культура: В чем феномен Тарковского? Почему именно он остается для многих людей, особенно кинематографистов, своего рода иконой?

Суркова: Феномен — его глобальный талант. Когда-то меня потрясло «Иваново детство», заставило изменить жизнь, избрать другую профессию. Я находилась под всеобъемлющим обаянием Тарковского. Он обладал магнетизмом, заставлявшим все бросить и бежать на съемочную площадку. Воспринималось это как счастье. Мною написана статья о христианских мотивах в творчестве Тарковского и Бергмана, и я там не полагаю его православным христианином. Внутреннее состояние Тарковского менялось, особенно ближе к смерти, когда он заболел. Андрей Арсеньевич был человеком глубоко идеалистичным, безусловно верующим в высшую силу, но не христианином как таковым. Речь в его картинах идет о соборном общем Боге, может быть, поэтому они так популярны. Лично я по-разному отношусь к его фильмам и в отличие от многих западных зрителей не считаю «Жертвоприношение» шедевром. Не могу сказать, что Тарковский шел по линии возвышения своих возможностей. Кое-что он, безусловно, потерял, уехав на Запад. Выскажу крамольную мысль: кризис начался на «Сталкере», затем продолжился, и в каком-то смысле Тарковский умер как художник. И все равно я не могу сравнить его ни с кем из людей, с которыми мне приходилось общаться. Это то искусство, которое должно восприниматься чувствами и душой.

культура: Такая глыба, как Бергман, по степени культовости уступает Тарковскому...

Суркова: Бергман был протестант. Это совсем другое мироощущение, гораздо более сухое и прагматичное. Хотя он был связан с церковью всегда, даже ее отрицая. Для Бергмана богоборчество составило смысл всей жизни. В Тарковском есть тотально-русское чувственное ощущение мира за пределами видимого. Западные люди через его фильмы припадают к тому мировосприятию, которое свойственно русской душе.

культура: Что особенно поразило Вас в Тарковском и осталось в памяти?

Суркова: Фильмы «Андрей Рублев», «Зеркало» и, наконец, «Солярис», который он сам любил меньше всего. Я обожаю сцену полета в библиотеке. Она очень многое говорит о взаимоотношениях мужчины и женщины. Из жизненных наблюдений в памяти остались резкие движения, характерное покусывание губ и насмешливый, не слишком добрый взгляд...

культура: Каким образом Тарковский поменял Вашу жизнь?

Суркова: Поменял полностью. Я пришла к Богу после «Рублева», которого он не признавал в те времена как религиозную картину.

культура: Вопросы веры между вами не обсуждались?

Суркова: Нет, никогда. Зато как само собой разумеющееся обсуждались инопланетные пришельцы. Они его очень интересовали на каком-то детском уровне. Или — проблемы медитации. Тарковский не носил креста. Когда об «Андрее Рублеве» в западной газете написали что-то связанное с религией, он сказал: «Только этого не хватало, чтобы меня в пропаганде религии обвинили». И говорил он так не потому, что чего-то опасался. Я никогда не видела Тарковского, заходящим в церковь в Москве. Правда, он с женой Ларисой пришел в храм в Канне перед показом «Ностальгии», и тогдашний настоятель отец Игорь их благословил. Но это мог быть и буддистский храм, поверьте мне.

Читайте также: 

Андрей Тарковский. Прикоснувшийся к Вечности