12.11.2019

В последнее время в американских СМИ все чаще употребляются кальки с русских слов. И это вовсе не sputnik, vodka или balalaika. В заокеанской лексике теперь apparatchik, siloviki, commissar и даже voronok. Ими обозначают явления отнюдь не из нашего советского прошлого, а из современной жизни Соединенных Штатов. Что это — ​новая мода на СССР по ту сторону Атлантики? Или нечто куда более важное?

Дабы разобраться, давайте сначала посмотрим на то, что происходит в России. У нас образованные часто ворчат, а иной раз довольно эмоционально выражают возмущение по поводу употребления англицизмов. С точки зрения блюстителей чистоты родной речи, они загрязняют русский язык. А ведь то, как мы говорим, во многом определяет наше мышление. Значит, и думать мы начинаем иначе. Остается, правда, выяснить, что является причиной, а что следствием. Но как только то или иное иностранное словечко перестает резать слух в обыденной речи и печатных изданиях, можно говорить об изменении в общественном сознании. Неважно, что произошло сначала — ​импорт термина или рождение «запроса». Для политической науки важен факт самого изменения.

Здесь следует сделать примечание. Есть разница между заимствованными словами и прямым использованием калек с англоязычных (как правило, американских) терминов. Заимствование — ​естественный процесс для любого живого языка. А вот прямой импорт слов, причем массовый и в течение короткого периода, — ​явление совсем другого плана.

О лингвистических тонкостях пусть спорят соответствующие специалисты. Для меня важен общественно-политический аспект импорта чужих терминов. Очевидно, что вхождение в наш обиход целого массива англицизмов отражает некий специфический социальный процесс. В меню ресторанов и кофеен появился капкейк, потому что требовалось подчеркнуть принадлежность этих заведений общепита к иной культуре потребления. Это в СССР ели кексы (тоже ведь иностранное словечко), а «продвинутые» пользователи современной городской среды употребляют исключительно капкейки. И одеты они не в толстовки и свитера (еще одно заимствованное слово), а в худи и лонгсливы. Особенно примечательна замена обозначения человека, приготавливающего напитки. Бармен — ​слово, употреблявшееся во времена развитого социализма и успешно пережившее 1990-е. Ныне же кофе вам готовит обязательно бариста. Поскольку именно так с некоторых пор говорят в Европе и Америке.

Одним словом, нашествие гастрономических и гардеробных англицизмов отражает наше представление об отечественном городском буржуазном потреблении как об англо-саксонском с редким вкраплением прочих культур, например итальянской или французской. Здесь важно слово «представление». Мы думаем, наше потребление подобно нью-йоркскому. При этом совершенно неважно, что происходит в самом Большом Яблоке. В языке отражается лишь «идеальный мир» с его кофейнями, ресторанами, магазинами и посещающими их неизменно модными миллениалами.

Теперь вернемся за океан. Взаимоотношения СССР и США знавали разные времена. Но в американском общественном сознании в основном превалировал образ тоталитарной державы, где всем заправляли политбюро, силовики и комиссары. Информацию заменяли пропаганда и компромат, а суды — ​тройки. К дореволюционной России относились с куда большим пониманием, но представление о неограниченной власти царя породило термин tsar, которым обозначали американских чиновников, наделенных чрезвычайными полномочиями.

Эти и другие термины еще недавно применялись крайне редко. Большинство имело хождение лишь в среде советологов и русистов в качестве профессионального жаргона. Но, похоже, ситуация изменилась. СМИ все чаще говорят об американских apparatchik и siloviki, правоохранителях, действующих «в стиле Stalin — ​Beria», судах, работающих, как troika, и спецслужбах, добывающих kompromat на политически неугодных граждан с применением maskirovka. Последний термин ранее использовался лишь в военном деле, теперь в более широком смысле — ​для обозначения мер прикрытия спецопераций, в том числе на территории США.

Когда в январе 2019 года спецпрокурор по «русскому делу» Роберт Мюллер отправил для ареста бывшего советника Трампа Роджера Стоуна несколько бронированных черных джипов, из которых повыскакивали сотрудники ФБР, консервативный канал Fox News назвал машину, куда в наручниках посадили Стоуна, voronok.

Либералы довольно долго кликали временные тюрьмы для содержания арестованных нелегальных иммигрантов «концентрационными лагерями», но когда еврейская общественность возмутилась подобным сравнением, быстро появился новый (для американских реалий) термин — ​gulag.

Наиболее влиятельных активистов — ​как леволиберальных, так и правоконсервативных — ​их противники стали называть commissars. Появились racial commissars (по вопросам расовых отношений), climate commissars (по вопросам изменения климата) и т. д. Латинское происхождение слова давно забыто. Сегодня это чистый «советизм». Такой же, как politburo — ​хорошо сплоченная группа политиков, бюрократов и политических спонсоров, продавливающая свою повестку на определенном направлении.

Неважно, чем на самом деле был СССР. Речь идет об идеальном образе тоталитаризма. Американцы почувствовали, что их внутриполитическая борьба перешла в фазу, на которой демократия и законность являются лишь maskirovka. Жители «града на холме» должны испытывать подлинный ужас, раз они — ​с их-то представлениями об СССР! — ​считают, что политическая система США движется к советскому образцу.

И чем больше на властном американском олимпе commissars в пыльных шлемах, тем серьезнее нам следует относиться к общественным настроениям в родном отечестве. Хипстеры в лонгсливах на лонгбордах вряд ли являются годными кадрами для национального возрождения. О его успехах мы в том числе узнаем по изменениям, которые, надеюсь, претерпит наш повседневный язык.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции