Тихон СЫСОЕВ

17.02.2022

Материал опубликован в спецномере газеты «Культура» от 15 декабря 2021 года.

Зачем в России стали строить культурные мегапроекты и какое влияние они могут оказать на развитие региональной культуры? Об этом «Культура» поговорила с Виталием СТАДНИКОВЫМ, доцентом факультета городского и регионального развития Высшей школы урбанистики имени А.А. Высоковского, который принимал участие в разработке нескольких подобных проектов.

— Как давно в России стали планировать такие масштабные культурные стройки?

— Это история довольно новая. Но тут стоит понимать, что сами мегапроекты возникли вследствие централизации гособеспечения. Это, как вы понимаете, в 1990-е годы или нулевые было невозможно в связи с отсутствием стратегирования развития страны как такого. А теперь, когда мы видим, что уже не только отраслевые министерства решают, что и как им делать в своих областях, а еще и появились гигантские госпроекты, в рамках которых возникает межотраслевое взаимодействие (а это ключевой для нашего разговора фактор), оказалась возможной и сама идея культурного мегапроекта. Ведь деньги, которые на них выделяются, идут не конкретно из Министерства культуры. Это консолидация разных финансовых потоков в рамках целого ряда программ.

— Для чего это делается?

— Сам по себе мегапроект — это понятие комплексное. Он включает в себя соучастие множества субъектов управления. К нему могут подключаться разные министерства, причем как на федеральном, так и на региональном уровне. Не будем, кстати, забывать, что есть еще и муниципальный уровень власти, без которого тут тоже не обойтись.

— Насколько распространен опыт таких культурных мегапроектов в других странах?

— Конечно, в странах, где у государства традиционно есть широкие полномочия, включая, например, ту же Францию или Германию, такие проекты реализуются очень часто.

— Насколько они эффективны с точки зрения развития региональной культуры? Какие плюсы и минусы у таких мегапроектов?

— Главная проблема таких проектов — их эксплуатация и рентабельность. Плюс, как это бывает с любой стройкой с госинвестициями, эти проекты забюрократизированы. Я это знаю по личному опыту, потому что участвовал в разработке программ по комплексу во Владивостоке и Севастополе и частично знаком с ситуацией в Калининграде. Все три программы разрабатывались через специальный фонд. Это классическая бюрократическая структура, работающая по типу многоэтажной схемы. В ней была головная организация, а дальше, как в пирамиде, целая череда субподрядчиков, которые друг другу препоручали разные этапы работы.

— А какой была изначальная идея проекта, например, в том же Владивостоке?

— Идея заключается в том, чтобы все эти три пограничных проекта были созданы по принципу объединения нескольких федеральных культурных институций под одним «зонтиком». Речь, как минимум, идет об Эрмитаже, Третьяковке и Мариинке. В том же Владивостоке должно было быть, например, хореографическое училище. То есть вся культурная инфраструктура будет отстраиваться от этих филиалов. Плюс она «обрастет» общей инфраструктурой — большим конгресс-холлом, выставочными пространствами на восемьдесят, а то и на сто тысяч квадратных метров и так далее.

Главный плюс таких проектов в том, что они сигнализируют о растущей заинтересованности государства в развитии культуры. Строго говоря, в первоначальной логике развития власти в постсоветский период культура особенно не присутствовала — как при ельцинских правых, так и, поначалу, при нынешних государственниках. Как вы думаете, Гайдар думал про культуру? Нет. Она была на периферии его ценностного сознания. Там были только экономика да рынок.

Теперь же она стала присутствовать, потому что культура стала элементом нарождающейся государственной идеологии. Конечно, нам еще трудно понять, что это за идеология, но то, что движение к этому есть, очевидно. Отсюда это возрастающее желание взять под опеку культуру, опираясь на сквозные и централизованные госпрограммы.

Собственно, большие культурные проекты часто и возникают, когда они становятся значимыми в качестве инструмента идеологии. Не случайно, что, к примеру, все великие архитекторы поднимаются при могучих лидерах, а потом, как только наступает свободный рынок, вдруг стремительно беднеют.

Конечно, это, как вы понимаете, палка о двух концах, но любой подобный мегапроект полезен тем, что в нем просматривается претенциозная попытка государства показать, что Россия — это один из главных застрельщиков в области культуры.

Заметьте, что три больших мегапроекта сознательно были разбросаны по «краям» России — Владивосток, Севастополь и Калининград. Налицо идеологический жест, который направлен на создание имиджа России по радиусу, который охватывает территорию ближнего зарубежья по этим географическим точкам.

— То есть вы хотите сказать, что главная направленность внешняя? Не региональная?

— Почему же — одно другому не мешает. Локальные сообщества, конечно, получат свой бонус, но сами эти проекты также направлены на то, чтобы из того же Владивостока «окучить» аудитории Японии, Южной Кореи и Китая.

— Тем не менее в каком-то смысле мегапроекты можно рассматривать и как способ децентрализации российской культуры. Условно, теперь, чтобы попасть на качественную выставку или увидеть хороший спектакль, больше не нужно будет ехать в Москву, Санкт-Петербург или Казань.

— Этот момент тоже очень важен. В принципе, развитие экономики и идентичности страны невозможно без развития региональной культуры. Россия как индустриально-производственная страна неконкурентоспособна по сравнению с той же Азией. Но она конкурентоспособна в части производства интеллектуального продукта, а он без развития культуры и гуманитарного знания не появится. В этом смысле децентрализация культуры — это очень важно.

Я, например, родом из Самары и знаю, что мой город до сих пор страдает от отсутствия идентичности. Мы как стали в советские годы «космической столицей», так и остаемся ею, хотя весь промышленный потенциал уже давно развалился. То же самое происходит и в других российских городах, где был почти полностью уничтожен слой воспоминаний о дореволюционном прошлом. Оно было вытравлено советским периодом, когда один опыт просто вытеснялся пафосом индустриальной стройки и искусственно созданной коммунистической идеологией.

Но в таком режиме — без артикулированной идентичности — постсоветского интеллектуала невозможно держать. Он должен иметь достаточное культурное образование, чтобы создавать новые смыслы. А смыслы создаются только в пограничной области — на стыке самых разных отраслей знаний. То есть процедуру «состыковки» может осуществить только культура, а мегапроекты в качестве площадки для такого синтеза, на мой взгляд, вполне годятся.

— Можно ли говорить о том, что такие культурные мегапроекты будут выступать еще и в качестве научных институций?

— Конечно. Все филиалы, которые в них планируют открыть, будут вести научную работу. Причем, насколько я понимаю, эта работа будет в большей степени ориентирована на реактуализацию и изучение локальной культуры и памяти. Здесь уверенно я могу судить по тому, как работает филиал Третьяковской галереи в Самаре. Музею предложили создать его в очень интересном здании — это памятник конструктивизма. Это довольно большой комплекс, в котором еще где-то год будут вестись ремонтные работы.

Пока Третьяковка в Самаре работает как очень серьезное ивент-учреждение, которое организовывает лектории, детский образовательный центр, пространства, созданные для работы художников, которые могут приезжать и работать. И последнее, к слову, тоже ведь про создание нового искусства, про перезапуск локальной художественной жизни.

Также они все чаще делают выставки в коммерческих галереях или в муниципальном художественном музее, причем повсюду используют хранилища именно местных институций. Дело в том, что зачастую местные музеи имеют хорошие коллекции, но совершенно не умеют их грамотно выставлять. Но если правильно преподнести и правильно отобрать выставку, она становится городским событием. Вот раньше кто-нибудь пошел бы на Серова стоять на улице в холод? А сейчас идут. То есть культура становится еще и частью поп-культуры. И все эти заведения также работают по принципу заведений поп-культуры, создавая при помощи грамотного маркетинга правильную шумиху вокруг культурных событий.

Плюс к этому в самарской Третьяковке активно ведутся исследования. Например, о том, какой была художественная жизнь в городе. В советские годы это был город с абсолютно индустриальным имиджем, а теперь благодаря работе Третьяковки поднимаются важные культурные пласты. Вспоминают имена целого круга художников, которые здесь работали.

Многие ведь забыли, что такое самарский авангард, что здесь, как и в Москве или Санкт-Петербурге, тоже был открыт ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские в сфере художественного и дизайнерского образования, которые открывались в 1920-е годы в советской России. — «Культура»), что в Самаре возникло целое поколение удивительных шестидесятников. Благодаря научной работе Третьяковки все эти аутентичные слои городского прошлого заново открываются и осмысляются.

— А кто будет наниматься на работу в эти институции?

— Третьяковка в Самаре — это потенциально 120 рабочих мест научного персонала. Сейчас в ней работает человек 15–20 — местные историки, искусствоведы. А сотрудники из других музеев им, кстати, завидуют, потому что они попали на хорошее место с неплохой по меркам Самары зарплатой. Думаю, что так же будет происходить и с мегапроектами: туда тоже будут в основном нанимать из «местных».

Справка

В последние годы в России были запущены первые стройки мегапроектов в сфере культуры. География охватывает всю страну, от Калининграда до Владивостока. Всего в России в ближайшие годы планируют построить 39 центров регионального культурного развития. На них уже выделено около 84 млрд рублей в рамках федерального проекта «Культурная среда», а еще порядка 120 млрд рублей поступит от негосударственного фонда «Национальное культурное наследие».

Фотографии: www.culture.ru, www.twitter.com.