13.02.2019

Минпромторг предложил вернуть на российские улицы палатки и автолавки. По мнению чиновников, это создаст около четверти миллиона новых рабочих мест. Кроме того, возрождение малых торговых форм поможет покрыть спрос производителей, желающих видеть свои товары на прилавках, но не попадающих в крупные торговые сети (а в России это 30–40 процентов рынка).

Общественность от данной инициативы встрепенулась, вспомнила спирт «Рояль», ночной ларек из одноименной песни и вообще «лихие» девяностые… Однако если разобраться, то в действительности новость о возвращении нестационарной торговли подразумевает совсем не то, что показалось волнительным гражданам на первый взгляд.

Люди возраста «сорок плюс» хорошо помнят, как в январе 1992 года вступил в действие указ Бориса Ельцина «О свободе торговли», разрешивший всем продавать что угодно и в любом месте, без пошлин, налогов и ответственности. Миллионы людей, бросив привычные занятия, отправились сбывать все, что находилось под рукой: от фамильных драгоценностей до бутылки водки, удачно купленной по «старой» цене. Улицы в одночасье превратились в импровизированные торговые ряды, где перевернутый ящик вполне заменял прилавок, а основными регуляторами стали представители расцветавшего на подобном поле чудес криминала. Тогда и возник феномен русского ларька, аналога пещеры Алладина, где можно было приобрести все, что радовало, а подчас калечило душу и тело. Нигде не зарегистрированный, работавший без особых правил и строгого контроля, но зато круглосуточный ларек широкого профиля часто становился неформальным центром микрорайона: тут можно было узнать новости, получить финансовую поддержку и медицинскую помощь, встретить свою судьбу, а порой и распрощаться с жизнью.

Уже в нулевые Юрий Шевчук пел об этом явлении постепенно уходившей эпохи:

Мы ларьками сцепим землю, свяжем Запад и Восток
Бей Макдональдсы — ​приемлю только наш родной лоток.
Наш ларек — ​нам всем утеха — ​реет смыслом на ветру,
В нем беда и дискотека в нем — ​спасенье поутру…

В 90-е ларьки росли, точно радиоактивные грибы, соединяясь в комплексы, в торговые грибницы, а потом и в палаточные мегаполисы — ​громадные рынки со своим тайным самоуправлением, катакомбами, ходами, переулками. Так, например, славился легендарный Черкизон, разгромленный незадолго до отставки Лужкова. Четверть века ларек (как его ни называй — ​киоск, палатка, павильон) оставался символом российского капитализма — ​со всеми его странностями, перегибами и криминальными девиациями. Но в середине десятых все поменялось — ​стремительно, почти враз.

Первой, как и положено, очистилась от ларьков столица. Ровно три года назад Правительство Москвы провело акцию по сносу сотни объектов, признанных самостроем: они были установлены на точках, где ничего нельзя было строить в принципе — ​на силовых и водопроводных узлах, коммуникациях метрополитена и так далее. Придуманное кем-то хлесткое выражение «ночь длинных ковшей», описывавшее ликвидацию киосков, ларьков, палаток, на некоторое время стало основной темой общественных дискуссий. Привычно взволнованные блогеры рассказывали об уничтожении малого бизнеса и пророчили массовые акции протеста обездоленных предпринимателей. Но странным образом все улеглось — ​не то в силу осознания бесперспективности борьбы, из-за того что объекты действительно стояли не там, где надо (судебные иски закончились ничем на всех уровнях, включая ЕСПЧ), не то поскольку большинство снесенных объектов принадлежало, как писали в расследованиях, старомодно-брутальным людям из ушедшей эпохи.

Пример Москвы стал трендом, и вскоре ларьки начали исчезать повсеместно. На смену же им пришли большие и удобные сетевые магазины, со своей инфраструктурой и логистикой, ценовой политикой и едиными интересами. Как сказали бы Ильф с Петровым, железный конь пришел на смену крестьянской лошадке.

И вот — ​Минпромторг решил освежить конкуренцию на рынке, вернув туда нестационарные и мобильные торговые объекты (нынче уже не серенькие ларьки и автолавки, а серьезные павильоны и фудтраки). Хотя, если говорить объективно, тот же павильон с экономической точки зрения, безусловно, не может конкурировать с сетевым ритейлом, живущим за счет колоссальных оборотов и закупающим товары по оптовым ценам. А крупные сети в последние годы даже стали открывать собственные производства, что еще сильнее повлияло на конечную стоимость.

Но, так или иначе, будущий закон должен ввести мелкую торговлю в федеральное правовое поле, обеспечить правовые гарантии («меняется место — ​сохраняется бизнес») и даже установить заявительный принцип для такого предпринимательства (в местах, признанных общедоступными для размещения объектов). В общем, определенные льготы предусматриваются, но лишь там, где торговым сетям разворачиваться невыгодно — ​в небольших городах и поселениях. В столице и мегаполисах все, что прописано в законопроекте, и так существует уже несколько лет. В целом данный документ, скорее, обобщает опыт наиболее продвинутых регионов, поэтому новацией, несмотря на широкую рекламную кампанию, он не станет. А может, и вовсе ничем не закончится.

Ведь Валентина Матвиенко уже обратила внимание Дмитрия Медведева на то, что Минпромторг «с упорством, требующим другого применения, буквально продавливает необходимость принятия закона по нестационарной, развозной торговле». По мнению спикера Совета Федерации, данный закон вторгается в дела региональных и муниципальных органов власти, поскольку госполитика в сфере торговли отнесена к компетенции субъектов РФ: «Пусть решает каждый регион, каждый парламент, делать ему развозную торговлю или не делать, делать ларьки или нет, где их ставить. Ну зачем из Москвы это регулировать?» Позиция Матвиенко предполагает сложности при прохождении закона в верхней палате. Так что, похоже, ларьки на городских улицах останутся лишь как редкие и забавные диковинки из ушедших времен.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции