, где они жили. А когда я появилась, Кузьма Сергеевич вызвался быть моим крестным. Тогда это категорически не разрешалось, поэтому крестили меня дома на Таврической, пригласили батюшку. Думаю, я одна осталась, кто помнит Кузьму Сергеевича.

культура: Вы даже позировали Петрову-Водкину для картины? 
Пилецкая: Он писал мой портрет на веранде в поселке Сиверском. Мама надела на меня белое платье, папа привез мне куклу, как раз был мой день рождения. За четыре сеанса родилась картина «Девочка с куклой. Портрет Татули». В те годы Петрова-Водкина не принимали, и Русский музей старался избавиться от его работ. Часть оказалась в Третьяковке. А мой портрет переехал в Эстонию. Так что в каком-то смысле я живу еще и в Таллине. 

культура: Как получилось, что на первой выставке в Русском музее картину окрестили «дочерью рыбака»? 
Пилецкая: В 1963 году открылась выставка работ Петрова-Водкина, мы с папой отправились на вернисаж. И увидели под моим портретом надпись: «Дочь рыбака». А рядом изображение другой девочки. Видимо, спутали, а может, не знали. После выставки папа решил узнать, что это значит. Пошел, сказал, мол, маленькая неточность, я рыбаком никогда не был, а это моя дочь. Портрет писали в 37-м году. 

культура: Обычным женщинам кажется, что красавицам все в жизни дается значительно легче. Действительно ли это так?
Пилецкая: Да нет, что вы! Трудиться надо. Что значит легче? Думаете, я могу хуже сыграть, только показать свое лицо? Кому это нужно, тем более сегодня. Одной красоты недостаточно. Я сразу вижу, из кого выйдет толк, а из кого нет. Есть девочки, которые понимают, что делают, но очень много тех, кто просто корчит рожи, никаких эмоций. Но их все равно снимают...

культура: Как Вам удается оставаться в такой прекрасной форме? Не поделитесь секретом? 
Пилецкая: Никаких секретов, я даже диет никогда не держала. За все спасибо маме с папой. Кроме того, у меня потрясающий муж. Он до сих пор за мной ухаживает, я прихожу — обед на столе, потом час отдыха. Все это, конечно, имеет очень большое значение. 

культура: У Вас ведь какая-то романтическая история знакомства?
Пилецкая: Была у меня приятельница, Маргарита, мы вместе снимались в «Олеко Дундиче». Она пела в цыганском ансамбле. Как-то звонит: можно я к тебе зайду чайку попить. «Пожалуйста, только у меня дома шаром покати». — «Ничего, мы все купим. Я тут с одним актером», — отвечает. Пришли, смотрю — стоит красивый парень. Я ее в кухню отвела: «С ума сошла, куда тебе такой молодой кавалер?» А она говорит: «Это не для меня, это для тебя». Они принесли двести граммов колбасы и бутылку рома (она у нас до сих пор хранится). Посидели, поговорили. Потом он спросил: можно я вам позвоню? Позвонил... И вот мы уже 43 года вместе. Мой муж — заслуженный артист России, мим Борис Агешин. Вот так.

культура: То есть Вам мужа фактически цыганка нагадала? 
Пилецкая: А она и нагадала. Я как-то пришла к Маргарите в гости, настроение паршивое. И ее мама мне предлагает: «Татьяна Людвиговна, я вам сейчас карты раскину... Ой, у вас на пороге молодой человек». Вот хотите верьте, хотите нет.