А что у нас, ребята, в закромах?

Петр НЕНАШЕВ

04.10.2018

Рекордов не предвидится, но продовольственная безопасность России не пострадает — так можно охарактеризовать итоги уборочной страды этого года. Официальная статистика станет известна в октябре, однако общая картина понятна. О проблемах сельского хозяйства специалисты говорят давно, но список трудностей растет. Впрочем, и программа оздоровления не слишком сложна.

105 миллионов тонн зерновых — таков прогноз Минсельхоза на текущий год. По сравнению с 2017-м, когда намолотили рекордные 135,4 миллиона, это мало. Даже на фоне 2016 года (120,7 млн тонн) результат более чем скромный. Прошедшее лето не запомнилось особенными природными катаклизмами: ни проливных дождей, ни многодневной засухи не было. В чем же дело?

Прогнозы сбываются

«Складывается ситуация, которая может привести к неплатежеспособности значительной части наших предприятий и, как следствие, к их закрытию или банкротству», — так еще в начале лета оценивал положение дел министр сельского хозяйства Челябинской области Алексей Кобылин.

«Из-за роста цен на горючее мы находимся в непростой ситуации», — бил тревогу и губернатор Ставропольского края Владимир Владимиров.

С начала текущего года топливо подорожало более чем на 25 процентов по сравнению с 2017 годом.

«Мы уже потеряли огромные деньги, не менее 50 млрд рублей», — такие оценки давал президент Российского зернового союза (РЗС) Аркадий Злочевский после посевной.

Как посчитали недавно в Институте конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР), только по пшенице уборочные площади сократились на 700 тысяч гектаров. Причем эти данные — оценочные, цифры могут сильно измениться в сторону увеличения.

Мрачный прогноз главы РЗС и экспертов, увы, сбывается. Непростая ситуация и со «вторым хлебом». Затраты производителей картофеля выросли по сравнению с 2017-м: помимо топлива, подорожал и импортный семенной материал (Германия и Голландия, частично Белоруссия), растет и курс евро. При этом закупочные цены упали еще в прошлом году более чем наполовину. Двукратное увеличение импорта поставило многие хозяйства на грань выживания. Стоимость клубней на оптовых базах опустилась до 9000 рублей за тонну, у хозяйств, естественно, покупают на 30–50 процентов дешевле. По оценкам экспертов, на 77 процентов производство картофеля обеспечивают частники, еще 8 процентов — фермеры, оставшаяся доля — крупные агрокомпании. Оперативно восполнить провал в двух первых сегментах рынка они не в состоянии.

Прогноз Минсельхоза от февраля 2018-го был негативным — 26,6 миллиона тонн. Между тем исполнительный директор Картофельного союза России Алексей Красильников тогда же говорил о показателе всего в 22 миллиона тонн.

Война моторам

Топливные издержки — важная, но не единственная проблема села. Куда заливать горючее — еще одна большая головная боль аграриев. На тысячу гектаров пашни в России приходится в среднем два трактора — это ничтожно мало. Для сравнения: в Белоруссии на тысячу га — девять единиц техники, в Соединенных Штатах Америки — 25, в Германии и Голландии — свыше 60. К тому же отечественный показатель стоит разделить минимум пополам, так как значительная часть наших тракторов давно отслужила положенное. Итог — потери, которые, по ряду оценок, измеряются в 10–30 процентов урожая. Не только зерновых, но и картофеля, овощей и иных культур.

«Стратегия развития сельскохозяйственного машиностроения России на период до 2030 года» предусматривает, что в 2021 году отрасль должна обеспечить рост в 21 процент. Однако пока преобладают прямо противоположные тенденции, предприятия продолжают закрываться. Прошлой осенью был остановлен Владимирский моторо-тракторный завод (ВМТЗ), но оставалась надежда, что его вновь запустят. Увы, сейчас в цехах пусто: все оборудование, в том числе полностью кондиционное, вывезено. Концерн «Тракторные заводы», куда входил ВМТЗ, признан банкротом, Внешэкономбанк пытается взыскать с него задолженность. Всего в структуру холдинга входят около двух десятков предприятий, производящих тракторы, комбайны, иную сельхозтехнику и запчасти к ней. Причем по ряду позиций альтернатив нет. Так, дизельные моторы Д-120, Д-130, Д-144 и Д-145 теперь не купить, причем, помимо села, пострадает и дорожная отрасль — эти силовые агрегаты стоят на асфальтоукладочных катках и иных машинах.

«Моторы ВМТЗ можете не искать, только подержанные, да и то цены на них сильно выросли. Завода больше нет, вот люди и пытаются создать запасы, подстраховаться. Ведь другие двигатели не поставить, проверено. В ход идет даже самый последний хлам. И его покупают, особенно фермеры. Тракторов Т-16, Т-40 и прочих еще многие тысячи, а купить взамен них новые импортные денег ни у кого нет», — объяснил менеджер по продажам компании «Промтехнолог» Михаил.

Хотелось бы надеяться на лучшее, однако в документах Минпромторга фигурируют показатели, которые в настоящий момент иначе чем фантастическими назвать сложно. Прежде всего это касается ставки кредитования хозяйств, она там обозначена на уровне 5–6 процентов годовых. Между тем сейчас ссуды предприятиям на покупку оборудования начинаются от 10–15 процентов годовых. И учитывая недавно выросшую ставку рефинансирования, никаких поводов к снижению стоимости заемного капитала для юрлиц нет.

Тракторов отечественных моделей в 2017 году было произведено 2365 единиц против 2591 годом ранее. При этом так называемые иномарки российской сборки — сделанные из крупных узлов машины — демонстрируют прогресс, 4698 штук против 4103. Аналогичная ситуация и по комбайнам.

«С «Тракторными заводами», конечно, не все так однозначно, там были и ошибки, допущенные руководством. Например, они увлеклись скупкой активов. Экстенсивный метод развития. Но это частности, а в целом ситуация отнюдь не уникальная — скорее, типичная. Одной рукой ЦБ поднимает ставку рефинансирования, другой — запрещает выдавать кредиты заводам, требуя для них максимально жестких условий по займам. Мы сами с этим постоянно сталкиваемся», — отметил президент Российской ассоциации «Росспецмаш» Константин Бабкин.

Но заводы — это еще не все проблемы. Продажи техники тоже идут не очень хорошо. Согласно информации портала «Агроинвестор», в январе — апреле 2018 года показатели по плугам уменьшились на 16 процентов, боронам — на 25, сеялкам — на 43, зерноуборочным комбайнам — на 50, полноприводным тракторам — на 28 процентов.

Вперед в прошлое

Урожай 2018 года по показателям схож с тем, что был в 2013–2014 годах. И прогнозы по росту стоимости бензина и солярки — его оценивают в 7–10 процентов до конца 2018-го и 18–20 процентов после Нового года — заставляют серьезно задуматься о том, что аграрии будут делать весной.

С 1 января 2019-го акцизы на моторное топливо вырастут на 2,7–3,7 тысячи рублей с тонны, для дизтоплива сбор составит 8541 рубля, для бензина — 12 314. Таким образом, правительство планирует завершить налоговый маневр, в мае этого года его реализацию пришлось приостановить по причине взрывного роста цен на ГСМ. Вскоре после обнародования планов по акцизам глава Российского топливного союза Евгений Аркуша предупредил о возможности нового скачка цен на ГСМ.

«Этот год хозяйства встретили не в лучшей финансовой форме, для полевых работ на хорошем технологическом уровне не было условий. Урожай прошлого года привел к значительному снижению цен на зерно, доходы резко упали, плюс рост стоимости топлива этой весной. Дальнейшее повышение цен на горючее будет сказываться на производительности», — осторожно прогнозирует вице-президент РЗС Александр Корбут.

Чтобы избежать разорения, хозяйства станут любыми способами снижать издержки, что, естественно, скажется на качестве товара. В частности, вместо так называемого «пищевого» зерна увеличится доля фуражной пшеницы, которая неизбежно попадет к нам на стол в виде хлебобулочных изделий. Все просто — кормовое зерно вырастить дешевле, чем качественное.

Кстати, то же самое будет и с картофелем. Есть высокоурожайные и недорогие в производстве сорта, но их выращивают для откармливания животных. От столовой картошки «техническую» отличает размер клубней, пресный вкус, да и содержание крахмала и белка значительно больше. Это нужно для того, чтобы скотина быстрее набирала вес. Людям этот картофель есть можно, но здоровее от такой пищи точно никто не станет. Информация о том, что подобные корнеплоды поступили в магазины, уже пошла в народ, и фраза «кормовой картофель как отличить от хорошего» стала очень популярной в российских интернет-поисковиках.

По пшенице ситуация лучше, хотя от безденежья многие компании также жестко экономили. «Некоторые крупные хозяйства после обвала цен на зерно, действительно, этой весной покупали самый дешевый семенной материал. Соответственно пшеница у них вышла «фуражная». Но массовым это явление я бы не называл, в целом по стране, по всей видимости, доля пищевого зерна останется на прежнем уровне. Но цены на продовольствие вырастут, впрочем, они росли и в прошлом году, невзирая на рекордный урожай. А сейчас, помимо зерна, стоит учитывать дорожающие ГСМ, ЖКХ и прочие факторы», — предполагает аналитик ИКАР Олег Суханов. Однако он же советует не паниковать и трезво оценивать риски и положение дел: «Так, например, слова руководителей регионов о том, что все плохо, не всегда отражают реальную ситуацию. Рапортовать о том, что на селе замечательно, не принято — не дадут субсидий. Вот начальники немного и прибедняются».

Резервы есть

Давят на Россию и соседи. С марта текущего года Европейский центральный банк понизил базовую процентную ставку с символических 0,05 годовых до нуля. Промышленность чувствует себя неплохо, экспорт в Россию, более половины которого составляют машины, оборудование и инструменты, бьет рекорды. За прошлый год ряд позиций вырос на 20–25 процентов, и это невзирая на высокий курс евро. В условиях недорогого финансирования у европейских компаний есть пространство для ценового маневра. На субсидирование сельского хозяйства тратится более трети совокупного бюджета Евросоюза, или около 50 миллиардов евро. Помимо данных прямых затрат, есть и мощнейшая косвенная поддержка в виде ограничения импорта. Прошлогодняя попытка российского Минэкономразвития урезонить ЕС через глобальную торговую организацию потерпела крах, в Брюсселе сделали вид, что ничего не заметили.

«Рецепты давно известны, их действенность даже не оспаривается. Недорогие кредиты — и заводам, и селу. Дешевое топливо. Меры по защите отечественного рынка, как продовольственного, так и промышленного, — как на внутреннем торговом пространстве, так и на внешних тоже. И тогда мы сможем реализовать тот огромный потенциал развития, который имеется у сельского хозяйства», — уверен Константин Бабкин.

Пока что подобные меры лишь обсуждаются. Так, Минсельхоз собирается в следующем году увеличить объем средств на поддержку АПК не на 242,6 млрд рублей, как планировалось ранее, а на 302 млрд.

Хотя еще в марте Владимир Путин поручил в 2019-м увеличить дотации производителям сельхозтехники, не все ясно с опробованной программой субсидирования покупки тракторов и комбайнов (возврат 15 процентов стоимости), благодаря которой российское сельскохозяйственное машиностроение последние четыре года оставалось на плаву.

Тем не менее поводов для уныния нет. В активе у России более 40 миллионов гектаров земли, которую можно оперативно вернуть в оборот, по большей части — в Нечерноземье. И если вдруг сложится неблагоприятная конъюнктура продовольственного рынка, эти угодья будут задействованы. Можно снизить и цену на топливо. Два доллара за баррель — такова, по мнению главы «Роснефти» Игоря Сечина, средняя себестоимость добычи нефти в России.


Вот моя деревня

Тема деревни всегда была для русской культуры одной из самых значимых. До манифеста 1861 года обсуждалось освобождение крестьян (вспомнить хотя бы «бунтовщика хуже Пугачева» Александра Радищева и его «Путешествие из Петербурга в Москву»), после речь шла о перекосах реформы («Кому на Руси жить хорошо» Николая Некрасова). Писатели и поэты задавались простым вопросом: кто виноват, что большая часть населения богатейшей России бедна, и что сделать, чтобы эту ситуацию изменить?

Ответы искали и ученые. Есть несколько фундаментальных работ, посвященных проблеме русского крестьянства. Одна из них — труд академика Леонида Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». В 2000 году эта книга была удостоена Государственной премии.

Автор обращается ко всем обстоятельствам, которые влияли на жизнь крестьянина, исследуя историческую информацию XV–XIX веков. Не последнюю роль играли и особенности земледелия. «Русский крестьянин, как и все земледельцы средних широт, ориентировался исключительно на тот довольно большой и сложный комплекс традиций земледелия, завещанный ему предшествующими поколениями, — пишет Милов. — Форма этого опыта в виде неколебимой традиции, неизменного обычая и правил диктовала беспрекословность их соблюдения». Он отмечает, что, видимо, именно этим во многом и объясняется «невосприимчивость крестьянина к новым приемам агрикультуры, к модернизации орудий труда».

При таких не самых благоприятных условиях крестьянин в России отрабатывал барщину, платил помещику, а то зерно, которое он вырастил, в итоге массово экспортировалось. К тому же, если наступали голодные годы, вывоз зерна только увеличивался, так как цены на него сразу же взмывали. У простого мужика мало что оставалось. Академик Милов делает вывод, что после реформы 1861 года произошло резкое обеднение основной массы крестьянства.

«Низкий уровень агрикультуры, низкая и очень низкая урожайность, весьма упрощенный уклад жизни крестьянства, вечно борющегося за выживание, — все это находится, казалось бы, в очевидном противоречии с выдающейся судьбой Русского государства, поднявшегося в конце XIV в. на борьбу с золотоордынским игом и, пройдя через жесточайшие испытания, к концу XVIII столетия ставшего одной из самых могучих держав Европы», — резюмирует исследователь.

Советский проект был призван крестьянина освободить. Строительство бесклассового общества должно было привести к равенству и изобилию (лучший пример воплощения этой идеи в культуре — конечно, лента «Кубанские казаки» Ивана Пырьева, но о новой деревне писали и Сергей Есенин, и Леонид Леонов), однако к 70-м годам прошлого века деятели культуры снова вернулись к тому, что проблем в деревне слишком много. «Деревенская проза» (Василий Белов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев) была литературой прощания, попыткой осмыслить быт крестьянства эпохи колхозов, но оставляла надежду на возрождение, обращение к корням и традициям народа.

Большой сборник рассказов Виктора Астафьева, которые во многом автобиографичны, носит название «Последний поклон». Вошедшие в него произведения — о жизни на селе, о важности помнить свои корни, традиции.

«Прощание с Матерой» — повесть Валентина Распутина о деревне, которая будет затоплена из-за строительства на ее месте Братской ГЭС. Людей должны расселить, многие не хотят бросать родные дома, но скоро вся Матера уйдет под воду, как Атлантида. Молодежь легче расстается с прошлым, а старикам тяжело даже осознавать, что это место предстоит покинуть.

Сегодня тема деревни из культуры почти исчезла. В фильмах и книгах нет ни «вечных вопросов», ни рассказов о людях труда, ни анализа социальных конфликтов. Но деревня — жива, вопреки самым мрачным прогнозам.


Фото на анонсе: Виталий Тимкив/ТАСС