Ольга МАКСИМОВА ,  Александр АНДРЮХИН

24.10.2018

Владислав Росляков, студент четвертого курса Керченского политехнического колледжа, устроивший стрельбу в учебном заведении, покончил с собой, потому узнавать о его мотивах приходится по косвенным признакам. Эксперты изучают профили убийцы в социальных сетях, опрашивают знакомых и однокашников, и пока можно с уверенностью сказать: Росляков к преступлению готовился долго, оно не было спонтанным. Эта трагедия снова напомнила о том, что в образовательных учреждениях не хватает квалифицированных психологов. Но дело не только в соответствующих специалистах — проблема в том, что разорвана связь между школой и родителями.

За последние дни СМИ рассказали о Владиславе Рослякове достаточно: отец ушел из семьи, мать — санитар в больнице, интересовалась учением «Свидетелей Иеговы», сам молодой человек был замкнут и необщителен, но активно говорил о своих обидах в социальных сетях, восхищаясь преступлениями американских подростков.

Вопросов к убийству в Керчи по-прежнему много. Странным выглядит и арсенал оружия, оказавшийся в распоряжении у паренька из небогатой семьи, и та легкость, с которой было совершено преступление.

Первая реакция на трагедию тоже понятна — усилить меры безопасности в школах. Однако учебные заведения не обнесешь колючей проволокой, у дверей не выставишь охрану с оружием. Так что речь должна идти о профилактике подобных преступлений, и здесь ключевая роль отводится психологам.

Еще в конце прошлого года правительство, обеспокоенное нападениями школьников на учебные заведения, опубликовало новую концепцию развития психологической службы в системе образования. Несколько страниц в этом документе занимает список существующих недочетов, среди которых отсутствие специалистов, неразвитость системы повышения квалификации, недооформленность стандартов оказания первой помощи. Кроме того, не существует единства целей, задач и методов работы. Чтобы решить эти проблемы, Министерство просвещения анонсировало создание и открытие единого центра координации психологов. Предполагается, что теперь все педагоги этого направления будут проходить специальный инструктаж, у них появятся новые зоны ответственности и новые подотчетные обязанности.

— Все произошедшие случаи позволили еще раз проанализировать, каким образом строится воспитательная работа, сопровождение детей, в частности детей с особыми образовательными потребностями в школе. Мы выявили ряд проблем, с которыми нам нужно работать, — подчеркнула заместитель министра Татьяна Синюгина. — Сегодня совершенно поменялись те вызовы и требования, которые предъявляются к тому, как мы должны воспитывать наших детей и какие знания, навыки и компетенции необходимо им давать, чтобы они могли действительно ориентироваться в пространстве, в том, что вокруг них происходит, в этой среде, в которой они живут. Сейчас перед нами стоят две главные задачи. Прежде всего, необходимо понять, какие есть ресурсы для того, чтобы мы перенастроили систему воспитательной работы в школах. И второе — найти те новые направления в сопровождении ребенка и его семьи, которые помогли бы нам оказывать своевременную помощь. И лишь один из этих ресурсов — это психологи. Сегодня их мало, не все они обладают теми компетенциями, которые необходимы. Поэтому мы с коллегами из Российской академии, с нашими практиками занимаемся тем, чтобы созданные структуры работали эффективнее.

Появление службы психологической поддержки в школах началось в XX веке и стало своеобразным ответом на вызовы времени. Возросшее количество учащихся и их социальная неоднородность привели к тому, что появилась новаторская проверка по IQ, необходимая для того, чтобы разделять учеников по группам. С помощью тестов детей бесконечно сортировали на «высшую» и «низшую» лиги, фасовали по классам и учебным заведениям. Вскоре тестирование на уровень интеллекта оформилось в отдельное направление, а главной задачей стала диагностика отсталости или одаренности с помощью комплекса заданий, заимствованных у США и едва ли адаптированных на нашу почву. Но продолжалось это недолго — в 1936 году вышло в свет постановление ЦК ВКП (б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов», психологи были изгнаны.

Советская школа обходилась без специалистов этого профиля довольно успешно. Созданная идеологическая система, считают эксперты, была эффективна, потому что опиралась, с одной стороны, на высокие нравственные примеры, а с другой — подразумевала наказание за ненадлежащее поведение. Иерархия, прозрачные правила игры и выдающаяся организационная структура позволяли решать почти любой конфликт максимально быстро. Эта образовательно-воспитательная модель была для своего времени почти идеальной, однако все опрошенные «Культурой» эксперты уверены в том, что воспроизвести ее сегодня невозможно, слишком изменилась эпоха.

— Иной стала и информационная среда, школа занимает теперь другое место в жизни, — рассказал «Культуре» доцент, преподаватель НИУ ВШЭ Алексей Обухов. — Если раньше она была основным источником получения знаний на достаточно большом периоде взросления ребенка, то сейчас школа — пространство для социализации, а получение информации во многом выходит за ее пределы. Это особенно заметно в больших городах, изменения же в деревнях и сельских классах не столь видны. Что касается проявления агрессии, буллинга, насилия, в том числе и над учителями, — это проблема не самая современная. Она осложняется тем, что появилось больше доступа к оружию, сменился социальный статус преподавателей.

— Снижение риска возникновения проблем связано с системной работой, — продолжает Обухов, — в том числе с наличием специалиста, который сфокусирован не на учебной задаче, а на формировании отношений во всей сложной системе коммуникаций в образовательном учреждении. В хорошем варианте это действительно школьный психолог, который должен обладать подходящей квалификацией. К сожалению, это не всегда так. В советское время эту функцию выполняли обычные учителя, прошедшие курсы повышения квалификации и назначенные на должность. Когда подготовка стала лучше и в школах появились первые психологи, они, к сожалению, не были встроены в систему, не имелось четкого понимания, кто они, зачем и что делают. Но в целом определенный тип специалиста, который работает с системой отношений в школе, — очень важная позиция, и в ряде школ, где она есть, я вижу высокую эффективность. Любое развитие методов и способов повышения психологической культуры и квалификации как самих специалистов, так и администрации школы — это очень полезно.

Должность «школьный психолог» вернулась в 1988 году, этот шаг стал итогом десятков круглых столов и международных конференций. В 2000-х о педагогах этого направления подзабыли, и никто не заметил, как перспективные специалисты снова стали незаметными людьми, за небольшие зарплаты «прогоняющими» детей через десятки тестов, результаты которых нужны лишь для отчетности. И вот новый всплеск последних лет — стрельба в Ивантеевке, нападение на педагогов и учеников в Улан-Удэ, поножовщина в Перми, выстрелы в Керчи.

Кандидат философских наук Петр Сафронов полагает, что нельзя выносить за скобки и родителей:

— Дело не в том, чтобы дать больше денег психологам или как-то их скоординировать, а в том, чтобы между семьей и школой было хорошее взаимодействие. Ведь даже если с классом работает замечательный специалист, а дома родители к ребенку относятся невнимательно, не могут найти контакта, то все бесполезно. Усилия в каком-то одном пункте не дадут ожидаемого эффекта, это вопрос именно синергетического взаимодействия всех сторон — школы, психолога и семьи. Вне этого союза не стоит рассчитывать на радикальные изменения ситуации. Мы, скорее всего, будем свидетелями очередных вспышек общественного внимания и новых происшествий. Кажется, что если будет психолог, он сможет решить все проблемы. Но это невозможно. Нужна эффективная программа повышения родительской грамотности в сфере детского и подросткового развития. Кроме того, необходима поддержка учителям-предметникам в части роста не только их узкопрофессиональных компетенций, но и общепсихологической подготовки.

В этом мнения других экспертов сходятся.

— Сейчас администрация школы поставлена в такую ситуацию, что она вынуждена экономить на всем, чтобы повысить среднюю зарплату по региону базовому персоналу, — убежден Обухов. — Другое дело, что в конкурентной системе больших городов выигрывают те школы и именно туда хотят отдать своих детей родители, где есть сопровождающие специалисты: психологи, логопеды, дефектологи. То есть вопрос действительно связан с управлением системы образования. Современная школа без таких педагогов не будет адекватна времени — это уже доказано на международном опыте.

Детям нужна квалифицированная помощь. Сегодня эта тема на всех уровнях обсуждается все активнее. Но если снова обратиться к истории, то идее такой кооперации уже почти сто двадцать лет. В 1897 году в Вашингтоне Элис Маклеллан Бирни и Фиби Эпперсон Херст основали первую в мире Ассоциацию родителей и учителей, тогда она называлась Национальный конгресс матерей. Сейчас членами организации являются около шести миллионов семей и преподавателей. В ее задачи входит защита прав детей, помощь родителям в воспитании и контроль качества образования на всех уровнях. О значении подобных некоммерческих организаций, о важности их появления в нашей стране и о том, что предстоит сделать, рассказал советский и российский психолог, доктор наук, ректор Московского государственного психолого-педагогического университета Виталий Рубцов:

— Нужно создавать междисциплинарные сообщества, которые будут работать с этими рисками. Система должна совершенствоваться в двух направлениях: подготовка специалистов и создание организаций. И участниками этой командной работы обязательно должны стать родители. По последнему мониторингу, который мы проводили, сами педагоги-психологи говорят, что им не хватает квалификации в работе с особенными детьми. Взаимодействие с семьями, просвещение, включение родителей в группы, которые работают с проблемами детей, — это важнейшая задача развития психологической службы и такое же огромное дело, как и подготовка квалифицированных психологов. Мы часто получаем содействие родителей, которые обращаются в службы помощи, они становятся нашей незаменимой поддержкой. Не секрет, что, например, работа с детьми с расстройствами аутистического спектра во многом была инициирована родительскими сообществами. Должна быть создана система социальных программ и инициатив, которая будет готовить почву для того, чтобы как можно больше родителей пришли в организации, цель которых — наладить взаимодействие между семьей и школой. Это важнейший ресурс для помощи современным детям. Необходимы семинары, встречи, на них нужно решать, что делать, чтобы всем участникам процесса было комфортнее находиться в образовательном пространстве.

Сейчас работа в этом направлении уже ведется — создаются современные центры, службы координации психологов, появляются новые стандарты и требования к педагогам.

— Есть специальная организация — Федерация психологов образования России, — пояснил Рубцов. — Она связывает работу 56 региональных площадок. Сейчас время другое, появляются новые риски, а методы должны совершенствоваться. Задача заключается не в том, чтобы сравнивать, где было лучше, меньше, больше, а в разработке современных образовательных моделей и в их представлении специалистам. В 2015 году в России принят и действует профессиональный стандарт педагогов-психологов. Это важный нормативный документ, который регулирует всю деятельность этой группы. Очень важно понимать, что для его апробации проводилась работа в 12 пилотных регионах, и везде проверка прошла успешно. Прописаны основные компетенции и функции, которыми должны обладать эти специалисты. Но это лишь стандарт. По нему мы подготовили профессионалов и выяснили, что современные проблемы невозможно решить только этим. В одиночку не справится ни сам педагог-психолог, ни клинический психолог, ни классный руководитель, ни любой другой специалист. Это системная и командная работа.

Психиатр-криминалист Михаил Виноградов:

— Реально выявить потенциального убийцу, который взялся бы за расстрел своих сверстников в учебном заведении, невозможно. Как правило, у таких людей долго копятся обиды. Многие держат злобу внутри, но не у всех она вырывается таким образом. Зависит от индивидуальной особенности человека. Это могли бы выявить психологи или психиатры на ранних стадиях, но сложность в том, что родственники категорически против психологических обследований своих детей. Родители редко признают, что с их ребенком что-то не то. Сегодня таких случаев становится все больше. И в этом — вина интернета. Потому что именно в Сети обиженный узнает, как можно расправиться с обидчиками. Теоретически студенты могли обратить внимание психиатров, что с их однокурсником творится что-то неладное. Но психиатр в России — звучит бранно. К тому же осуществить обращение на практике непросто. Нужно идти в поликлинику, занимать очередь, а потом все излагать специалисту в подробностях, причем не про себя, а про товарища. Такого в практике я вообще не припомню.

Психолог специального учебно-воспитательного учреждения для обучающихся с девиантным поведением Александр Якушев:

— Распознать будущих убийц в учебном заведении сложно, поскольку проявление агрессии у них спонтанное. Студентов должны настораживать замкнутые, нелюдимые однокурсники, которые не имеют друзей и у которых трудности с общением. Конечно, влияние интернета преуменьшать нельзя. До тех пор, пока молодые люди не видели кадров расстрела студентов в США, у нас ничего подобного не было. Конечно, 17–18-летним студентам Сеть не запретишь, они уже взрослые. Тем не менее родители должны иной раз поинтересоваться, на какие сайты заходит их сын. Вообще психологу в вузе не уследить за всеми студентами, но замкнутых учащихся должны замечать кураторы групп.

Бывший следователь Амурхан Яндиев:

— Задавать вопрос о том, почему никто не сообщил в органы по поводу угрюмого нелюдимого студента в колледже, совершенно бессмысленно. Никто всерьез не воспримет такое сообщение от студентов. Будущего серийного убийцу, который может взять в руки оружие и учинить расстрел окружающих, выявить невозможно. Он ничем не отличается от других людей. Когда мы ловили Чикатило, десять лет не могли его выявить психологически. Его психологическое поведение ничем не отличается от поведения обычного человека. Отмечу, что интернет виноват в подобных случаях лишь отчасти. Причина — в озлобленности людей из-за тяжелого материального положения и неблагополучия в семьях. В обществе — полное равнодушие. Все сами по себе. Поэтому угрюмые, нелюдимые и неразговорчивые люди сегодня никого не удивляют.

Специалист единого общероссийского детского телефона доверия (8-800-2000-122), психолог Василий Федоров:

— К сожалению, методикой выявления подростка, который бы мог стать потенциальным серийным убийцей, мы не обладаем. Но после трагедии в Керчи по всем вузам страны стали проводиться проверки на выявление психологического климата в учебных заведениях. Запрещать детям интернет из опасения, что возьмут за пример расстрел своих сверстников, бессмысленно. Лучше пусть родители обратят внимание на странных одноклассников и однокурсников своих детей. И не нужно стесняться заявлять школьным и вузовским психологам о своих опасениях.

Фото на анонсе: Григорий Сысоев/РИА Новости