30.09.2016

30 сентября исполняется ровно год началу российской операции по спасению Сирии. Действия наших ВКС не привели к окончанию войны, длящейся шесть лет, но существенно изменили ситуацию как в самой арабской республике, так и на всем Ближнем Востоке. Да и в немалой степени повлияли на остальной мир.

Москва вступила в главный вооруженный конфликт современности в тот момент, когда противники Башара Асада уже считали дни до того, как ворвутся в Дамаск. Однако российские самолеты и ракеты за несколько месяцев сделали этот сценарий неактуальным. Несмотря на то, что США, Европа и монархии залива, поддерживающие сирийскую оппозицию, продолжают требовать ухода Асада, все понимают, что при текущем раскладе это просто нереально.

А вообще, зачем мы в Сирии — ​чтобы поддержать Асада? Это лишь побочный, хотя и запланированный эффект. Россия оказалась так далеко от своих границ, чтобы остановить развал Ближнего Востока. Фюреры ИГИЛ ведь и не скрывали, что следующей площадкой боевых действий стало бы постсоветское пространство. Вступив в большую ближневосточную игру, Москва не просто сохранила режим Асада и единую Сирию — ​она продемонстрировала, что готова отстаивать собственные национальные интересы с оружием в руках на дальних подступах.

Чего мы достигли за прошедший год? Удалось предотвратить распад Сирии как единого государства. Успехи на поле боя не огромны — ​впрочем, территория, контролируемая как ИГИЛ, так и другими противниками Дамаска, сократилась, а позиции Асада, его иранских и ливанских союзников улучшились. Россия не воевала и не собиралась воевать на земле, авиация и ракеты лишь способствуют продвижению наземных частей, ни в коей мере не заменяя их. Требовать от измотанной многолетней войной сирийской армии тотального наступления невозможно — ​у нее нет сил, не в идеальном состоянии и боевой дух. Россия сделала главное — ​показала Дамаску, что он может рассчитывать не только на Иран. ИГИЛ и повстанцы сильно потрепаны, в том числе и за счет активизации действий американской коалиции. США были вынуждены усилить авиаудары по ИГИЛ, чтобы не отдать инициативу Москве и продемонстрировать арабским странам свое лидерство в антихалифатовской операции.

Надо сказать, что Россия изначально и не делала ставку на то, что с помощью наших ВКС Асад сумеет вернуть себе контроль над всей Сирией. Целью было добиться перелома в войне и вынудить вооруженную оппозицию пойти на переговоры с президентом. Точнее, вынудить к этому Штаты и шейхов, ведь понятно, что упрямство сирийской фронды определяется амбициями ее зарубежных покровителей и спонсоров. За год эта задача почти выполнена. Да, весенние переговоры в Женеве сорвались, но можно смело надеяться, что следующая попытка будет более конструктивной. Положение оппозиции неуклонно ухудшается, а признание все новых ее отрядов террористическими (следовательно, подлежащими бомбежке со стороны России и США) сужает возможности для торга.

Но сирийский фронт служит лишь кругом первым геополитического источника напряжения. На втором круге, ближневосточном, Москва в результате своей военной активности ощутимо расширила влияние в регионе — ​встав на один уровень с Вашингтоном. Притом, что у нас нет здесь десятка военных баз, авианосцев, сотен миллиардов долларов инвестиций и товарооборота, лояльных элит. Российские преимущества — ​верность слову, решимость, умелое микширование силы и дипломатии. Все это, наряду с памятью арабов о советском присутствии в регионе в 50–80-х годах, дало потрясающий результат: Россию стали воспринимать не менее серьезно, чем США. Причем даже традиционные американские союзники — ​страны Залива. Нефтяные монархии смотрят на Москву со все большим интересом — ​хотят покупать оружие, вкладывать деньги в нашу экономику.

Конечно, саудитов со товарищи пугают тем, что мы ставим на «шиитскую дугу», то есть прежде всего на Иран, но Путин достаточно убедительно доказывает — ​это не совсем так. Сближение с Тегераном действительно происходит, но отвечает нашим национальным интересам. Кроме того, Кремль, в отличие от Белого дома, готов укрепляться не за счет игры на противоречиях между шиитами и суннитами. Напротив, Россия заинтересована в смягчении данного противостояния. И если тут мы мало что можем сделать напрямую, то в попытке возобновить палестино-израильский диалог сейчас явно наступает московское время. Путин предпринимает шаги к тому, чтобы организовать переговоры Нетаньяху и Аббаса — ​если получится, это станет еще одним зримым подтверждением возросшей роли России.

Ну и, конечно, главный эффект от «сирийского года» мы видим на общей мировой сцене: Россия нынче однозначно воспринимается как самый умный и ловкий игрок. Москва не просто вывернулась из американских тисков изоляции, но и показала, что даже при небольших ресурсах и не самой сильной изначальной позиции можно извлекать максимум выгоды. Теперь уже России не нужно никому ничего доказывать — ​все убедились, что в геополитических битвах русские могут брать не числом, а умением.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции