Денис СУТЫКА

31.05.2018

В ведущих театральных вузах столицы — самая горячая пора: отборочные туры. Педагогам ГИТИСа, Школы-студии МХАТ, Щукинского и Щепкинского училищ предстоит отсмотреть тысячи абитуриентов и решить, кто достоин пройти на основной конкурс. Корреспондент «Культуры» тоже решил попытать счастья, выяснив, кто именно идет сегодня учиться актерскому ремеслу и что движет будущими артистами.

Освежив в памяти пару стихов, выбрав басню и кусок прозаического текста, я занял место в нескончаемой очереди. Каждый здесь считает себя талантливым и особенным, каждый думает: мне есть что предъявить этому миру. Традиционный вопрос мог бы звучать так: если бы абитуриенты понимали, что их ждет, и трезво оценивали свои силы, насколько сократился бы этот поток? Однако театр сегодня — в этом убеждаются быстро — сентиментальности лишен. На берегу будущим актерам дают понять, что эта стезя — не для слабых.

У большинства иллюзии рушатся быстро. Провалившись еще на отборочных, многие выбирают другую профессию. Сходили — рискнули — не получилось — забыли. Не очень-то и хотелось. Конечно, есть и те, кто готов поступать два, три, хоть четыре года подряд. Падают, но поднимаются. О таких один из мастеров заметил: «Главное — уметь держать удар». Без этого в актерской профессии никуда. Бывает, на прослушиваниях педагоги прямо говорят некоторым абитуриентам: «То, что мы вас не берем, не означает, что вы безнадежны. Пробуйтесь везде».

— Мастера тоже ошибаются. Людей с идеальной интуицией не существует. Так что и на первом курсе понимаем, что в ком-то ошиблись, и на втором. Это естественно. Мы изначально допускаем возможность просчета, — объяснил профессор ГИТИСа и худрук Театра на Малой Бронной Сергей Голомазов.

Как правило, на курсе 25–30 человек: 20 мест бюджетных, остальные на коммерческой основе. Самыми заветными по-прежнему остаются ГИТИС, Школа-студия МХАТ, Щепкинское и Щукинское училища. Однако для понимающих важнее не «куда», а «к кому». Первый вопрос, который задает себе сознательный абитуриент: «Кто набирает курс?» Все-таки мастер — тот человек, с которым твоя жизнь будет связана 24 часа семь дней в неделю, и так четыре года. Да и выслушивать критику от того, кому не веришь, невозможно. В этом году в «Щепке» принимает экзамен народный артист России Борис Клюев. В Школе-студии МХАТ — Сергей Земцов и заслуженный артист России Игорь Золотовицкий. В «Щуке» — профессор кафедры мастерства актера Валентина Николаенко. Целевой курс отдан Владимиру Сажину, выпустившему в прошлом году «Коми студию».

— Ребята с этого курса в полном составе уехали в Сыктывкар и там замечательно работают, — рассказал ректор Щукинского института Евгений Князев. — Мне уже звонил министр культуры Республики Коми: они подумывают набрать еще одну студию для театра.

На этот раз молодежь понадобилась театрам Архангельска и Майкопа. По окончании столичного вуза студенты обязаны отработать несколько лет на местах. Такая практика существует не только в «Щуке». Известно, что в провинцию ехать никто не хочет: именно эту проблему решают целевые курсы, причем ориентированы они не только на малые города России, но и на русскоязычные театры Европы.

В ГИТИСе открыт конкурс сразу в три мастерские. Олег Кудряшов традиционно ищет «музыкально-поющую эскадрилью». Еще один курс доверили народному артисту Сергею Яшину. А главная сенсация этого года — решение народного артиста Олега Меньшикова заняться преподавательской деятельностью. Он будет готовить актеров для Театра имени Ермоловой. К Олегу Евгеньевичу не протолкнуться. Видимо, многие рвутся если уж не поступить, то хоть на звезду глянуть.

На предварительные прослушивания нужно регистрироваться по интернету. Майская запись была закрыта еще в апреле. Есть, конечно, шанс пробиться в живой очереди, но он не слишком велик. Мне удалось получить пропуск лишь в «Щуку» и ГИТИС.

Пришел в училище рано утром. Народу — тьма: сидят на лавочках и заборах, валяются на траве, расхаживают по тротуару. Некоторые со своими балалайками. Или баянами. Кто-то повторяет текст. Но больше тех, кто нервно курит. Радуюсь, что для меня это лишь редакционное задание.

Абитуриентская среда неоднородна. Одни легки, ироничны, самоуверенны. Сразу видно, готовились с репетитором или окончили театральный колледж. Другие скромны, тихи, предпочитают держать за руку родителей. Эти приехали из регионов. У некоторых в глазах затаенная грусть, легкое презрение, жизненная мудрость. «Старички» безуспешно штурмуют вуз несколько лет.

Поступают, кстати, со всей России, приезжают из стран СНГ. Изредка в толпе слышен мягкий прибалтийский акцент. Приятно увидеть выходцев из Кореи, Китая, Японии — русская актерская школа и сегодня ценится в мире.

Пускают по 10 человек. Нашу десятку заводят в здание, распределяют по аудиториям. Мы в небольшом помещении под крышей. За столом молодой педагог, он же актер Родион Вьюшкин. Рядом две девочки-помощницы. Я не абитуриент. Переживать мне вроде бы незачем. Но тут вдруг начинается мандраж. Рассаживаемся.

— Если что-то забыли — не страшно. Продолжайте спокойно, не паникуйте, — настраивает педагог.

Все кивают, улыбаются, пытаются казаться раскованными, но видно, что нервничают жутко. Потирают вспотевшие ладони, мнут в руках платки, самые чувствительные постукивают зубами.

— Зырянов Илья Алексеевич, 20 лет. Город Москва. Начну со стихотворения Николая Заболоцкого «Некрасивая девочка», — произносит первый абитуриент.

Поехали.

Читают разное. В моей десятке звучала военная проза, отрывки из пьес Бернарда Шоу и Алексея Арбузова, стихи Пушкина и Лермонтова. Девочки традиционно предпочли Ахмадулину и Цветаеву. Сам я остановился на рассказе Шукшина «Сураз» и отрывке из толстовской «Крейцеровой сонаты», стихах Саши Черного и Константина Симонова, пушкинском «Демоне».

Педагог часто прерывает ребят. Неважно, плохо или хорошо читают: просто он знает, что подходит, а что нет. Как только я называю возраст, экзаменатор ко мне интерес теряет. Вяло просит что-нибудь из прозы и утыкается в телефон. Выслушав пять-шесть предложений, понимает, что долг вежливости исполнен, хватит. Стало обидно: поступать я не собирался, но понравиться все же хотелось. Так что тех, кто читает после, я пропускаю. Когда экзекуция завершается, всех выставляют в коридор. А я остаюсь, представляюсь, честно говорю: «Из газеты».

— Ну что, — загадочно подмигивает педагог помощницам, — кого брать будем?
— Давайте того парня, что седьмым читал, — говорит одна из девушек.

— Конечно, как всегда. Давайте красивого возьмем, он мне понравился, — иронизирует педагог. — А объяснять как будем?
— Хорошо, давайте маленькую девочку, — предлагает помощница. — Ну, которой вы сказали, играть нечего.

— Если сказал — нечего, зачем ребенка мучить? — резонно замечает педагог. — Скорее, девушка в красном платье хороша. Ее явно кто-то подготовил. И 16-летняя неплоха. Правда, совсем дитя. Ей бы еще годик.
— А мне понравилась та, что зажалась, — настаивает помощница.

— Тоже ничего, — замечает педагог, — зажалась — бывает. Посмотрел бы я на нее 15 лет назад, когда экзамены Владимир Этуш принимал. А на кафедре сколько народу было… Ее бы так скрутило! Помню, одному парню попить предложили. Так он отказался: «Пить, говорит, хочу, но бутылку не открою — руки трясутся».

Педагог отмечает понравившихся ребят и приглашает их по одному. Первой входит 16-летняя девушка.

— Вы уже, наверное, догадались, что вас ждут на первом туре, — сообщает педагог. — Начнем с военных стихов. В устной речи мы не ставим точку. Когда начинаем накалять сюжет по-актерски, точки стопорят. Нужно идти по мысли.

Абитуриентка кивает и улыбается, не веря первой маленькой победе.

— Да, и не страдайте, — продолжает он. — У нас в училище это называется «греть дрозда». — Педагог прижимает кулачок к сердцу и второй рукой начинает поглаживать воображаемого птенца, приговаривая со слезой в голосе: — Ой, бедненький ты мой. Все у тебя погибли… Понимаете, страшно, когда о войне рассказывают просто, — переходит он на серьезный тон. — В жизни мы со слезами боремся.

Дальше — разбор басни.

— Что вы там изображаете?! У вас любимый канал — ТНТ? Басня — анекдот. Мы лишь обозначаем характеры. Когда начинаешь скакать и что-то играть, а мастерства не хватает, стопоришься и теряешь обаяние.

С остальными повторяется примерно тот же разговор. Меняются лишь названия произведений. Когда все указания розданы, приглашается следующая десятка. Никто не обещает им легкой судьбы. Важны не только природные данные, но и органика, умение показать себя, не стушеваться, любым способом обратить на себя внимание. Ведь комиссия уже на отборочных прикидывает, кого тот или иной студент будет играть в дипломном спектакле, не попался ли кто-то похожий по типажу и темпераменту. Порой бывает и так, что абитуриент имеет явные способности, но уступает более сильному конкуренту.

— Люди, идущие в театральный институт, прекрасно понимают, что пускаются в достаточно рискованное плавание, — поясняет Сергей Голомазов. — С самого начала студентам объясняют простую вещь: вероятность того, что вам удастся состояться, причем интересно, минимальна. Если понимаешь, что для абитуриента провалиться на экзаменах — серьезная психологическая травма, с ним нужно поговорить, попытаться разрешить его внутренний конфликт. Хотя бы объяснить причины отказа.

Около ГИТИСА, как и у «Щуки», очередь на много часов. Неважно, жара или дождь. Замечаю, как мама провожает дочку на прослушивание. Знакомлюсь.

— Мы приехали из Харькова, — говорит Наталья, как бы оправдываясь. — Творчество ж не знает границ. Что бы ни происходило между Украиной и Россией... Дочка видит себя только в актерской профессии. Не стану же я ей мешать! Пусть лучше попробует и разочаруется.

— Учебу-то потянете? — интересуюсь у Натальи.
— Сейчас все из загашников вытряхнули да поехали, — она характерно по-южному «гэкает». — Поступит — видно будет.

Примерно так же отвечали родители из Улан-Удэ, Уфы, Саратова, Краснодара. Даже если поступишь на бюджет и получишь место в общаге, жизнь в столице влетает в копеечку. Что уж говорить про платное отделение?!

Пока беседовали с Натальей, с прослушиваний у профессора Яшина вышли первые абитуриенты. Грустные, не улыбаются почти.

— Из нас никого не выбрали, хотя шло живо. Зато взяли парня, который переминался с ноги на ногу и говорил сбивчиво, — жалуется юноша товарищам.

— Басню просили читать, как спортивный репортаж. Потом предложили прикинуться умирающим, а потом велели: «Читай, как Жириновский!» А еще нас всех петь заставили, — делится впечатлениями «десятка» от Кудряшова.

— Нигде не взяли. Обидно! — истерически восклицает девушка. — Но Меньшиков слушал хорошо. — Она на миг замирает, еще раз переживая момент, и добавляет: — Глаза у него красивые. Хотя мне больше всего понравились его розовые неоновые кеды.

У каждого абитуриента своя история, своя мечта о сцене. На вопрос, что их привело в театральный и почему они решили, что актерство — их стезя, отвечают просто: «мне есть что сказать», «театр — болезнь, которая не лечится», «я плохо учился, и сестра, студентка ГИТИСа, посоветовала перейти в школу с театральным уклоном — затянуло», «для меня это борьба с самим собой, со страхом, комплексами, мешающими жить», «хочу сделать этот мир лучше».

В будущее смотрят с надеждой: «Сначала массовка, а там куда жизнь выведет». Многие верят, что все сложится удачно: «Неважно, стану ли известной, буду ли получать много денег, лишь бы в театре». «Главное — удовольствие, а там хоть лисичкой в ТЮЗе прыгать». «Всегда успею вернуться в родной город». «Если не выйдет, буду петь на улице. Тоже счастье». «В любом случае с театром жизнь пройдет не зря».

Комментарии

Олег Кудряшов, театральный режиссер, профессор ГИТИСа:

— С нынешними абитуриентами мы еще не успели познакомиться вплотную, так что пока могу судить лишь поверхностно. Первое, что бросается в глаза, — однообразие в выборе материала. Это говорит о не очень широком диапазоне знаний и отсутствии начитанности. Тем не менее по сравнению с предыдущим курсом ребята кажутся свободнее, умнее и образованнее.

Мое поступление было так давно, что уже покрыто дымкой времени и перешло в область легенд. Конечно, все было иначе. У нас был чисто режиссерский курс. Слушал нас не один педагог или конкретная мастерская, как сегодня, а вся кафедра. Стоял огромный стол, за ним сидели мастера, при виде которых в обморок падаешь. Народная артистка РСФСР Мария Кнебель, народный артист СССР Юрий Завадский, народный артист РСФСР Николай Петров и другие. Они надевали все медали и знаки отличия и буквально блистали на вступительных. До сих пор помню сумасшедшую панику перед этими легендами театра.

Комиссия была очень серьезной, профессиональный разговор с каждым поступающим — дотошным, однако задания были гораздо примитивнее, чем те, что мы сейчас задаем абитуриентам. И это при том, что на режиссеров поступали совершенно взрослые люди, имевшие за плечами высшее образование. Человек, получивший диплом инженера и проработавший пару лет на заводе, вначале делал какие-то уж совсем простенькие этюды. Это казалось не очень удачным изобретением театральной педагогики. Помню, в первые дни обучения мы «собирали грибы в лесу». То есть 30-летние мужики ползали по полу в аудитории и удивлялись тому, что находили.

Сергей Яшин, народный артист России, режиссер, профессор ГИТИСа:

— Сегодняшние абитуриенты очень свободны. И это особая черта поколения. Они смело вступают в разговор c приемной комиссией. Иногда даже возникает пугающее ощущение равенства между будущим студентом и педагогом. Но мне это, как ни странно, нравится. Например, говоришь молодому человеку: «Прочтите басню». А он: «С удовольствием, Сергей Иванович». В наше время это казалось просто нереальным. Я, например, никогда не мог себе представить, что дерзну так ответить худруку курса Андрею Александровичу Гончарову. Для нас педагоги были кумирами, великими учителями, небожителями. Мы были более скромными. Мы — это Александр Фатюшин, Александр Соловьев, Игорь Костолевский и другие.

Сегодня тысячи человек проходят через прослушивания в ГИТИСе. И все хотят в театр. Только вот непонятно, почему. Иногда собираю ребят, которые не прошли, и говорю: «Знаете, вы счастливые люди, потому что можете выбрать профессию, в которой найдете свое счастье». Актер — человек зависимый. Каждый год в Москве выпускается 300–400 молодых артистов, и все они хотят остаться в столице. Где взять на всех театров?

Определяющим при выборе абитуриента является его заразительность. Басню ли он читает или прозу, но я вижу, что человек пытается передать мне нечто важное. Конечно, мы ждем ярких индивидуальностей. Само собой, важен и контакт с мастером.

Евгений Писарев, худрук Театра имени Пушкина, мастер курса в Школе-студии МХАТ:

— Мое поступление — это начало взаимоотношений с Олегом Павловичем Табаковым. Я подал заявление в Щепкинское училище, потому что меня туда уже брали. А вечером мама позвала к телефону и сказала, что звонит Табаков. Думал, розыгрыш. Беру трубку — действительно, знакомый с детства голос говорит: «Евгений, езжай обратно в Щепкинское училище, забирай документы и приноси во МХАТ. Считай, ты уже поступил». Я не успел что-то ответить, как раздались гудки. Не знаю, почему, но я поверил и сделал так, как мне сказали. Конкурс помню смутно. Уверен только, что читал довольно скверно.

Когда ты сам набираешь курс — это совершенно другая история. Это очень тяжело. Нужно иметь железные нервы. Уже по тому, как человек представляется, понимаешь, нужен он на курсе или нет. Но когда смотришь, откуда абитуриент приехал, начинает мучить совесть. Понимаешь, нужно выслушать в очередной раз басню, прозу и так далее. Порой сил не хватает. Особенно если экзамен идет восьмой час подряд. И не дай Бог, чтобы у человека была какая-нибудь смешная фамилия или он читал то, что слышишь пятнадцатый раз за день. Я по натуре человек смешливый, и порой приходится притворяться, что меня заставило улыбнуться что-то другое.

Фото на анонсе: В. Богданов/РИА Новости