Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

24.05.2016

Знаменитый российский художник Эрик Булатов стал кавалером французского Ордена искусств и литературы. Церемония награждения прошла в Центре имени Жоржа Помпиду. В парижской мастерской Булатова побывал корреспондент «Культуры». 

культура: В Центре Помпиду, где есть и Ваши работы, включая хорошо всем известную «Слава КПСС», в середине сентября откроется выставка наших художников-шестидесятников. 
Булатов: Важно, что политические разногласия не мешают культурному общению. Именно сейчас такие связи должны быть максимально активными. На предстоящем вернисаже покажут не только шестидесятников, но и картины, написанные в 90-е годы и в нынешнем веке. Экспозиция ляжет в основу собрания современной российской живописи. Что-то подарят художники, что-то Центр Помпиду приобретет сам. Таким образом, будет дополнена коллекция начала ХХ века, куда входят Кандинский, Малевич, Шагал, Гончарова, Ларионов... 

культура: Вы один из самых востребованных мастеров. Вас выставляли крупнейшие музеи мира — от Лувра и Гуггенхайма до Третьяковки, Русского музея и галереи Цюриха. Несомненно, есть чем гордиться? 
Булатов: Главными были ретроспективы в Третьяковской галерее в 2006 году и в Манеже в 2014-м. Они лучше всего показали, что я из себя представляю как художник, итоги моей работы. Поразило, что пришло много молодежи. Я даже выступил с лекциями перед студентами. Для меня это важно еще и потому, что некоторые арт-критики (как и мои сверстники) пытаются запихнуть Булатова в советское время и считают, что позже я ничего не сделал. Молодых же, напротив, интересовало то, чем я занимаюсь сегодня. Меня это невероятно обрадовало. 

культура: Почему, на Ваш взгляд, в России отношение к искусству более трепетное, чем где бы то ни было?
Булатов: Исторически так сложилось. Оно нужно нам не для того, чтобы украсить жизнь (как у французов), а для того, чтобы ее прожить. Помочь человеку и даже, в каком-то смысле, спасти его. В этом есть что-то религиозное. Некая вера, что искусство объяснит, научит чему-то важному. Известна и его просветительская миссия. Русский художник творит не ради создания хорошей картины, а чтобы что-то изменить в обществе и сознании людей. 

культура: Одна из Ваших работ называется «Откуда я знаю куда». Не отражает ли она какую-то растерянность, неопределенность, поиск? 
Булатов: Это не поиск, а констатация факта. Мы действительно не знаем, куда идем. Искусство дарит надежду, и в этом я вижу смысл своей жизни. Надо помнить, что твоего места никто не займет. Опоздать невозможно. 

культура: Для Вас творчество — это не монолог, а диалог мастера с публикой?
Булатов: Живописец стремится, чтобы зритель был не просто свидетелем, а участником картины. Он хочет внушить ему то, что чувствует сам. Добиться полного слияния. Зритель необходим не для оценки того, что он делает, а как сообщник. Это отличает нас от других. Французское искусство герметично. Оно вообще не нуждается в публике. Хотите — смотрите, не хотите — проходите мимо. 

культура: Многие годы, проведенные во Франции, не повлияли на истоки Вашего творчества?
Булатов: Я ощущаю себя русским художником, который живет и работает в Париже. Мое сознание сформировано национальной культурой — от этого никуда не денешься. Я никогда не был эмигрантом и не имею к ним никакого отношения.

культура: Живописец — это судьба? Им рождаются или становятся?
Булатов: Даже если становишься, значит, таков твой удел. Не состоявшийся мастер, возможно, пошел не в ту сторону, не развил то, что ему дано. Не зря сказано: «Много званых, да мало избранных». 

культура: Одним из своих учителей Вы считаете великого Владимира Фаворского...
Булатов: Он сыграл определяющую роль в моей судьбе. Научил думать, понимать, что такое искусство. Объяснил основополагающий принцип мироздания, столь важный для человека, работающего с визуальными образами. Даже сегодня я мысленно обращаюсь к Владимиру Андреевичу с вопросами и, как мне кажется, продолжаю получать ответы.

культура: Ну а чему Вы учитесь в Лувре и других музеях, которые постоянно посещаете?
Булатов: Всегда есть чему — была бы внутренняя потребность. Это связано с моей позицией в творчестве. Для меня важно не противопоставление себя традиции, а опора на нее. Мое дело — наведение мостов между направлениями и эпохами. Современное искусство слишком сильно оторвалось от классического фундамента. Такую связь нужно укреплять. Моими любимыми мастерами остаются Фра Анджелико, Пьеро делла Франческа, Левитан, Саврасов, Малевич. Но это не значит, что я хочу им подражать. 

культура: Какие картины для Вас наиболее значимы в Третьяковской галерее? 
Булатов: Режиссер Александр Шаталов снял посвященный мне двухсерийный фильм «Моя Третьяковка», летом или осенью ленту покажут по телевидению. В «Старой Третьяковке» для меня абсолютный шедевр — «Пейзаж» Куинджи. Полотно практически никто не знает, потому что оно не так давно появилось в музее. Далее, «Дворик» Саврасова, затем левитановские «Березовая роща» и «Мостик» и поленовские «Бабушкин сад» и «Московский дворик». 

культура: А что в «Новой»?
Булатов: Среди картин, оказавших на меня сильное влияние, прежде всего, «Черный квадрат» Малевича. Удивительная работа Климента Редько «Восстание», где изображены Ленин и его соратники, а также «Шар улетел» Сергея Лучишкина. Наконец, назову еще три, которые не люблю, но считаю важными: «Ленин в Смольном» Исаака Бродского, «Сталин и Ворошилов в Кремле» Александра Герасимова и Василия Ефанова «Незабываемая встреча» (ее полное название — «Руководители партии и правительства в президиуме Всесоюзного совещания жен хозяйственников и инженерно-технических работников тяжелой промышленности в Кремле». — «Культура»). 

культура: Известному живописцу Юрию Куперу приписывают ироничные слова о том, что в жизни художника есть три этапа: вначале найти феню, то есть какой-то трюк; потом отточить феню и, наконец, гонять феню.
Булатов: Это очень распространенный подход, и мы часто видим, как мастер, который что-то нашел, бесконечно варьирует собственное творчество и ничего нового не создает. На этом построено все американское искусство: просто гонят продукцию с колоссальной скоростью. Я же все время стараюсь делать что-то такое, чего раньше не пробовал.

культура: Культура — это единое целое, объединяющее литературу, музыку и живопись?
Булатов: Думаю, да. Тем не менее, каждая составляющая требует специфического отношения. Всегда приходит на ум библейское: «В начале было Слово». Поэтому то, что ты нарисовал, считают как бы иллюстрацией. Но давайте вспомним всю фразу: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Значит, Бог — это прежде всего образ. 

культура: Вы относитесь к художникам, анализирующим, как и почему пишут свои картины. То есть, у Вас рациональный, а не интуитивный подход к творчеству?
Булатов: Без интуиции не обойдешься. Но она кратковременна. Я должен понимать, что делаю. Вероятно, у других больше таланта, которого мне не хватает. У них рука умнее головы. Они творят, не зная что, а получается хорошо. Недаром Фаворский, самый рациональный мастер из всех, говорил: «Я потом могу все объяснить, но когда пишу, то не знаю, почему это делаю». 

культура: Надо ли помогать зрителю в постижении сути произведения?
Булатов: Мне это необходимо. Поэтому я сочиняю статьи, где высказываю принципиальные соображения. Объясняю, как построена картина. Чтобы быть зрителем, нужно иметь талант. Смотреть живопись — серьезный труд. Когда я иду в Лувр, то выбираю три-четыре полотна и после чувствую себя ужасно усталым. При этом хочется поделиться тем, что увидел и понял. 

культура: Как известно, время все рассудит и расставит по своим местам. Какими глазами люди взглянут на Ваши полотна лет через сто или двести? Поймут ли их?
Булатов: «Зайдите через тысячу лет, — предлагал Маяковский, — там поговорим». Язык Вермеера понимают через столетия. Если я действительно создал что-то живое, оно останется. 

культура: В искусстве существуют настолько разные тенденции, что зачастую трудно объединить их в одно понятие. 
Булатов: Мне неясно, как можно назвать одним словом то, что делаем я и Джефф Кунс. Или, скажем, есть группа, именующая себя московскими концептуалистами. Поскольку им визуальный образ вообще не нужен, они не прекращают нападки на картину. Сейчас любой перформанс — особенно в России — совершается с политическими целями. Его пытаются представить как артистический жест, факт искусства. Кто что-то придумал — уже художник, а заказать исполнение можно и простому ремесленнику. Для меня это полный бред. Намерение вообще ничего не значит. Искусство начинается с реализации. Тем не менее нужно отдавать себе отчет в границах дозволенного и не переступать их. 

культура: В последние годы Лувр выставляет работы современных мастеров среди классических шедевров. 
Булатов: Я считаю это ошибкой. Оставьте в покое настоящее искусство, чтобы на него можно было смотреть и опираться.

культура: Новая живопись должна чтить традиции или неизбежно отрицание предшественников? 
Булатов: Каким бы новаторским ни было творчество, оно все равно связано с прошлым. Малевич получил от Левитана неосознанное наследие, и поэтому между ними есть глубокое внутреннее единство. 

культура: Несколько лет назад по просьбе мэрии Вы создали эмблему «Москва — лучший город Земли». 
Булатов: Наша столица с ее потрясающей энергетикой — центр русской культуры. Я вижу, с каким интересом люди ходят в театры, на выставки. В этом отношении Петербург по сравнению с Москвой выглядит провинцией. Да и Париж ей уступает.