05.12.2019

В интервью «Радио Свобода» лондонского виноторговца Евгения Чичваркина есть весьма любопытный момент. Беглый бизнесмен отождествляет себя и своих оказавшихся вне России единомышленников с «белой эмиграцией». Так и материал называется: «Осиное гнездо белой эмиграции — это мы».

Очевидно, что спешно покинувший в 2008-м страну (открывалось уголовное дело по двум серьезным статьям УК) Чичваркин имеет в виду послереволюционную волну русской эмиграции. Эпитет «белая» данную общность непозволительно сужает — далеко не все представители этого потока изгнанников, вынужденных и добровольных, сражались против Советской власти на фронтах Гражданской. Более того, идейное и политическое лицо первой волны царские генералы и офицеры определяли далеко не главным образом.

Безусловно, пылкий Чичваркин очарован образом белогвардейца-эмигранта, где-нибудь в парижском (лондонском) кабаке под водочку сжимающего крепкие еще кулаки от ненависти к большевистским вождям и «быдлу». «Не падайте духом, поручик Голицын» звучит в его либертарианской голове, тем паче, что «корнет Оболенский, налейте вина» при нынешнем бизнесе Евгения Александровича — жест само собой разумеющийся. Однако в смысле политическом Чичваркин, позиционирующий себя едва ли не самым непримиримым противником «путинского режима», готовым в пиковом случае и живот положить, явно не понимает, каким груздем называется.

О первой волне можно говорить долго, но я ограничусь парой тезисов — она отличалась щедрым идейным разнообразием (в культуре — от старых реалистов до отчаянных авангардистов вроде Бориса Поплавского). И, кстати, антисоветское направление быстро перестало в ней быть магистральным. Декларация казачьего генерала Андрея Шкуро «Хоть с чертом, но против большевиков» осталась девизом радикального меньшинства. Большинство же лидеров и авторитетов первой эмиграции к началу Великой Отечественной занимало вполне сочувственные к борьбе своего великого народа позиции.

Тут любопытна следующая параллель. Чичваркин, яростный пропагандист социал-расистского, по сути, сочинения Айн Рэнд «Атлант расправил плечи», является горячим сторонником украинского майдана со всеми его дикарскими деяниями и завиральными идеями — он даже просился к Петру Порошенко в «команду реформаторов». Периодически даже возникали разговоры о назначении Евгения Александровича на украинские должности. Так вот, представьте, как отнеслось бы большинство «белой» эмиграции к майданному холуяжу пламенного либертарианца. Любые исторические параллели условны, но на подобной прямо-таки зависает сам Чичваркин, признавая, что нынешнее лондонское «осиное гнездо» совершенно неоднородно, причем основу составляют люди, которые «живут здесь, уже второе поколение, работают, получают зарплату в фунтах». У них даже «ипотека в фунтах, а в доме, который на ипотеку в фунтах, все время включен Первый канал, и они радуются, когда наконец-то этим хохлам дали».

Отметим тут еле скрываемую ненависть Евгения Александровича к соотечественникам, в какой-то степени — собратьям по географии и жизненному раскладу... Меж тем у первой волны, при всем идейном, национальном и человеческом разбеге, имелось важнейшее свойство — осознание общей судьбы, скорбное уважение к ее совместному проживанию. Чего категорически нет у Чичваркина, примеряющего черкеску Шкуро.

Главный и до сих пор живой и болезненный нерв послереволюционной эмиграции — это тоска по Родине, неотступная, иссушающая и очистительная. Вспомним уникальное по искренности признание о. Сергия Булгакова: «Моя родина, носящая для меня имя Ливны, небольшой город Орловской губернии, — кажется, я умер бы от изнеможения блаженства, если бы сейчас увидел его... Там я не только родился, но и зародился в зерне, в самом своем существе, так что вся дальнейшая моя, такая ломаная и сложная жизнь, есть только ряд побегов на этом корне. Все, все мое — оттуда...»

Эмоция эта оказалась наиболее понятной на Родине — именно ее советская массовая культура освоила через ностальгические баллады — прообразы позднейших белогвардейских романсов (все было именно в такой очередности, а не наоборот). Сама по себе частичная реабилитация Белого движения шла именно от сочувствия к судьбе изгнанников: «Враги Советской власти, да, но ведь патриоты России»... Собственно, и влиятельнейший культурный сюжет тех времен под названием «Возвращенные имена» был наделен аналогичной природой.

Поэтому Чичваркин, объявляя себя и компанию «белой эмиграцией», совершает не просто подмену, но и подлость по отношению к сотням тысяч русских людей, потерявших Родину и ощутивших физическую невозможность вернуться. Никаких вам свежих смыслов, которые в будущем понадобятся в метрополии, ничего подобного осознанию общей судьбы, ноль очистительных слез и горечи... Только злоба, только про деньги, да оппозиционная хлестаковщина не от хорошей жизни...

Чичваркин утверждает, будто по Лондону ходит без охраны (один раз пользовался, что характерно — на Украине, а бодигардов предоставлял «Правый сектор»), и они с интервьюером очень серьезно обсуждают перспективу физического устранения эмигранта-либертарианца. Со стороны «путинского режима», конечно. Именно в этом месте легко понять общий смысл интервью — Чичваркин если и принадлежит к некоей социокультурной общности, то это, разумеется, не «белая эмиграция», а эмиграция неуловимых. Не мстителей, понятно, а ковбоев Джо из анекдота, которых не ловят потому... ну, дальше вы знаете.

Словом, не надо путать персонажей исторических и анекдотических. А тем более, вторым выдавать себя за первых.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции