05.10.2017

В январе 2000 года на форуме в Давосе журналистка Philadelphia Enquirer Труди Рубин задала знаменитый вопрос: Who is Mr. Putin? С тех пор прошло почти 18 лет, западные политики и СМИ давно уже нашли для себя единственно верный, как им кажется, ответ. А вот мы, напротив, все больше запутываемся в дефинициях и аналогиях.

Это, впрочем, вполне естественно — наблюдать со стороны и на большой дистанции всегда проще. Находясь внутри системы, видишь только смазанные общие планы и плоскости или же случайно попадающие в фокус фрагменты.

Поэтому восприятие президента в России будет искажено соображениями особого порядка, имеющими прямое отношение к личной судьбе человека или его быту: Путин и проблемы ЖКХ, Путин и проблемы малого и среднего бизнеса — ряд легко продолжить. Разглядеть лицо главы государства сквозь многочисленные призмы и кривые зеркала почти невозможно. Нужен другой ракурс, иной масштаб.

Не все исторические деятели оказываются достойны своей эпохи — не трудно догадаться, что их имена помнят только специалисты. Путина вряд ли когда-нибудь забудут хотя бы потому, что он оказался как нельзя более созвучен своему времени и сумел ответить на его вызовы.

Россия — страна с непредсказуемым прошлым, сказал один остроумец. На самом деле история государства — это две различные исторические традиции. И от того, какая из них одерживает верх в тот или иной период, зависит и образ былого, и его «предсказуемость».

Одна традиция предполагает максимальное расходование энергетических ресурсов народа на решение глобальных проблем: вспомним Александра I в Париже или генерала Паскевича в Венгрии. Проявила она себя и в XX веке. Большевистская революция, «мировой пожар в крови», троцкизм — все вывихи, стоившие стране бесчисленных жертв.

В смягченном своем изводе эта логика породила Никиту Хрущева (росчерком пера подарившего Крым Украине) и Бориса Ельцина («берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить»). Такая модель предполагает творение новых форм без оглядки на прошлое, более того — сознательно порывает с минувшим и отбрасывает его, как бесполезный мусор («отряхнем его прах с наших ног»).

Альтернативная традиция, вырастающая из древних камней Херсонеса, воплотившаяся в фигурах св. Владимира, Екатерины Великой, Александра III, Петра Столыпина, — это путь государственного строительства, уважительного обращения к наследию предков, формирования нового на бережно сохраняемом фундаменте прошлого. В ее русле мыслит и действует и Владимир Путин.

Представить себе Хрущева или Ельцина, обращающихся к русской истории как к системе позитивных образов, галерее моральных авторитетов и заслуживающих уважения и подражания исторических личностей, невозможно. Когда же год назад президент пришел на торжественное открытие памятника Владимиру Святому под стенами Кремля, стало очевидно: он воспринимает Россию как страну тысячелетней истории и культуры, а не как «молодую демократию двадцати пяти лет от роду» — и себя, соответственно, чувствует политиком, эту тысячелетнюю традицию продолжающим.

Не зря же любимый его философ Иван Ильин вывел чеканную формулу: «Подлинно государственная политика есть политика созидания национального будущего через эксплуатацию национального прошлого, собранного в национальном настоящем». Первой задачей возрождения русской национальной культуры он считал восстановление культурно-исторической преемственности. Ее Путин по мере сил своих и пытается восстанавливать. Это чудовищно сложная задача в стране, до сих пор расколотой на «красных» и «белых», на наследников «комиссаров в пыльных шлемах» и потомков русских крестьян, с которыми эти комиссары яростно воевали.

Став политиком во времена ельцинской «антисистемы», Путин был вынужден иметь дело с людьми, для которых русская историческая традиция в лучшем случае — дань конъюнктуре или пустой звук, а в худшем — раздражитель и предмет глубоко укоренившейся ненависти. Сейчас президент стремится сшить расползающуюся ткань культурно-цивилизационного единства народа, а это куда проблематичнее, чем восстановить государственность. Отсюда, кстати, и неизменно веселящие праздную публику «скрепы», в которых нет ничего смешного.

Но все не так безнадежно, как кажется. Традиция — как океанская волна. Неопытного серфера она может утопить, а тому, кто сумеет удержаться на ее гребне, будет помогать. В какой-то момент ощущение борьбы со стихией сменяется чувством единения с ней. И тогда можно, наконец, вздохнуть с облегчением — дальше история сама сделает свое дело.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции