Джексонгейт с конфетами

Алексей КОЛОБРОДОВ, литературный критик

19.03.2019

«Покидая Неверленд» — ​документальный фильм режиссера и продюсера Дэна Рида, обреченный на хайп, совместный продукт Channel 4 и HBO, стартовал показами в США и Великобритании в самом начале весны. Россия едва не встроилась в общемировой тренд: Первый запланировал премьеру на 15 марта, но затем эфир отменили, открыв доступ к видео на сайте телеканала. Это не цензура, конечно, а давняя установка на особую, почти сакральную роль телевидения в жизни россиян.

Майкл Джексон, десять лет как мертвый, вернулся в образе «дьявола» (цитирую один из основных ярлыков и символических кодов фильма). Главные герои «Покидая Неверленд», Уэйд Робсон и Джимми Сейфчак, будучи сегодня взрослыми мужчинами, рассказывают, как в детстве подвергались сексуальному насилию со стороны суперзвезды. В подобных случаях следует быть осторожным с терминами: насколько связь короля поп-музыки и его маленьких «друзей» подпадает под определение sexsual abuse, или это были всё-таки пусть не равноправные, но близкие и — ​что принципиально — ​взаимовыгодные отношения, о которых знали или, во всяком случае, догадывались родители мальчиков? Совращение, безусловно, имело место, но не воспринималось ли оно как приемлемый каприз золотой рыбки?

«Представьте, что вы обычная семья. Вы живете обычной жизнью — ​и вдруг некая суперзвезда звонит вам и говорит, что хочет поужинать и переночевать в вашем маленьком доме. Он мог быть где угодно, с любым человеком в мире, но он захотел быть с вашей семьей. А еще вам его жаль, вы верите, что он одинок и только вы можете его осчастливить. А ведь мы просто никто… Это было словно в сказке, и я поддалась этому чувству, и мой муж тоже». Так говорит Стефани Сейфчак, мамаша ныне 41-летнего IT-специалиста Джеймса, и, воля ваша, ничего сказочного здесь я не вижу — ​это же банальнейшая история, кошмар родителей всего мира — ​«дядя с конфетой», случай, от которого детей заклинают всегда и везде… Отличие в том, что Сейфчаки знали по имени дядю и облизывались на реальные и потенциальные размеры конфеты. Родители здесь — ​такие же совращаемые. В отличие от детей, не только добровольно, но и осознанно.

Словом, из содержательной линии фильма следует, что, скорее, «абьюз» в данном случае — ​понятие условное; ситуация с «детскими романами» Джексона сложнее банальной педофилии. Всесторонне исследованная авторами позиция Робсона и Сейфчака остается юридически (и отчасти морально) уязвимой — ​когда Джексона обвиняли в домогательствах к несовершеннолетним в 1993 году, они дали показания в пользу певца; на процессе 2003-го адвокатам Джексона подыграл только Робсон, но именно его свидетельства повлияли на благополучный для Майкла исход процесса — ​он был оправдан по всем 14 пунктам.

Однако четырехчасовой фильм, как я понимаю, был задуман не для диагнозов и оттачивания свежих аргументов в новом суде над покойником. Дэн Рид заявляет, что кино вообще не о Джексоне — ​интересовала режиссера не фактология, но психология: механизмы соблазнения, чувства жертвы, общие сценарии в квестах судьбы, «есть ли жизнь после…».

И то верно: в неигровом этом фильме драматические приемы несколько провинциального свойства превратились в главный прием давления на зрителей. Героев, может, и не заставляли актерствовать, но в атмосферу голливудской психодрамы погружали грамотно — ​тревожная музыка, преследующая камера, заметно «олитературенные» признания, которые, кабы не грязноватый ключевой сюжет, звучали бы вполне себе мемуарами о встречах с великим человеком. Ну, ребята и постарались соответствовать… И с какой бы выспренностью (подлинную драму и душевную боль передают все же несколько иными средствами) не озвучивались запоздалые откровения, рациональный обывательский ум выдаст комментарий «коготок увяз, всей птичке пропасть». Заметим, наша идиома сочувствия к жертве вовсе не исключает, но смысл индустрии, вокруг нее заработавшей, передает точно.

Русскому зрителю, даже и не самому продвинутому и вполне сочувствующему былым, горьким и постыдным, обстоятельствам Робсона и Сейфчака, тем не менее театральность происходящего на экране достаточно очевидна. Равно как и общий смысл постджексон хайпа — ​все тот же шоу-бизнес, иконой которого и выдающимся инструментом был покойный Майкл. Поп-культура, сколько можно это повторять, но приходится — ​она же не про мысли и даже не чувства; она — ​про инстинкты, преимущественно низкого, а то и низменного порядка. А еще, естественно, про деньги — ​и обе сущности, пересекаясь, организуют сопутствующее пространство — ​всеобщий сетевой и перекрестный маркетинг. Убедительные стратегии которого — ​и движение #metoo, и всплывающие из неверлендов джексонгейты. Сразу после премьеры зазвучали астрономические суммы перекрестных исков компенсации взаимных моральных ущербов, стало (да и было) понятно, насколько «неподеццкий» размах задумывался в данной киноистории про совращенных детей.

Меня в «Покидая Неверленд» сразу зацепила и уже не отпускала старая знакомая — ​интонация. Тот чудный микс пафосной напыщенности, слащавости, сентиментальности и жесткой деловитости, который изначально присущ как западной массовой культуре, так и американскому образу жизни в целом. С этой интонацией в Штатах говорят о налогах и мигрантах, обсуждают чувства и военный бюджет, вещают о конституции и харассменте, повествуют о бизнесе и совращении малолетних, она основной язык пропаганды и любовно-семейных драм. В аналогичной манере сверхдержава учит весь мир демократии, подчас — ​с применением самых серьезных воспитательных средств.

И, кстати, о демократии. Либеральный дискурс объясняет нам, что на Западе может, конечно, случаться в жизни по-разному, но вот верховенство закона — ​свято и незыблемо, а уж обвинить кого-либо в преступлении до решения суда — ​дело немыслимое. Как я уже отмечал, Майкл Джексон был полностью оправдан судом присяжных — ​и юридически продолжает оставаться невиновным. Однако, как пишут СМИ, после премьеры «Покидая Неверленд», из детского музея в Индианаполисе (Индиана — ​родной штат Джексонов) убрали вещи 15-кратного обладателя премии «Грэмми». Шляпу и перчатки, в которых певец выходил на сцену, а также плакат с его изображением, принадлежавший умершему от СПИДа подростку. Директор учреждения объяснил это тем, что экспонаты должны рассказывать о людях с высокими принципами… Создатели «Симпсонов», в свою очередь, пообещали не показывать эпизод, озвученный певцом.

Законы — ​законами, но ведь и шоу должно продолжаться.


Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции