28.01.2019

Если ребенок, отбросив компьютерные игры и добравшись наконец в библиотеку, захочет взять книгу, то выдадут ему далеко не каждую. Еще и документ, удостоверяющий возраст, затребуют. Как в пивном магазине. К примеру, «Повесть о настоящем человеке» Полевого запрещена к прочтению до 16 лет, а «Гранатовый браслет» Куприна — ​до 18. Хорошо, если после такого подросток решит скачать заинтересовавшую его книгу в интернете, но, согласитесь, больше шансов на то, что он начнет читать в веб-пространстве совсем другое или вновь залипнет в социальных сетях.

Возрастное ограничение на доступ к произведениям искусства действует в России почти семь лет после принятия закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». И к этому вроде бы даже привыкли, но на деле хотели уберечь младое поколение от чернухи, а в итоге доступ к ней оказался подчас легче, чем к литературной классике. И почему-то не слышно возмущений либеральной общественности и пламенных поборников свободы по данному поводу. Где вы, правозащитники? Когда состоятся ваши пикеты и прозвучат лозунги «свободу классике»?

Удивительно, но данная проблема беспокоит не профессиональных борцов за права человека, а чиновников и депутатов, коим, согласно либеральной мифологии, свойственно лишь запрещать и ограничивать. Меж тем в реальности именно государевы люди постоянно сталкиваются с перекосами и несуразностью при маркировке книг и фильмов, воспитавших не одно поколение, и предлагают изменить это. Так, Комитет Госдумы по культуре прорабатывает соответствующие поправки и ведет дискуссии с экспертами. На днях председатель комитета Елена Ямпольская подробно рассказала об этом в студии программы «Агора» на телеканале «Культура».

В ходе эфира меня лично поразил еще один парадокс: наличие промежуточной маркировки 6+, 12+, ограничивающей доступ детей и подростков к художественным произведениям, особо и не волнует самих художников, режиссеров, писателей. Они приспособились к ней и относятся как к досадной, но не смертельной бюрократии, которую можно обойти с помощью разных уловок. Благо подчас строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.

Казалось бы, на этом можно и успокоиться. Одни поставили маркировку, другие закрыли глаза и смотрят желаемое. Родители скачивают фильмы и решают, какие из них показывать детям. Те, в свою очередь, выбирают чтение и зрелище сами, не спрашивая у матерей и отцов. На спектаклях с голыми филейными частями — ​аншлаги, а в зрительской толпе не редки лица подростков. В интернете — ​только введи ключевые слова — ​доступны любые книги и фильмы. Кому тут какое дело до Куприна и Полевого?

Однако именно подобное ханжество и причиняет наибольший вред. Страшно не само ограничение, имеющее в действительности рекомендательный характер, а то, что оно приучает к притворству. Искажает здравый смысл, пестует самодурство проверяющих, укореняет в гражданах ощущение «закона — ​что дышло». И когда наряду с потоками звенящей пошлости в телеэфире и интернете подрастающему поколению запрещают величайшие произведения, в подсознании накапливается липкое ощущение шизофрении общественной жизни и действий государства.

Потому нельзя не согласиться с Еленой Ямпольской, не устающей повторять, что «культура — ​это эмоциональный опыт человечества», на который мы накладываем ограничения. Между человеком и культурой ставится бесчисленное множество барьеров и заборов. Нам нужны люди развитые, а ребенок, накаченный компьютерными играми, интернетом, соцсетями, «возьмет первое попавшееся и пойдет завтра в школу, потому что он не знает как переживать обиду, не знает, что такое чужая боль, что такое сострадание».

При этом Ямпольская идет дальше, связывая школьные трагедии — ​поножовщину, стрельбу по одноклассникам и т. п. — ​с ограждением внутреннего мира молодых людей от духовного опыта, страданий и переживаний, осмысленных и рассказанных в мировых шедеврах. Не то чтобы прочтение «Повести о настоящем человеке» обязательно остановило бы на этапе замысла преступление в Керчи — ​так просто это не работает, конечно. Но, вполне возможно, подвиг Маресьева, правильно поданный, в том числе, например, и в современном масштабном кино без ограничений 16+, побудил бы многих отчаявшихся подростков задуматься над тем, что люди и при более страшных испытаниях умудрялись не вредить окружающим, а, наоборот, становились их защитниками. И в этом находили истинное свое предназначение и подвижничество.

Но в то же время не стоит забывать, что нынешний закон «О защите детей от информации…» принимался с благой целью: ограничить льющийся на детей грязевой поток распущенности и чуть ли не порнографии, а подобного, к сожалению, хватает в современной литературе и кинематографе. Однако проблема в том, что промежуточная маркировка зачастую оказывается неэффективной. Вот почему Комитет Госдумы по культуре выступает за единственное, но строгое ограничение (18+); все, что под него не подпадает, не должно иметь вообще никакой маркировки.

В данном случае на кону, выражаясь прагматичным языком, самый дорогой актив государства — ​духовный потенциал всего народа и каждого человека в отдельности. Впрочем, если наряду со снятием возрастных ограничений на классику не ввести цензурирующие механизмы на пошлость и разврат в медиа, качественно не изменить подход к формированию массовой культуры в целом, то это станет лишь полумерой и принципиально ничего не изменит. Здесь важен комплексный единый подход, к которому и надо стремиться.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции