Татьяна УЛАНОВА

08.04.2016

Петру Мамонову — 65. В последнее время он сыплет мудростями, проповедует, учит жизни заблудших. А в день рождения по привычке выйдет на сцену. Сыграет в Театре Эстрады юбилейный концерт. И опять уедет в свою деревню в 120 км от Москвы. Думать. Писать. Молиться. Иначе уже не может.

культура: Как здоровье, Петр Николаевич?
Мамонов: Все супер! Только глаз один подводит — глаукома начинается. А для меня это — смерть: как писать-то? Лет пять назад снял очки. И вдруг такое! 

культура: Сейчас вроде операция не проблема.
Мамонов: Умные люди не рекомендуют. В Новосибирске есть профессор Жданов — он всем снимает очки. У него кардинально другая позиция, чем у официальной глазной медицины, которая всем очки напяливает. А это как костыли — глаза отказываются работать, зрение хуже и хуже. Ну, обследуюсь в Москве. А там видно будет. 

культура: Юбилейный концерт тем не менее состоится? 
Мамонов: Конечно. У меня новые ребятки — московские центровые, продвинутые. Умненькие, способные. Настоящие музыканты. Последние годы я выступал с моноспектаклями, не с кем было. И вдруг Господь непостижимым образом послал мне 25–30-летних. Мы отцы и дети, но этот возрастной разрыв очень интересен... Я собираю виниловые пластинки. В частности, фирма «Мелодия» в свое время выпускала уникальные речевые записи: чтение стихов, радиоспектакли. Так я открыл для себя «Приключения Незнайки» — абсолютно про нашу жизнь. Я ведь работаю как многие современные художники — складываю кубики. Все уже придумано, остается только соединить в определенном порядке.

культура: Лего?
Мамонов: Можно и так. Но я не люблю заморские названия. У нас великий русский язык. Кубики!.. Художественную, так сказать, вещь, я готов сложить практически из любого подручного материала. Как писали знаменитые предшественники, когда б вы знали, из какого сора растут стихи. Кубики могут быть любые: Ионеско, Чехов, современная и собственная поэзия... Получается «компот». А в нем то, чем живу. Как вижу мир. Я ведь позиционирую себя не как актер или музыкант. Но как поэт. Мир и я — всегда поэтическое видение. Приходится жить обнаженным, чтобы все взять с себя, вобрать, сопереживать. Меня очень волнует то, что происходит на свете. Не могу иначе. Такой уж уродился... Другое дело, что складывание кубиков происходит из некоторых умений. Я могу плясать, играть на гитаре — слегка, знаю законы писательского мастерства и стихосложения. Все это ремесло. Но главное — я вижу молодых людей в капюшонах, которых давно все обманули и которые никому не верят. Мне, смею думать, еще как-то верят, потому что я всю жизнь за них, по-честному. И вот они бегают — на каждом углу героин, одиночество, интерактив. У меня очень болит душа. Незнайка — один из них. 

культура: Носов, конечно, фантаст, но даже ему сложно было вообразить, как изменятся дети спустя каких-то полвека...
Мамонов: Это великое произведение с глубочайшим смыслом. Незнайка писал стихи, ему говорили — не так, всех рисовал — никто себя не узнавал, музицировал — не попадал в ноты... Все не так! Делай, как я! Я взял повесть за основу, а дальше стали рождаться песни, вроде не связанные с Незнайкой. Но я умею компилировать, соединять несоединимое. Мы сделали с ребятами шоу, которое играем уже около года. Были в Вильнюсе, Риге... Недавно вернулись из Архангельска. Всюду большой успех.

культура: Для каких слушателей Незнайка? Текст детский, а музыка вроде не очень...
Мамонов: Ни для каких... Говорят же: если не можете не писать, пишите. И я не могу по-другому. Встал утром — начинаю что-то делать: книжки пишу, стихи, песни, готовлю радиопередачу, шоу. Я так живу. И согласен с великим поэтом: литература — это образ жизни. 

культура: Ни дня без строчки?
Мамонов: Это уже какие-то задачи. Не дай Господи, чтобы это стало работой. Обязанности у нас совсем другие: сострадать, жить для людей. Не потому что работа, а потому что — смысл жизни. Апостол Павел говорил: блаженней давать, чем принимать. Я всю жизнь искал кайфа. Где только не искал. Оказывается, высший кайф — отдавать. Жить ради другого, не спать ночью, делать что-то безадресно, но — ИМ. Моя работа, ответственность — это моя жизнь. Дух творит себе формы. Невозможно быть отвратительным человеком и хорошим писателем. Нереально! Можно делать отвратительно высокого качества зло. Высококачественное, напористое, активное зло. Что нам — ругать это? Критиковать? Ни в коем случае! Противопоставлять свое. Они — так, а я — вот так. Живу так, отношения мои с людьми такие. Из этого растет страна. Как говорил Николай Васильевич Гоголь, общество состоит из единиц. Какие мы, такой и будет страна. Не надо ходить по улицам, махать тряпками. Может, иногда... Но потом, в десятую очередь. Двое тонут в реке, не умеют плавать. Один начал спасать другого. Что будет? Потонут оба. Сначала надо выбраться на берег, потом уже дать второму палочку. Так и христианская жизнь. Спаси себя и хватит с тебя. Это не эгоизм. Если мы станем чуть-чуть светлее, мы, во-первых, это возьмем с собой в вечность, а подготовка к ней и есть цель земной жизни; во-вторых, вокруг нас будет лучше. Как светлый Серафим Саровский говорил, стяжи мирный дух, вокруг тебя тысячи спасутся. Или Антоний Сурожский: юноша должен гореть пламенем, старик — излучать свет... А то у нас порой бабка — Баба-Яга, старик — Кощей Бессмертный. Родственники причитают: скорей бы сдох. Помер — слава Богу, замучил всех. А ведь может быть по-другому. Реальная история: дети чуть ли не дерутся, кто сегодня ляжет спать в одной комнате с парализованным отцом — такой замечательный... Мы созданы Богом, у каждого есть цель, смысл его Бытия — чтобы эту землю улучшить, удобрить (от слова «Добро») и приготовиться к вечности. Когда умрешь, подобное соединится с подобным. Уйдешь в раздражении, во зле, в капризах — и поселишься в вечных муках. И один ТАМ не будешь. Поэтому надо учиться жить с людьми. Самый тяжелый, самый важный труд — это общение. Вот со сцены, возвращаясь к нашим баранам, это и происходит. Или не происходит. Объединяемся мы в любви со зрительным залом, со всех моих сил, от всей души. Или нет... 

культура: Всегда чувствуете это?
Мамонов: А как же! Это моя работа. Но что значит: чувствую? Я так живу. Встал — и чувствую... Самое главное — искренность и глубина чувств, которая из жизни духа. Дух — высшая инстанция. И он должен быть таков, каков был в Господе. Если мы христиане, то ведем христоподражательную жизнь. Возникает ситуация — а как бы поступил Христос?.. Христианская жизнь — это живая жизнь с живым Богом. Я его знаю. Он знает меня, всего-всего... Вот стою в пластиночном магазине и вижу хороший альбом, который мне очень бы нужен. А дядечка его уже взял. Спрашиваю: «Вам это очень надо?» — «Ну, в общем, я бы хотел...» Вижу — положил, смотрит другие. Думаю, если ему не надо — забудет, тогда я возьму. Час проходит. У меня — другая мысль: Бог же все видит... Конечно, это не то, чтобы я стырил. Но все-таки лукавство. Не буду!.. Так что Господь? Прихожу в следующий раз — лежит тот же альбом. Пожалуйста! Может, случай? Кто верит в случай, тот не верит в Бога. Я верю. И Богу. И каждому его слову. Я спокойно купил эту пластинку за 500 рублей. И так все время. Ночью. В туалете. В бане. За кружкой пива. Всюду. Поступил правильно — и Господь даже вещественно дает. Не говоря уж о том, что будешь спать спокойно. Это нигде не продается — чувство, с которым ты вечером лег. Но это рассыпано у нас на каждом шагу. Спасение — через ближнего. Что ты сделал одному из малых сих, то сделал мне, сказал Бог. Отдал, втайне помог, в больницу сходил, посетил в тюрьме, накормил, одел. Список можно продолжить до бесконечности. Тысячу раз в день реально сделать не себе, а другому: уступить, улыбнуться, «здравствуйте» сказать, «как ты выглядишь сегодня хорошо». Очень просто! Но это все время надо делать. Зачем? На сберкнижку. С этим уйдем в вечность. Если будем сначала делать через себя, искусственно улыбаться, потом станет нашим. И такими будем по сути. Раз отдал — жалко, два отдал — жалко, десять тысяч раз отдал — уже не так жалко, миллион раз отдал — с удовольствием. Куда двигаться — есть голос Бога, наша совесть, она подскажет. Веруем или не веруем — нравственные законы в нас есть.

культура: Вы стали настоящим проповедником. В ютюбе у Вас — сотни тысяч просмотров.
Мамонов: Ну и слава Богу. Мне иногда говорят: Вы так изменились!.. А я просто пришел к тому, что я есть. Это в прежние годы я изменил замыслу о себе. Благодаря алчности, кайфам, бесконечным стремлениям к удовольствиям. Мне в 45 лет стало незачем жить. Было все: слава, деньги, жена, дом, земля, все, что хочешь. Я уперся в угол носом: зачем я живу? Чтобы делать из еды вторичный продукт? Слабая задумка. Ради детей? Туфта! Ни одно состояние не переходило дальше, чем к внукам. Рокфеллеры, Морганы — всё теряли. Это отговорки. Себе! Себе!.. Вот у меня коллекция пластинок. Роскошный дом, хай-энд. Лежу, слушаю. Мне стыдно — что это меня колбасит? Потому что — себе... Тогда я придумал часовую радиопередачу о виниле. Люди слушают, всем в кайф — и мне хорошо. И тут же что произошло? Прихожу в магазин пластинок, мы с хозяином уже тридцать лет знакомы: «Паш, скидочку сделай?» — «Я даже слово это ненавижу — «скидочка»... Спустя какое-то время опять забегаю — сидит, плачет. «Что случилось?» — «Тебе теперь 30 процентов скидка на все, а то, что до тысячи рублей, — даром». Так и не признался, что произошло. А я стал людям делать — и мне привалило. Понимаете?.. 

культура: Ваша публика ведь изменилась со времен «Звуков Му»?
Мамонов: Только в лучшую сторону. Какие у нас в провинции люди! До слез! Брянск, Северодвинск, Омск, Томск... Золотые ребята! Нынешняя публика глубже, честнее, откровеннее... Пьют? Колются? По-разному. Но... спастись может только каждый сам. Косяки курил — бросай! Двигал по вене — бросай! Не можешь сразу — делай шаги, уменьшай дозы. Богу нужен не результат, а вектор нашего движения. Главное — грести в нужную сторону. А нужная — это, как правило, против течения... Человек в реке тонет. Не умеет плавать. К нему подходят: как вы относитесь... — Отвали — тону!  — А вот как вы... — Тону!.. Это положение христианина — он тонет в своих привычках, грехах, мерзостях, осуждениях... Аборты, пьянки, наркота... К концу жизни стать бы нормальным человеком, с которым было бы хорошо другому. Чтоб отец вернулся домой, а там все хотя бы нейтральны, не охают: сейчас начнется... Чтоб мать пришла из храма и не ворчала: все не так, не убрано, никто не молится... Кому это надо? 

культура: Вы как-то сказали, что культура ничему не учит.
Мамонов: Не меняет мир. Но «чувства добрые я лирой пробуждал» — такую задачу произведения искусства могут выполнить. Как человек с этим будет жить — уже его кочерёги... Есть храмы, Евангелие. Господь пришел на землю, все рассказал. Как с этим человек обходится? Кто-то меняет жизнь, кто-то говорит: «Бога нет!» А один немец доказал сыну бытие Господа так: высадил семена, чтобы цветы выросли в виде имени ребенка — Ганс. Мальчик увидел: «О, пап, мое имя! Это ты так посадил?» — «Нет, само...» — «Не может быть!» — «Верно. Так и с остальным... Дерево. Снег. Звезды, которые точнейшим образом передвигаются по орбитам...» Я хочу быть к Богу как можно ближе. И, если ему угодно, чтобы я ослеп, не ропщу. Господь дает, если видит, что очень надо.

культура: «Остров» — тому яркий пример. Угодно ведь было Богу, чтобы не православный режиссер снял кино, которое пробивает насквозь и воцерковленных, и безбожников. 
Мамонов: Что значит не православный? Вот ситуация. Чечня. Стоят десять человек. Граната упала — сейчас будет взрыв. Простой мужик, подполковник, коммунист, ни одной молитвы не прочитал за всю жизнь — брюхом на гранату упал. Его — в куски, остальные живы. Но он в рай — ракетой прям... Вот и все православие. Это вам не свечки в церкви ставить. А то: «Маш, помоги, мне ребенка не с кем оставить. Я занята — в церковь иду». Это бесовщина. А православие — жертва. Наш Бог есть любовь. Вы, как женщина, должны это особенно понимать: любовь — всегда от себя. Если от себя, любимого, мы — Богу. Если себе — мимо. Вот и Паша Лунгин ворчал: куда вы меня, старого еврея, в свою веру затащили... Треть материала снял, все — в корзину... Художник — не рецепт от избавления. Я — ваша боль, ваш обнаженный кусочек кожи, который корочкой зарос, но все равно болит. Мы сейчас здесь сидим, а кто-то в подворотне говорит: «Ну, давай, двинем...» И у меня сердце рвется. А если я тихо живу, упаковался... Зачем я нужен тогда? 

культура: Новыми ролями в кино порадуете?
Мамонов: «Иерей-Сан» уже вышел. У меня там маленькая роль. А у японца Тагавы — главная. К слову, востребованный голливудский актер, он увидел необычайную теплоту и силу православия и после картины окрестился. Умный дядька! Понял, что истина привлекательна, и даже подал заявление на российское гражданство. А я недавно сыграл совсем крошечную роль — сторожа на автостоянке. Двое ребят вернулись из армии, и пошло их месить, колбасить по всем бандитским закоулочкам. Туда — сюда, бедные, мечутся. Пока не спасаются у меня в будке под мостом... Написано отлично! А какого масштаба работа — не важно. Звездных замашек у меня нет. Главное, чтобы проект был добрый. Сегодня так много халтуры, гадостей, неумения... Профессиональный уровень сильно снизился. 

культура: Чужие работы видите — в театре, в кино?
Мамонов: Очень люблю смотреть. Но рыться в навозной, простите, куче не хочется. Обожаю французское кино. Жана Габена...

культура: Ну-у... Это когда было!
Мамонов: И что? Пушкин тоже был. А всегда рядом. Вечен!.. Так же Габен — я смотрел его пятьсот раз, знаю каждое движение. И все равно загадка, как это он... Невозможно понять. Ничего не делает. Не играет. Просто становится другим. Вот искусство!

культура: Что читаете сейчас?
Мамонов: Со мной всегда Исаак Сирин и Евангелие. Хотя глаза уже не видят. А аудиокниги — не тот тракт... Каждому Господь дает суперусловия для спасения. Мне вот такое отвалилось — чтоб я побольше жил один... В Москве дыр-пыр-звонки — день прошел. В деревне же вот он я, со всеми своими ужасами, и вот — Бог. Попробуй-ка! 

культура: А семья?
Мамонов: Где-то там... У нас отношения спокойные, у семьи один дом, у меня — другой. Это ведь все придется оставить. Первый план — Бог, второй — жена, дети, внуки; потом — работа, «мерседесы», дома, Ницца... Все можно! Но должна быть иерархия. 

культура: Вы, помнится, затевали дом 13 х 15. Достроили?
Мамонов: А то! 800 кв.м. Хожу как по музею... Это мне Паша за «Царя» отвалил. Говорит, на тебе денег, построй дом. «Есть!» — ответил я. Хотя какая разница? Мы двадцать лет жили в избушке. Теперь вот хоромы, своя студия, все есть. Даже четыре «мерседеса»... 

культура: К чему? На четырех сразу не поедете. И с собой не заберете...
Мамонов: А я то на одном, то на другом. Старые машины, олдтаймер. Почему нет? Если это потом... В фильме «Гран Торино» (рекомендую, кстати) старик ходит и все ремонтирует. Так и я — люблю, чтобы все работало. 

культура: Сами мастерите?
Мамонов: Ну, что могу. Полки всякие строю, мебеля, доски пилю. Очень люблю это дело. Каждому возрасту — свои условия. Не волнуйтесь за Бога. Он дает то, что надо. Вчера я еще стоял здесь со стаканом. А сегодня живу в большом доме и говорю: «Спасибо, Господи». Спокойно. Без причитаний: «Ой, за что мне?»

культура: Как односельчане к Вам относятся?
Мамонов: Николаичем кличут. Подумаешь, рок-звезда! Я один из них. Нормальный мужик. Сейчас это реже, а раньше, бывало, расположимся на капоте у магазина — и бу-бу-бу... Мужские разговоры...  

культура: А курить бросили?
Мамонов: Сегодня не буду. Что значит бросил?

Человек сам не может ничего. Если б мог, Иисус, что переводится как «Спаситель», не нужен был бы. Спустился бы нам через Ангела свод правил, который — исполняй, и все будет хорошо. А нет! Нужна воля твоя и воля Божья. Тогда будет результат.

С Господом все возможно. Он для этого и пришел. И грех, когда прощен, изглаживается из сферы хотений, воспоминаний. Если тяжелый был — остается шрам. Вот я, как многие советские люди, разговаривал на мате. И даже ничего не просил у Бога — теперь бью себя по пальцам и кричу «Ой!». Ищу в себе, а этого нет. Вот как Господь умеет. Так и с пьянкой. 15 лет — туда, сюда... Господи, помилуй! Потом проснулся утром — стоит вино или нет, какая разница. На то и Бог. Ему важно качество души, в котором человек умирает. Вот я увидел цель, она мне по кайфу, знаю, что это истина, и бреду туда. Каждый день. По чуть-чуть. Но туда. Никаких: «с понедельника», «бросаю курить»... Иду, иду... Господи, не могу... Помоги, помоги... Это — цель жизни. Потом — жена, дети, ваши вопросы, извините... Самое главное — туда ли я...  

культура: Без концертов не смогли бы уже?  
Мамонов: А что мне делать-то? Даром, что сплю по пять часов, нет времени жить. Можно было бы издать всю старую музыку. Да не люблю ее. Пара песен нравится. Ну, альбом «Шоколадный Пушкин» можно слушать. В основном же недоволен. Ненавижу вспоминать. Дух творит себе формы. А это было из глубин ужасной жизни. Мы в молодости творили такое — вы даже придумать не сможете, как говорил в одном из фильмов Жан Габен. Вот стихи — это более или менее чисто. Всю жизнь писал. Сейчас готовлю к изданию сборник, страниц на триста. Будут и ранние, и нынешние. Как в «Закорючках», если обратили внимание, нет лишней запятой, так же выверены стихи. Огромный труд. Написать стихотворение, говорил Блок, — то же самое, что сложить печку. Такая же мужская работа.  

культура: Стихи — это хорошо. Но как же зубы? Даже к юбилею не вставили... 
Мамонов: Ну и что? Все с зубами, а такой — я один!