Елена ФЕДОРЕНКО

10.12.2015

16 декабря исполнится сто лет со дня рождения великого композитора, классика XX века Георгия Свиридова. Коллеги называли его произведения музыкальными иконами, друзья считали, что он наделен даром пророка. Мы «побеседовали» с Георгием Васильевичем, основываясь на книге «Музыка как судьба» и неопубликованных архивах маэстро, и убедились, что о многих бедах он предупреждал. И без устали призывал хранить наши ценности, нашу живую историю и хрупкий мир на земле.

культура: Свою главную творческую задачу Вы видели в том, чтобы «воспеть Русь, где Господь дал и велел... жить, радоваться и мучиться». Не так ли?
Свиридов: Я хочу создать миф: «Россия». Пишу все об одном, что успею, то сделаю, сколько даст Бог. Я чувствую тайную связь с землей.

культура: Сегодня, в год Вашего векового юбилея, Ваша музыка любима и востребована. Кого представляли своими слушателями?
Свиридов: Я никогда не писал музыку для старых или молодых, для рабочих или интеллигенции, не писал музыку для определенного слушателя. Я писал музыку, повинуясь голосу своей совести.

культура: Ваши мелодии звучат не только в филармонических залах, но и доносятся из мобильников. «Время, вперед!», «Метель», «Ах, Маритана, моя Маритана» превратились в модные рингтоны. В век высоких технологий это верный показатель популярности.
Свиридов: Технический прогресс — это еще не прогресс человечества, путать эти понятия нельзя и, я бы сказал, вредно. 

Прогресс цивилизации, рост науки и техники привел к тому, что земной шар превратился в гигантскую коммунальную квартиру, в которой живут разные, чужие, ничем внутренне не связанные люди, царит постоянная свара, злоба, скандалы (совсем как у Зощенки).

культура: Выходят Ваши диски, о Вашей музыке появляются все новые статьи...
Свиридов: За последнее время о музыке написано огромное количество слов. Десятки, сотни и даже тысячи людей занимаются ее толкованием. Мусоргский называл их «музыкальными цадиками». Чем ни более суха, неэмоциональна и безобразна музыка, тем больший простор она дает толкователям. 

культура: Так сердиты на критиков и музыковедов? 
Свиридов: Весь этот пышный словесный набор часто прикрывает полнейшую чепуху, лишь чисто техническую фантазию автора, пускает пыль в глаза доверчивых простаков. 

культура: Вы родились в городке Фатеж, что на Курской земле, основным занятием местных жителей было сельское хозяйство. Когда создавали вокальный цикл на стихи Есенина «У меня отец крестьянин», то, конечно, вспоминали детство?
Свиридов: Мой отец Василий Григорьевич Свиридов был коммунистом и после Октябрьского переворота служил на советских должностях в уездном городке Фатеже. Когда пришли с Юга белые, отец скрывался, жил в подвале. Один человек донес об этом. Отец попал в тюрьму. В это время красные пошли в наступление с севера, и Добровольческая армия начала отступление. Перед отступлением несколько человек арестованных большевиков были (естественно — безоружные) согнаны во двор тюрьмы и порублены шашками. Помню своего отца в гробу с перевязанной нижней частью лица. И сейчас его вижу! 

В Фатеже было 4 церкви: Соборная, где меня крестили (поп Иван Халанский по прозвищу Халан), Покровская, рядом с ней в одной загородке Тихвинская церковь (которую с превеликим трудом взорвали после войны). Тихвинская — маленькая, зимняя, Покрова зимой не работала — было трудно отапливать. Богоявленская церковь на кладбище, где похоронены отец и родные (деды).

В церковь я ходил большею частью с бабушкой, которая была очень религиозна. Длинные службы меня утомляли, тяжело было стоять на ногах. Я торопил бабушку, упрашивал ее идти домой. Особенно я любил службу Чистого четверга, которую бабушка отстаивала целиком, я же обычно с кухаркой и сестрой уходил раньше, неся домой фонарики.

Часто я вспоминаю свою Родину — Курский песенный край. Россия была богата песней, Курские края — особенно. Они хранились в памяти народных певиц и певцов, передаваемые изустно, из поколения в поколение — дивные, старинные напевы. Как они прекрасны, как они оригинальны, своеобычны, какая радость — слушать их. Один из музыкальных ладов, на котором построена моя кантата «Курские песни», говорит о глубокой древности своего происхождения. Этому ладу, я думаю, сотни лет. Теперь уже так не поют. Жизнь — неумолима! Радио и особенно телевидение вытесняют эту музыку. Будет жаль, если она совсем исчезнет.

культура: К массовой советской песне 30–50-х годов Вы относились как выдающемуся историческому явлению. 
Свиридов: Романс и песня — наиболее распространенные, наиболее любимые виды музыки. Они проникают в самое сердце человека и живут в нем не только как воспоминания, ощущения; они живут в сердце сами, живые, можно вспомнить мелодию, запеть ее самому и т.д. «Однозвучно гремит колокольчик», «Вот мчится тройка почтовая», «Соловей мой, соловей», «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Народная песня и старая церковная музыка — вот то, что лежит в фундаменте нашей культуры. Песня обнаружила необыкновенно разнообразные, поистине неисчерпаемые возможности. Это царство мелодии. Пение — тянет к простоте, четкости, к формуле, к символу. 

В сущности, идеалом сочетания слова и музыки служит народная песня. Под песни пеленается, женится и хоронится русский человек, говорил Гоголь. Теперь: русский человек пляшет под чужую дудку и хоронится под чужую музыку. Распространенное в наши дни стремление окарикатурить русскую песню, русскую интонацию, шутовство, переходящее в ерничество. Этого как-то было слишком много. Приелось это желание унизить Русское, «идиотизм деревенской жизни», по выражению одного немецкого профессора. Новая жизнь, новые моды, новые песни, к сожалению, очень скучные, бездушные, серые какие-то. Народная песня исковеркана, опохаблена, лишена естественности, красоты, правдивости.

культура: Может, просто жизнь изменилась?
Свиридов: Когда говорят о сплошной темноте и невежестве русского крестьянина, то все уже верят в то, что это факт, так оно и было на самом деле. Ну а, например, церковь, которая была почти в каждом селе? Само здание ее было образцом красоты, а колокольный звон, его торжественность, слияние с красотой природы, росписи и картины в церкви, горящие свечи, запах ладана и благовоний, одежда священника, изумительная музыка, которую не только слышали, но и пели сами прихожане (т.е. они же и артисты) и, наконец, чтение Евангелия, величайшей из книг, полной любви и мудрости. Дальше: резная крестьянская изба, наличники, крыльцо, окна, деревянный орнамент. Посуда, полотенца и кружева, одежда (в особенности праздничная женская), народные песни (неисчислимое их количество, одна лучше другой), танцы, игры, хороводы. Резные коромысла, дуги, сбруя, прялки — всего не перечислишь! А словесное творчество: пословицы, сказки, поговорки, загадки... Загадки приучают смолоду человека к сознанию того, что мир имеет тайну. Нет! Жизнь русского крестьянина была совсем не такой, какой ее изображают теперь. Кому понадобилось все это уничтожить?

Ну, я понимаю, часть этого подлежала замене, например, посуда, одежда, игры. Главное было — уничтожить Бога, веру, душу народа опустошить, а остальное уже шло само собой. Опустевшая душа заполнялась разным содержанием: сначала марксизмом, потом ленинизмом — каторжным трудом за хлеб, за то, чтобы только не умереть с голоду. Человек лишился земли и крова над головой. О земле он вообще забыл и возненавидел ее, переставшую кормить, чужую. А между тем за нее было заплачено обильной кровью предков.

культура: Почему Вы считаете, что Россия и революция оказались духовно несовместимыми? 
Свиридов: Занимаясь отбором песен для кинофильма «10 дней, которые потрясли мир», я выяснил достоверно, что революция (не только октября 1917 года) и все революционное движение на протяжении десятков лет не создали ни одной своей песни. Почти все революционные песни чужого, заграничного изобретения: «Варшавянка» — французский военный марш, «Смело, товарищи, в ногу» — немецкий, «Мы, молодая гвардия», современный гимн комсомола — немецкая народная песня. «Авиамарш» — нацистская германская песня Хорста Веселя, «Замучен тяжелой неволей», «Слезами залит мир безбрежный» — польские антирусские. Примеров — масса. Ни одной своей ноты... сама революция — по выражению Блока — оказалась совершенно «немузыкальным» явлением.

культура: Не только к песне, но и к хорам Вы неравнодушны. Ваше завещание — хоровой цикл «Песнопения и молитвы». 
Свиридов: Наша духовная хоровая музыка — некогда гордость и самобытность нашего духовного сознания, объявлена уже десятки лет вне закона. Духовная же музыка католиков объявлена высшей ценностью (даже когда подобные произведения не являются особо интересными), хранятся, исполняются и у нас. Музыка Русского православия истребляется, унижается, третируется в последнее время. Подобно тому, как церковная роспись католических храмов объявлена бесценным сокровищем, а русская иконопись почти полностью уничтожена и продолжает уничтожаться. ... Я не верил в интернационализм, который совмещается с неуважением к собственной национальной культуре.

культура: Вы всегда ратовали за возрождение русских национальных традиций, и что-то свершается — например, возродилось Всероссийское хоровое общество. В Союзе композиторов Вы упорно противостояли тем, кто считал, что нужно «догонять» Запад.
Свиридов: Нравственная сторона поступков (жизни) вообще не принимается во внимание. А между тем, нравственный смысл, нравственное значение искусства — вот главное в нем. Эту нравственную сторону искусство обрело усилиями великих творцов, великих гениев, великих людей нашей эры. Вот против этой великой нравственной идеи и ведется борьба, надо сказать, далеко не безуспешная.

Существует искусство — как голос души, как исповедь души. Такова была русская традиция. В 19-м веке, а может быть и раньше, из Европы пришла идея искусства — как развлечения для богатых, для сытых, искусства — как индустрии, искусства — как коммерции. Искусство — как удовольствие, как комфорт. 

Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть — вот что Россия принесла в мировое сознание. А ныне — есть опасность лишиться этой высокой нравственной категории и выдавать за нее нечто совсем другое.

культура: Вы так беззаветно любите Россию... 
Свиридов: Для меня Россия — страна простора, страна песни, страна печали, страна минора, страна Христа. Россия — грандиозная страна, в которой причудливо сплетаются разнообразные веяния и влияния. Она всегда в движении, путь ее необычайно сложен, загадочен, и мы можем лишь предполагать, как сложится ее судьба. Мазать Россию однообразной черной краской пополам с экскрементами, изображать или объявлять ее народ скопищем дремучих хамов и идиотов, коверкать, опошлять и безобразить ее гениев — на это способны лишь люди, глубоко равнодушные или открыто враждебные к нашей Родине и ее народу. Это апостолы злобы, помогающие нравственно разлагать наш народ с целью превратить его в стадо и сделать послушным орудием в своих руках. Их точка зрения на Россию не нова. Это точка зрения приезжего французского маркиза де Кюстина, а также современных де Кюстинов, лишенных дворянского титула. Достоевский гениально обобщил подобные взгляды (свойственные и русским) и вывел их носителя в художественном образе одного из своих литературных героев. Это — Смердяков.

культура: Вы всегда тревожились за русскую музыку и литературу, их судьбу и предназначение... 
Свиридов: Поражает — невероятная легковесность, бездумность по отношению к очень серьезным вещам и одновременно разросшееся авторское самомнение, какое-то уверенное, сытое самодовольство. Выдуманная грусть, боль в соединении с этим сытым самодовольством. В нашем искусстве все больше стал распространяться тип делового человека, дельца ловкого, небрезгливого, хорошо ориентирующегося в обстоятельствах жизни, умеющего найти ключ к действию в этих новых обстоятельствах. Подобного рода тип (в сущности — Чичиков) очень распространяется. Появились: певцы-Чичиковы, дирижеры-Чичиковы и прочие. Торговля стала валютной, международной. Торговать стали крупно, вплоть до Христопродавства. Мелкие выжиги и кулаки уступили место дельцам международного типа.

культура: Сегодня уличные музыканты часто играют Вашу «Метель». Это для Вас похвала особая — Вы ведь считали, что великое признание Моцарта в том, что его играет слепой скрипач? 
Свиридов: У Пушкина слепой скрипач в трактире играет «из Моцарта». Невозможно представить, чтобы он, слепой — т.е. играющий по слуху! — играл «из Сальери». Музыка Сальери не носится в воздухе, она остается на бумаге, она не летит, мелодия его не крылата, она — не мелодия, она — лишь тема, звуковой ряд.

культура: В Ваших произведениях ностальгия и печаль по пушкинским временам. А что Вам дорого в Пушкине?
Свиридов: Высокое, благородное движение души. Стремление к внутренней гармонии, сознание высокого предназначения человека — вот что сейчас особенно звучит для меня в Пушкине. Часто говорят: «а вот Пушкин понятен всем». Это — заблуждение. Если бы Пушкин стал понятен всем, он давно бы перестал существовать, был исчерпан и давно забыт. Глубина Пушкина редко кому доступна, она слишком глубока... Образы Пушкина — от русской природы и сходной с ней жизни. Жизнь всякого человека связана с природой, со сменой времен года, со сменой дня и ночи (а в России много ночи, много ночного). Пушкин воспел любовь: и плотские утехи, и глубокие, трагические страсти. Он воспел свое чувство, воспел предметы своей любви. То же — Есенин, Блок.

культура: А среди современников-писателей были ли попутчики?
Свиридов: Мощный, суровый, эпичный Федор Абрамов. Возвышенно-поэтический Василий Белов. Пронзительный, щемящий Виктор Астафьев. Драматичный Валентин Распутин. Мягкий, лиричный южанин, мой земляк Евгений Носов. Сергей Залыгин — тонкий и умный. Блестящий эссеист Владимир Солоухин. Я люблю и необыкновенно высоко ставлю их творчество, они — украшение сегодняшней нашей литературы, не говоря, конечно, о классиках Леонове и Шолохове. То, что это люди — мои современники, не дает мне с такой силой почувствовать свое одиночество. Прекрасный, свежий, благоуханный, сильный, новый и, вместе с тем, «вечный» русский язык. По-новому раскрытые современные русские характеры.

культура: Что главное в русском характере?
Свиридов: Духовность — высшее начало в человеке, его божественная часть, божественная природа, соединенная в индивидууме с земным, животным, матерьяльным началом, олицетворением низменных страстей и помыслов.

культура: Вас тревожит какая-то мысль?
Свиридов: О потере духовной самостоятельности. Важнейший вопрос для всей нашей культуры и всего искусства. Если современный художник пытается изобразить народ не грубым, глупым, жестоким и низким, а найти в нем элементы возвышенного духа, тут же будут говорить об «идеализме» и т.д. Но народ — ни добрый, ни злой, он бывает и таким, другим, он — всякий, он — стихия. А интеллигенция — культура, т.е. надстройка, верхний слой с большим количеством пены, как в океане. Если русской культуре суждено существовать, она должна возвратиться к истоку нравственности и добра.

культура: Вы так критиковали современную музыку и современный театр за отсутствие традиционности, почвенности. В каком-то искусстве Вы это чувствовали?
Свиридов: В цирке — чистое искусство, чуждое какого-либо «разложения», декаданса, всякого уныния. Искусство, вызывающее восторг. Цирк — всегда праздничное, бессмертное, здоровое, «традиционное» искусство. Никогда не умирает в человеке восхищение удалью, красотой, ловкостью, смелостью, выдумкой, грацией. Нравственное искусство, здоровый народный юмор.

культура: В 1991 году Вы записали в дневнике страшные фразы. Помните?
Свиридов: Это не жизнь, а «ночь на Лысой горе» — шабаш зла, лжи, вероломства и всяческой низости. Все это происходит на фоне кровопускания, кровопролития пока еще скромных масштабов, но имеющий глаза да видит: в любой момент может политься большая кровь, за этим дело не станет!

культура: И эти слова накануне августовского путча оказались провидческими. Вы предсказали и военные конфликты... 
Свиридов: Новый фашизм родил новый тип войны. Война-истребление, война-мясорубка, война-бойня почти без всякого риска для фашистской стороны, на основе материального, технического превосходства, когда нападающая сторона агрессоров теряет 200 человек, а нация — жертва, обречена на заклание. Воскрешение древних дохристианских идей — религиозного истребления целых народов, приносимых в жертву новым мировым владыкам, злодеям, которых еще не знал мир. По сравнению с Бушем или Шароном и Троцкий, и Сталин, при всей своей беспощадности, кажутся мальчишками, играющими в оловянных солдат.

Миром владеют мировые разбойники, уничтожающие целые народы. И большие народы, целые православные, инорелигиозные государства. Гигантская мировая мистификация. Старшие поколения обрекаются на нищету и быструю гибель, молодым приготовлена рабская участь.

культура: Как грустно... Неужели жизнь и беды — синонимы?
Свиридов: Мудрость жизни заключена в ней же самой: новые поколения приходят в мир вполне чистыми, значит, дело в том, чтобы их воспитать в служении высокому добру. Мы — гости здесь на земле, но как прекрасен мир! Сколько в нем красоты, сколько печали! Чувство хрупкости, временности нашего существования, отсюда значит, что человек должен ценить жизнь, любить ее и стараться сделать ее как можно лучше для всех, а не только для себя.

Разумно устроенное государство обязано воспитывать своих подданных в сознании незыблемости моральных ценностей, в духе высоких нравственных начал, а искусства, художества должны помогать воспитанию благородного человеческого характера, пробуждая в человеке чувство красоты, добра и правды.

Использованы фотографии из книги А. Сохора «Георгий Свиридов». Москва, 1972