— На встрече с журналистами вы сказали, что музея такого уровня, как Российская государственная художественная галерея в Севастополе, в России не строили лет сто. Почему это так?

— Мы ведем речь о большом национальном музее изобразительных искусств. До недавнего времени в России таковыми были только Эрмитаж, Русский музей в Санкт-Петербурге и Третьяковская галерея, Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве. Понятно, что практически в каждом региональном центре работают художественные музеи с достаточно интересными историческими собраниями, новыми коллекциями. Но вот такого большого музея столичного уровня в России достаточно давно не появлялось.

Вне зависимости от веяний времени, основные фонды любого музея — это, конечно, коллекции. И здесь примечательно то, что мы идем по тому пути, по которому шел в свое время Русский музей, когда коллекция собиралась именно под него, а не музей появился на базе существующего собрания, как Третьяковка или Эрмитаж.

— А какая коллекция собирается?

— Мы будем специализироваться на советской, русской живописи второй половины ХХ века. Сейчас интерес к ней растет, как и цена, а хороших, исследованных собраний у нас не так много. В последнее время Третьяковка много внимания уделяет таким произведениями, но все равно нельзя сказать, что в каком-то музее хорошее, богатое собрание русской живописи второй половины ХХ века — такого нет. А это время — очень богатый материал с научной, с исследовательской точки зрения. Здесь и реализм, и эпоха оттепели, и поиски, новые течения конца ХХ века. И мы очень внимательно смотрим, что где есть, что еще осталось в государственных фондах, что по коллекционерам. Это такая кропотливая работа, потому что если с коллекционерами речь вести, то могут быть разные варианты — от передачи работ в дар до передачи на долгосрочную экспозицию.

Второе магистральное направление — то, что мы называем искусство южных стран. Речь о Юго-Восточной Азии, Индии, Африке, Ближнем Востоке. Это во всем мире достаточно востребованные направления на арт-рынке. А у нас в виде музейных собраний его не так много. Да, проходят с большим успехом разные выставочные проекты. Но в виде собраний его, на наш взгляд, недостаточно, поэтому мы тоже над этим сейчас работаем. Планируем в будущем на базе нашего музея проводить международные биеннале современного искусства южных стран, чтобы он стал не только внутрироссийским, но и международным центром по изучению, экспонированию этого направления.

— Если картины, подходящие для коллекции, окажутся в другом государственном музее, они могут быть переданы в Севастополь?

— У нас нет такой практики. Это ящик Пандоры на самом деле. Я, например, считаю, что знаменитая картина Александра Дейнеки «Оборона Севастополя» — программная вещь, которая бы лучше смотрелась в музее Севастополя. Но мы же понимаем, что это Русский музей, картина там уже много десятилетий живет, и люди привыкли. Поэтому мы не ставим вопрос о том, что нам нравится картина в каком-то музее, давайте ее заберем. Нет, ни в коем случае. Мы в первую очередь работаем с коллекционерами, на свободном рынке, с наследниками художников. Много есть вариантов. А с музеями — это выставочные проекты. Здесь, конечно, есть возможность экспонировать вещи из других музеев.

— Сколько будет выставочных площадей?

— Общий метраж — порядка 15 тысяч метров. Из них чисто под экспозицию пойдет порядка трех тысяч метров. Сейчас ищем площадки, думаем над тем, что будет экспонироваться на улице, на музейной площади, на стенах.

— В России большая проблема с фондохранилищами. Смогут ли какие-то музеи хранить часть фондов у вас?

— У нас запрограммировано большое современное фондохранилище. Оно кажется не таким большим, как могло бы быть. Мы все-таки были ограничены размерами здания. Но есть понимание, что метража будет достаточно и для хранения вещей из других музеев. В первую очередь, переживаем за судьбу Севастопольского художественного музея им. М.П. Крошицкого. В нем хранится потрясающая коллекция старинной европейской живописи, очень много работ русских художников второй половины XIX века. Все это чудом сохранилось в годы войны. Коллектив нашего музея даже готовит книгу об истории спасения этой коллекции. К сожалению, уже много лет их историческое здание находится на реконструкции. Не очень понятно, когда она завершится, когда они смогут вернуться в свои залы. Естественно, стоит вопрос с экспонированием и хранением этих произведений. Возможно, мы были бы полезны, если к тому времени не решится этот вопрос.

— Сейчас строительство музея перенесено на новую площадку из-за того, что на предыдущем месте нашли «археологию». Можно ли не волноваться, что на новом месте могут быть повреждены археологические слои?

— Вы читаете мысли. Мы об этом переживаем с того момента, когда стало ясно, что на месте застройки есть исторические артефакты. Нашли и античную печь, и застройку времен Крымской войны, и торговые ряды. Надо сказать, что изначально мы очень тщательно проводили необходимые изыскания — понимали, где будем строить. И действительно археологи подтвердили, что нашли очень интересные вещи, возникла идея сохранить их в натуральном виде. Решили создать ландшафтно-археологический парк. На новой же площадке изыскания еще проводятся, но мы с огромной долей вероятности полагаем, что археологических слоев там нет. Участок расположен на небольшой известняковой горе, там просто нет какого-то культурного слоя.

— То есть музей прирос еще и парком?

— Получается, так. Но для нас это означало то, что мы по графику сдвинулись на год примерно. Мы не просто на плоскости передвинули площадку, а там же рельеф другой совершенно. Это означает, что было полное перепроектирование здания — и концептуальное, и детализированное. Нам по новой пришлось очень долго обсуждать с проектировщиками все наши планы. Но сейчас есть стопроцентное понимание, что уже никаких изменений не будет. Документы готовятся к подаче в Госэкспертизу, и начнутся строительные работы. Вы видели площадку, ее уже расчищают, готовят под начало строительных работ.

— Получается, музей будет сдан в 2024 году?

— У нас график, который пока никто не менял, в нем стоит конец 2023 года. Но это не значит, что музей тогда же и откроется. Нам понадобится, как минимум, три сезона для того, чтобы протестировать работу всех климатических систем. Это же очень важная задача — обеспечение определенного температурно-влажностного режима как в хранилищах, в реставрационном центре, выставочных залах. Это все-таки произведения искусства, они очень требовательны к климату.

— Как музей будет выглядеть внутри?

— Музей будет модным. Материалы для отделки будут использоваться и суперсовременные, и классические — металл, дерево, керамические панели. Мы специально просили архитекторов, чтобы выставочные залы были максимально универсальны — бесцветные стены, ровный свет. Потому что нет пока понимания, какая у нас будет коллекция для постоянного экспонирования. Очень сложно планировать экспозицию, поэтому мы специально просили, чтобы нам создали такой чистый лист, на котором мы могли бы писать.

— Я так поняла, что будет еще реставрационный центр входить в состав музея?

— Да, безусловно. Это тоже очень важно, потому что такие центры реставрации исторически сосредоточены в столицах. Особенно, если мы говорим о реставрации живописи. И специалистов не так много. Наш реставрационный центр должен стать точкой притяжения для всего макрорегиона, то есть для всего юга России.

— Откуда специалисты появятся?

— Мы уже начали эту работу. Совместно с флагманами в области реставрации — с ВХНРЦ имени академика И.Э. Грабаря и Научно-исследовательским реставрационным центром — смотрим, как можно выстроить программу подготовки кадров. Так, в Севастопольском университете со следующего года планируется открыть отделение реставрации, чтобы была возможность на месте готовить таких специалистов. Понятно, что на первом этапе будем привлекать уже известных профессионалов.

— Крым — такое место, где это особенно востребовано должно быть.

— Да. В этом смысле Крым только с Италией можно сравнивать по концентрации исторических, культурных ценностей. Причем, это разные эпохи: от римлян до византийцев и заканчивая нашим временем. Здесь концентрация музеев просто огромная. Только в Севастополе три федеральных музея. А еще региональные, муниципальные, частные. Работы для музейщиков очень много.

— Современная музейная концепция предполагает отход от энциклопедичности, академичности. Каким будет новый музей, исходя из этого тренда?

— У нас есть концепция развития музея. В ней мы говорим об общемировом тренде, которому следуют все крупнейшие мировые музеи. Музей постепенно превращается из места хранения, изучения и показа экспонатов в место времяпрепровождения и досуга. К этому можно по-разному относиться. Но это тренд, которому надо соответствовать.

— Посетитель, наверное, тоже изменился?

— Да, особенно молодежь. Она смотрит и воспринимает произведения искусства по-другому, чем юноши и девушки 50 лет назад. У нее совершенно другая манера восприятия информации. Это тоже надо учитывать. Поэтому в современном музее мы должны предлагать комплекс эмоциональных впечатлений. От классического искусства до современного (все равно это искусство в традиционном понимании), так и до каких-то инновационных вещей.

Мы пошли на смелый шаг — специально запрограммировали в музейном пространстве полигон для современных визуальных технологий. Мы рассматриваем это как изобразительное искусство, только нового поколения. У нас будут два совершенно фантастических аттракциона, которые можно назвать и выставочными залами. Летающий театр, напоминающий полет над Москвой в парке Зарядье. Только мы хотим показывать вещи, которые важны с точки зрения жителя Севастополя. Нам нужно в яркой манере демонстрировать молодежи в первую очередь исторические события.

— Например?

— Первая оборона Севастополя, вторая оборона Севастополя. Мы даже такую нашли метафору, что когда сто лет назад художник Франц Рубо представил публике панораму «Оборона Севастополя», все были очень удивлены. Зрителям казалось, что они находятся в центре событий. Их окружают эти бои. А современные технологии позволяют этот эффект в несколько раз увеличить. Будет ощущение полного присутствия, события можно будет переживать на эмоционально-физическом уровне.

А второй аттракцион — очень редкий. С аналогичной технологией их вообще в мире всего два. Наш будет третьим. Это так называемый купольный 3D-театр, в котором создается полная иллюзия присутствия внутри виртуального пространства. Так можно вести образовательную работу. Оказываешься внутри картин, гуляешь по ним, изучаешь космос, природу и так далее. Мы это все воспринимаем тоже как изобразительное искусство, только на новом технологическом уровне. Все это позволит привлечь в музейное пространство современного зрителя. А если мы туда его уже привлекли, то дальше мы получим возможность показать ему и традиционные классические вещи.

— Какой будет ценовая политика?

— Во-первых, мы прекрасно понимаем, где мы работаем. В 2020 году провели большое социологическое исследование. В его рамках задавались вопросы, начиная от отношения к этому проекту, от того, какие произведения искусства люди хотели бы видеть, и заканчивая вопросами прагматическими, например, про комфортную цену билета для местного жителя и туриста..

Во-вторых, в принципе существует определенная ценовая политика у музеев. И, естественно, мы не можем из нее выбиваться. Плюс, рассматриваем возможность внедрения программы лояльности для местной публики. Здесь много вариантов. Это уже маркетинг. И это тоже вопрос гибкости современного музея, который все эти вещи должен учитывать.

— Я знаю, что в музее планируется создать образовательный центр. Расскажите о нем, пожалуйста.

— В здании будет пять уровней. На втором будет находиться образовательно-творческий центр. Даже название для него придумали — «Арт-бухта». Это будет зона со всей инфраструктурной начинкой, где можно будет изучать прикладные вещи: живопись, графику, скульптуру, современное визуальное мультимедийное искусство. Также будут учебные залы, где можно будет услышать лекции по теории и истории искусства. Образовательный центр станет одним из самых больших структурных подразделений музея. Мы специально будем нанимать для него педагогов, методистов. И мы не сможем быть на стопроцентном содержании у бюджета. Музей должен обоснованно зарабатывать какие-то деньги. Люди идут за искусством — не только смотреть, но и осваивать это.

— Обычно большая составляющая расходов музеев — коммунальные услуги. Они будут оплачиваться из федерального бюджета?

— У нас было совещание в Министерстве культуры на эту тему. Все наши коллеги из других городов, где подобные проекты строятся, участвовали в обсуждении. Сейчас идет работа над тем, чтобы оценить более-менее в близком понимании величину эксплуатационных расходов на содержание этих комплексов. Да, мы рассчитываем на то, что все эти расходы будут покрываться федеральным бюджетом.