Денис БОЧАРОВ

04.08.2016

«В осенней мгле московские бульвары учили жизни вместо букваря. В районе Пушки все кафе и бары сегодня помнят Саню-стихаря». Автор этих строк явно поскромничал: география намного шире — имя Александра Шаганова известно в каждом уголке бывшего Советского Союза. Достаточно сказать, что своим успехом особенно любимая народом группа «Любэ» во многом обязана проникновенной, задушевной и доверительной лирике. Корреспондент «Культуры» пообщался с поэтом в уютной кафешке города Железнодорожного.    

культура: Как Вы пришли в мир поэзии? 
Шаганов: Примерно лет с четырнадцати начал ощущать себя человеком, который будет писать стихи, причем именно к песням. Откуда возникает первый импульс, однозначно ответить сложно. Но в моем случае не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что в доме благодаря отцу и старшему брату постоянно звучала хорошая музыка. Помимо этого я очень любил литературу, много читал. Видимо, соединение двух главных детско-юношеских увлечений в конечном итоге и переросло в дело жизни.

культура: То есть Вы осознанно хотели стать поэтом-песенником?
Шаганов: Да, поскольку однажды смекнул: чтобы быть услышанным, надо писать песни. В этом случае аудитория обязательно найдется, пусть даже небольшая. К тому же я никогда не считал, что в данном словосочетании есть что-то уничижительное. Советская история знает массу примеров, когда поэты-песенники давали солидную фору коллегам, не пишущим для эстрады: здесь и Леонид Петрович Дербенев, и Игорь Давыдович Шаферан, и Михаил Исаевич Танич, и Николай Николаевич Добронравов — продолжать можно долго... У меня такое впечатление, что в нашей стране все большие поэты обязательно отметились хоть одной хорошей песней.

Кстати, в скором времени планирую написать продолжение своей книги «Я Шаганов по Москве», вышедшей лет десять назад. Думаю назвать ее «Былинник речистый». Помните, как в знаменитой песне братьев Покрасс на стихи Анатолия Д’Актиля: «Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ». Так вот, мне кажется, что былинник речистый — это и есть поэт-песенник. 

культура: Стать признанным автором, наверное, было непросто — тем более в смутное перестроечное время. Ваш успех — результат упорного труда или удачное стечение обстоятельств?
Шаганов: Ступая на эту сложную стезю, очень важно быть ни на кого не похожим, не заниматься подражательством. Нужно найти собственную тему. И, конечно же, необходимо, чтобы тебя, особенно на раннем этапе, на стадии становления, окружали единомышленники. Желательно, чтобы они находились с тобой в одной весовой категории — как возрастной, так и творческой. 

Мне в этом смысле повезло, впрочем, как известно, везет тому, кто везет: надо быть открытым миру, улавливать его вибрации, и тогда найдешь не только попутчиков, но и друзей. Не случайно на протяжении многих лет поддерживаю теплые взаимоотношения с Игорем Матвиенко, Колей Расторгуевым, Димой Варшавским, Димой Маликовым... Примечательно, что все мы при знакомстве были никому не известными людьми — фактор равноправия, пребывания в одной плоскости крайне важен, когда только отправляешься в далекое плавание.

И еще. Надо не уставать учиться — почивать на лаврах, даже чего-то достигнув, вредно. Как однажды сказал знаменитый аргентинский футболист Марио Кемпес: «У всех тренеров, с которыми работал, неизменно учился: у одних, как надо играть, у других — как не надо». Это я к тому, что вершин любой профессии — будь то спортсмен, музыкант или поэт — без непрерывного самообразования достичь невозможно. 

культура: Вас порой называют современным Есениным. Как воспринимаете оценку?
Шаганов: Естественно, очень лестное сравнение, и я надеюсь, те, кто так говорит, предельно искренни. Но многих убежденных почитателей творчества Сергея Александровича подобная параллель задевает. Это гений нашей земли, для любого русскоговорящего человека есенинская лирика бесценна. Само собой, он один из моих любимых поэтов, стараюсь хотя бы раз в год наведываться на его родину в Константиново. Однако при всем преклонении перед Есениным мне бы хотелось-таки оставаться Шагановым. 

культура: Как бы Вы в целом оценили состояние современной отечественной поэзии? Можем ли мы дождаться появления новых ярких имен, сопоставимых по уровню с классиками, скажем, Серебряного века?
Шаганов: Недавно вернулся из Твери, где по приглашению Андрея Дементьева присутствовал на открытии памятника поэтам-шестидесятникам, автором которого является Зураб Церетели. При виде монумента я четко представил себе ту эпоху. Невольно напросилась параллель: если в Америке в 60-е был Вудсток и прочие рок-фестивали, то у нас стадионы собирали поэты. Уникальное время. Но едва ли стоит пытаться его вернуть, равно как и эпоху Серебряного века. Есть ли смысл? Это было бы противоестественно и выглядело притянутым за уши. Каждому явлению — свой срок и отрезок.

Если же говорить о нынешней поэзии... Не могу сказать, что хорошо с ней знаком. Современных авторов практически не знаю. Наверное, это прежде всего камень в мой огород, поскольку, я уверен, что яркое, талантливое молодое поэтическое слово существует.

Другое дело, есть ли в обществе запрос на новую поэзию? К сожалению, социум сегодня меняется: все излишне расслаблены, а подчас и равнодушны. Духовная мысль растворяется в колбасных изделиях и мобильных телефонах. А это не самая благодатная ситуация для хороших стихов — они создаются благодаря постоянному поиску. 

культура: Что вдохновляет поэта Шаганова, если Вы вообще верите в такую штуку, как вдохновение?
Шаганов: Разумеется, оно существует. Всегда говорю, что без определенной улыбки небес в нашу сторону ничего толкового не получится. По крайней мере в моем случае. Я не настолько мастеровит, чтобы творить по заказу, через «не могу» — хотя владеть подобными навыками, должно быть, неплохо и даже полезно. Но в любом случае без подключения сердечной мышцы не срифмуешь и двух строк. А даже если и выйдет, они будут совершенно нежизнеспособны, попросту никому не нужны. Как сказал Андрей Вознесенский: «Стихи не пишутся — случаются». 

культура: Юношеская тяга к чтению осталась?
Шаганов: Читаю не так запойно, как в былые годы, но увлечение никуда не делось. В основном возвращаюсь к любимым произведениям, когда же встречаю новый талант, пребываю в восторге. 

Но при всей одержимости литературой, считаю, что всеядность здесь — штука коварная. Необходимо найти своего автора, который созвучен твоим мыслям и чувствам, ибо невозможно любить и понимать каждого писателя. Мне, например, многие просто недоступны, не нахожу в их творчестве соответствующего ожиданиям эмоционального накала. Это же, кстати, в равной мере касается и других форм искусства: кино, живописи, музыки и так далее. 

культура: Давайте действительно поближе к музыке. Ваш «Комбат», по сути, перевернул историю «Любэ», превратив задиристую команду, в творчестве которой сквозили откровенные гоп-интонации, в серьезный, уважаемый, почти придворный эстрадно-роковый коллектив. Как создавался судьбоносный шлягер?
Шаганов: Да, во многом верное наблюдение: после «Комбата» «Любэ» постепенно стала трансформироваться в группу федерального звучания, скажем так. Хотя никакого просчитанного маркетингового хода, направленного на резкую смену имиджа, не было. Все проходило вполне естественно. Более того, «Батька Махно», «Клетки», «Не валяй дурака, Америка» и прочие ранние хиты не менее искренние, чем тот же «Комбат» и другие композиции с подчеркнуто героико-патриотическим содержанием. Первые альбомы создавались задорными молодыми людьми, которые пели на злобу дня: тематику диктовало лихое время. И даже в тогдашнем репертуаре, если помните, была вещица «Не рубите дерева» (официальное название «Не губите, мужики». — «Культура»). Уже в ней, как мне кажется, звучат интонации, не побоюсь этого слова, гражданской песни. Вообще, представляется, основная заслуга «Любэ» заключается в том, что при помощи песни удалось донести до широкого слушателя гармоничный синтез добротного юмора, самоиронии, веского слова и серьезного мужского разговора. 

Что касается «Комбата»... Это опять же был импульс, ничего я угадать не пытался. И успеха, выпавшего затем на долю композиции, не ожидал... 

Помню, стоял август 1993-го. Общество находилось в странном тревожном состоянии, которое спустя пару месяцев нашло выход в трагических октябрьских событиях. Мне хотелось написать предельно точную злободневную песню о правом деле офицера, защитника Отечества. Сложились строки, которые я продиктовал Игорю Матвиенко, но поначалу большого впечатления они не произвели — что-то не склеивалось. И пролежали у него в портфеле полтора года. 

В 95-м «Любэ» собиралось отправиться на гастроли, но почему-то не поехало. Воспользовавшись паузой, Игорь решил сосредоточиться на сочинении новых вещей. И однажды звонит: «Слушай, я на те самые стихи написал мелодию, как она тебе?» И, откладывая трубку, наигрывает на фортепиано. «Прекрасно!» — восторженно отвечаю я. 

Мне очень приятно, что «Комбат» пользуется такой устойчивой популярностью. Кстати, в том же августе 93-го меня посетило еще одно озарение: сочинил «Выйду ночью в поле с конем»...

культура: Которую, как Вам, конечно же, известно, многие считают народной песней. 
Шаганов: Что ж, автору очень приятно. Нам ведь много не надо: похвали, и мы уже счастливы. А если серьезно, когда твою песню воспринимают народной, это великая гордость и честь. Не так давно был под Суздалем, откуда родом мои папа и дедушка. Там есть изумительные по красоте места, которые называются «ополье» — бескрайние поля, упирающиеся в горизонт. Я провел на Суздальщине все детство. Точно также когда-то на меня нашло былое ощущение, воспоминания, что называется, накрыли, и таким образом родилась эта вещь. Ее я написал на уже готовую музыку Матвиенко: у него была мелодия, к которой он попросил придумать текст.

культура: Возвращаясь к «Комбату»: что такое «ё-комбат»? Примерно понятно, о чем речь, но все же... А то многие голову ломают.
Шаганов: Однажды подобный вопрос задали генералу Лебедю, попросили представить свою версию расшифровки. Он ответил примерно так: «Я боевой офицер, и то, что хотел сказать поэт Шаганов, мне дополнительно объяснять не надо. Все предельно ясно». От себя могу лишь добавить, что при помощи этой фразы мы хотели встать на защиту буквы «ё», которую необходимо оставить в русском алфавите. 

культура: Что сейчас происходит в стане «Любэ»? Каковы ближайшие планы?
Шаганов: Недавно написал для Коли две песни, они сейчас в портфеле у Игоря. Озвучивать их, ясное дело, до поры до времени не буду, сообщу лишь, что, подобно прежним, они столь же лиричны и душевны. Словом, как раз для голоса Расторгуева. Вообще, мне думается, основная задача «Любэ», по крайней мере с точки зрения поэзии, — сохранить эти однажды удачно найденные доверительные интонации. И надеюсь, новые песни людей не разочаруют. 

культура: В группе существует какая-то иерархия или царит демократия?
Шаганов: Самые главные у нас — Игорь и Коля, они для меня и старшие товарищи, и продюсеры, и попросту лидеры. Несмотря на дружеские отношения, в коллективе есть определенная субординация. Но поскольку и я стоял у истоков «Любэ», у меня имеется возможность в чем-то ребят пошевелить, подстегнуть, что-то подсказать, посоветовать. Не всегда инициативы находят понимание, однако Матвиенко и Расторгуев с удовольствием прислушиваются к тому, что говорю. Ощущения, что общаюсь с пустотой, никогда не возникает. 

культура: Как, с сугубо технической точки зрения, устроено взаимодействие внутри коллектива? Когда сознаете, что пришло время записывать новый альбом? Насколько тесно общаетесь по творческим вопросам?   
Шаганов: Важно понимать, что мы люди занятые. На плечах Игоря колоссальная нагрузка, ведь под его патронажем несколько проектов. А Коля и вовсе общественный деятель, член президентского совета по культуре. Созваниваться ежедневно, ясное дело, не получается. Да в этом и нет необходимости, как раньше в юности. Но когда возникает новая музыкальная тема или стихотворение, мы запросто и быстро находим друг друга. 

Никаких контрактных обязательств по выпуску альбомов в определенный срок у нас нет — подобные обязательства могут быть лишь перед женами. Как только они говорят «деньги закончились», начинаем работать над новой программой. А так, зачем волноваться? (Смеется.) 

Если же кроме шуток, мы — самостоятельные, сами себя сделали. Ощущение, что твое песенное слово пригодилось, было услышано, — вот что дорого. И совершенно не важно, знают тебя в лицо или нет. Особенно ценно, что достигнут этот успех не людьми, родившимися с серебряной ложкой во рту, а ребятами с городских окраин. Эта эстетика мне очень дорога, ни на что ее не променяю, останусь верен до конца. Кстати, всю жизнь болею за сугубо городской клуб «Торпедо», которому даже посвятил такие строки: 

Нам тренер Иванов сказал: «Ребята!
Давайте за «Торпедо» постоим.
«Торпедо» — это свято, это свято,
«Торпедо» дух вовек непобедим.

«Торпедо» — это русские таланты,
«Торпедо» — это верные сердца,
На свете нет отчаянней команды,
Овеянною славою Стрельца.

«Торпедо» — голос городских окраин,
И посреди сомнений и тревог
Ты будь, дружок, по жизни благодарен
За то, что ты — торпедовский игрок.

Года летят, не все еще пропето,
Года летят, но это не беда.
Московское любимое «Торпедо»,
Команда, мы с тобою навсегда!»

культура: Ну и напоследок, раз уж заговорили об игре миллионов... О ней написано немало песен. Но почему-то всегда «футбол» рифмуется со словом «гол», что изрядно раздражает. Объясните, пожалуйста, как поэт: другую рифму найти сложно?
Шаганов: Намек понял. Это вы насчет моей песни «Футбол» проходитесь, которая в плане рифмовки тоже исключением не является. Понимаете, у любого автора есть более удачные и менее удачные произведения. Но даже отнесенные ко второй категории (сюда, наверное, и упомянутую вещицу многие причисляют), — все равно мои любимые. Потому что достаются они мне ой как непросто.