28.09.2017

В России спорят о монументах. Не только о них, конечно: конфликтов хватает и так, раскол может проходить по любой теме: от событий на Украине до цвета качелей на детской площадке, что уж говорить о базовых для общества вещах — исторической памяти. Не решены еще ключевые проблемы 1917-го и 1991-го, как успокоиться. Стоило бы призвать все стороны договориться, чтобы жить дружно, но вряд ли получится. Лучшее тому подтверждение — недавние конфликты вокруг нескольких скульптур.

Самой громкой стала дискуссия вокруг памятника легендарному Михаилу Калашникову. Эстетически небезупречная работа Салавата Щербакова оказалась в центре скандала еще до того, как на постаменте обнаружили чертеж винтовки Хуго Шмайссера (изображение скачали из интернета, как выяснилось позднее). Ошибку исправили, комментарий автора по итогам выглядел очень странно. «Это большая композиционная задумка, и мелкие огрехи не стоит учитывать — это не самое важное. Но к хору недовольных присоединяются враги важной идеи нашей страны, и надо порядок навести», — заявил скульптор, и хотелось бы понять, о какой идее идет речь. Да и врагов принято все-таки называть по именам. Но, повторим, претензии к монументу высказывались не только в связи с тем, что вместо одного чертежа влепили другой.

Другая новость — появление памятника Сталину на «Аллее правителей»: шума в СМИ было столько, как будто трехметрового Иосифа Виссарионовича водрузили прямо у стен Кремля. На деле же скромный бюст стоит в ряду таких же, никому особенно не мешает и должен символизировать преемственность власти. С чего было поднимать крик до небес? Это частный вопрос. Общий звучит так: как вышло, что поводом для распрей у нас стали даже памятники?

К сожалению, отечественная культура сегодня находится в состоянии нервно-хаотическом и управляется так же. Литературные премии даются не пойми кому, неясно за что; авторы, получив заветный приз, пропадают на годы. Не лучше ситуация в кино. О театре после дела Серебренникова и говорить неловко. На этом фоне монументальное искусство, казалось бы, должно стать спасением. С писателями и режиссерами трудно, они все время в творческом полете, а памятник — это же так просто, если понятны (до установки, а не во время, и уж тем более не после) ясные вещи — уместен ли он здесь и сейчас, что именно он призван показать или объяснить, точен ли он в деталях и концептуально? Какие монументы нам нужны и сколько их необходимо — не великая головоломка, если сесть и подумать об этом.

Четкий и ясный государственный заказ спасает от многих проблем.

Вторая часть сюжета с памятниками состоит, конечно, в том, что игра в бесконечно обсуждаемое прошлое повторяется уже без всякого смысла и внятной цели. Дискуссия о днях минувших хороша тогда, когда из нее становится яснее образ будущего, но где он? Одни мечтают вернуться в Российскую империю 1890-х, другие — в СССР 60-х или 70-х, третьи — в Россию 1990-х, и все понимают, что чаяниям сбыться не суждено. История любит символические переклички, но не терпит прямых повторов.

Памятник — это ведь не просто конструкция, которую нужно впихнуть куда-нибудь, потому что «художник так видит». Монумент — обращение нас, настоящих, живущих здесь и сейчас, и к предкам (которым воздается та мера славы, которую они заслужили), и к потомкам. Но настоящие мы — это что? Развитое капиталистическое общество, тоскующее по Империи? Аграрная региональная держава? Воюющий в Сирии претендент на мировую гегемонию? Попавшая в очередную демографическую яму (о чем говорится на уровне правительства) европейская страна со стандартными для государств «первого мира» трудностями? Мы грозим шведу или не грозим? А если вдруг грозим, то почему, зачем и чего хотим? В случае с культурой — те же вопросы. Россия — это что? Место для проката очередной франшизы Marvel? Или повторяющий свой путь в баню Женя Лукашин? Или, может быть, удивительная страна, где на фасаде Большого театра транслируют рекламу сериала «Физрук»: там бандит в исполнении Дмитрия Нагиева символизирует 90-е, которые учат чистенькие нулевые жить «по понятиям»?

Настоящее — одни вопросы и фото улыбающегося физрука на фасаде Большого. Образа будущего нет. Прошлое — повторяющиеся по кругу бесплодные разговоры о царях и генсеках. Так что в монументальном хаосе нет ничего удивительного. Странно другое: слишком мало тех, кому хочется, наконец, все это прекратить. Впереди нас ждет обязательный раздор, связанный с установлением на проспекте Сахарова в Москве «Стены скорби». Предсказуемость нового витка распри, к сожалению, очевидна. Кто смог бы его остановить? Нет ответа.