15.09.2016
У культурного соотечественника само словосочетание «земский доктор» вызывает богатые ассоциации. Не имевшее аналогов в других странах организованное хождение лекарей в народ началось во второй половине XIX столетия на волне реформ Александра II. И если фамилии таких деятелей земской медицины, как Куркин, Эрисман, Осипов, Жбанков, помнят лишь специалисты, то автобиографические рассказы молодых врачей Чехова, Вересаева, Булгакова — давно классика литературы. А практика хирурга Войно-Ясенецкого (позже архиепископа Луки) не только вошла в золотой фонд российского здравоохранения, но и стала частью жития святого. Какие же причины вызвали реинкарнацию этого, казалось бы, чисто исторического явления?
40 тысяч докторов
Упование на пресловутую «руку рынка» в 90-е привело к фактическому невыполнению государством гарантий бесплатного медицинского обслуживания населения. Особенно остро вопрос конституционного фиаско встал в сельской глуши, где на сотни километров в разваливавшихся больницах и фельдшерских пунктах оставались подчас по два-три работника, которым не хватало даже бинтов или йода.
Принятая в 2011-м правительством РФ программа «Земский доктор» должна переломить угрожающую ситуацию. Призыв врачей на село, формализованный в дополнении к закону «Об обязательном медицинском страховании в РФ», гарантировал разовое пособие в миллион рублей молодым специалистам, окончившим ординатуру или интернатуру и поступившим в сельские медучреждения, заключив 5-летний контракт. Законодательная мера сразу вызвала спрос у начинающих эскулапов и, несмотря на некоторые шероховатости, стала постепенно приносить результат. Уже в 2012-м сельские медпункты пополнились 8 тысячами докторов. Особенно эффект возрос в сочетании с последовательным повышением окладов медработникам и техническим переоснащением больниц — программы, которые лично и жестко курировал Владимир Путин.
Поначалу возрастная планка претендентов определялась в 35 лет, однако в прошлом году было решено поднять ее до 50, дабы привлечь на село и опытных лекарей. Еще ранее к типам поселений, на которые распространяется «докторский призыв», были добавлены рабочие поселки.
По свидетельству известного детского хирурга, члена ОНФ Дмитрия Морозова, «Земский доктор» ныне представлен в правительство для продолжения на 2017 год, причем с логичным дополнением — «Земский фельдшер».
Кстати, некоторые субъекты РФ — Республика Бурятия, Волгоградская и Ульяновская области, Алтайский край, исходя из насущной необходимости, вынуждены были за счет собственных бюджетов открыть программы «Земский фельдшер» и «Земская медсестра», по которым молодые медики, не убоявшиеся покинуть города, получают сразу полмиллиона. «Единая Россия» выступила за федеральное софинансирование этих начинаний.
По словам Морозова, всего с 2012-го по 2016-й число специалистов в сельском здравоохранении возросло на 10,6 процента. Однако острая нехватка врачей в глубинке продолжает стоять на повестке дня, требуется порядка 40 тысяч докторов по конкретным профилям. Также стоит задача не только привлечь, но и закрепить медицинские кадры на селе, чтобы они не рвались обратно в мегаполисы, отработав положенную пятилетку. Запланировано создание сети медицинских амбулаторий, открытие аптечных пунктов. Ну а как выглядит «земская» программа на земле?
В деревню, в глушь, в Саратов
...Полтора часа от Москвы на самолете, еще три с половиной — на автобусе по тряской дороге, и я в Новоузенском районе Саратовской губернии. Это юго-восток области — совсем недалеко Казахстан. У поворота с указателем «Куриловка» почти в полной темноте на видавшей виды семейной «копейке» меня встречает герой материала Иван Быков — 27-летний медик, работающий в соседней деревне участковым врачом по программе «Земский доктор». Из степей тянет полынным духом, крупные южные звезды висят, кажется, над самой головой — подпрыгни и заденешь.
Иван привычно рулит по проселку, одновременно отвечая на вопросы. Он здесь родился и вырос — местный в полном смысле слова. Живет в отчем доме: акклиматизироваться после городской учебы не пришлось. Окончил Саратовский медуниверситет в 2012-м, затем — год интернатуры. Специальность — терапевт, врач общей практики, то, что еще называют «семейной медициной». Ныне на его попечении 1200 человек — в Дмитриевке и двух фельдшерско-акушерских пунктах, в семи и десяти километрах от базовой больницы. В ноябре будет ровно половина срока контракта. Что дальше? Об этом пока не задумывался.
Подъезжаем к аккуратному кирпичному дому с железными воротами (колхоз в свое время бесплатно построил, поясняет доктор), «копейка» занимает свое место на асфальтированной площадке. За загородкой — баз с загонами для скота, откуда тянет теплым коровьим духом и кизяком. В доме уютно по-деревенски и вместе с тем по-городскому: водопровод, газ, несколько просторных комнат, большой телевизор. Знакомимся с матушкой Ивана — Анной Александровной, работающей в этом же селе медсестрой.
— Семья у нас почти вся связана со здравоохранением, — говорит она, хлебосольно подкладывая в тарелку домашней свинины. — Обе родные тети — медсестры. А сейчас вот и моя дочка Даша в колледже на эту же профессию учится. Иван с детства играл во врача, коробочки с лекарствами все перебирал. Однажды, когда ему было года три, увидел в больнице рисунок легких с сетью сосудов и говорит вдруг: «Болезнь легких». Все были поражены! Потом отец возил его на дополнительные школьные занятия по медицинскому направлению в райцентр.
— Мне и выбирать-то особо не пришлось, — честно признается Иван. — В городе после института найти работу сложно, а тут я — в родном селе, в своем доме да еще с обширной врачебной практикой. Программа «Земский доктор» пришлась кстати. С одной стороны, я бы, скорее всего, и так приехал сюда. Но этот миллион помог семье — маме здесь, в деревне, а также жене с маленькой дочкой, живущим в Саратове. Жена у меня тоже выпускница СГМУ, детский хирург, уже защитилась. Она по научной работе привязана сейчас к городу и прекрасно понимает, что мне для последующей работы нужна эта сельская практика, как хлеб. Поэтому готова перетерпеть и встречаться только по выходным. Ну а для меня житье деревенское привычно...
Спрашиваю: многие ли из его сокурсников воспользовались программой «Земский доктор»?
— Лично знаю нескольких. В наших краях, в рабочих поселках Степное и Александров Гай, трудятся однокурсники. Они, как и я, местные. А другая выпускница с мужем уехала в Пензенскую область, будучи сама тамбовчанкой. Еще одна, наоборот, родом из Пензы, отучившись в Саратове, отправилась врачевать в Самарский регион.
Больница с золотой маковкой
Ночь проходит спокойно, без вызовов. На этот случай у Ивана всегда с собой в заряженном состоянии два мобильника, номера которых известны окрестному люду.
Нежаркое сентябрьское солнце едва успело подняться из-за горизонта под крики петухов, а хозяйка уже возвращается с доильным аппаратом от коровы, сливает из ведра в банку парное молоко. Молодой доктор привычно отгребает навоз из загона бычка, несет корм для свиней. В хоздворе — ручная зернодробилка с электромотором, пересохший колодец, сухая утоптанная земля... Местность тут считается полупустынной, за что к зарплате и пенсии идет коэффициент.
За завтраком Анна Александровна вспоминает: «Раньше тут располагались три колхоза, один из них — миллионер, все было свое». По ее рассказам, поля кругом колосились рожью, просом, бахчи уходили до горизонта, паслись сотни коров. Имелись колбасное и даже лимонадное производство, кирпичный завод, овощная плантация. Ныне это в прошлом: холмистые сельхозугодья обратились в первобытную степь, и только по некоторым дворам фермерствуют ради прокорма собственной семьи. В основном держат овец: с ними при здешней скромной растительности легче, чем с коровами.
Все на той же «копейке» отправляемся на рабочее место молодого специалиста. Иван ловко объезжает рытвины, срезает изгибы дороги. Смотрю по сторонам: нет, не походят «расколхоженные» Куриловка и Дмитриевка на вымирающие села, какие нередко встретишь на Русском Севере, да и в средней полосе. Не заваливаются гнилые заборы, не тянет из-под них тленом запустения. Дома за редкими исключениями справные, с нарядными воротами, у многих стоят автомобили.
Да, там и сям сереют стенами брошенные колхозные сооружения, прозябают вокруг сорняками поля, но работает магазин, есть даже кафе. Иван показывает мне дом культуры, детсад. Видно, что это лишь тень былого процветания, однако — вот же — идут и катят на велосипедах детишки в школу, прилично одетые, не заброшенные... Из дальних поселков подвозят ребят на школьном автобусе. Да и мы ведь спешим в больницу свидетельствовать о том, что жизнь продолжается, что государство не оставило сельчан на произвол судьбы.
Голубой, явно выкрашенный в этом году больничный фасад виден издалека. Но не красным крестом бросается в глаза, а... золотым, православным — на луковке, венчающей небольшой храм, расположенный в этом же здании — в помещении бывшей родильной.
По моей просьбе вызывают женщин из местной общины, которые открывают церковь и охотно рассказывают, как та возникла. Родившаяся в Дмитриевке прихожанка Нина Ивановна Цеплакова провела большую часть жизни в Москве, а на пенсии вернулась на малую родину. Именно она пять лет назад стала инициатором и главным двигателем открытия «медицинского» храма. Руководство больницы согласилось — площадь все равно пустовала, многие же врачи, как и пациенты, сегодня верующие. Так и получилось, что в одном доме можно и телесное здравие проверить, и духовное подлечить. Позже в смежном помещении разместили воскресную школу, где занимаются детишки с батюшкой Алексием, живущим в Куриловке. Кстати, сразу несколько из этих ребят, повзрослев, поступили в Саратовский медуниверситет. Вот уж, действительно, круг замкнулся.
Сельские скрепы
На памятном стенде черно-белые фотографии медработников 70-х. Тогда за все платил колхоз, было родильное и хирургическое отделения, но в конце перестройки стационар сделали амбулаторией при государственной районной Новоузенской больнице. Однако две небольшие палаты на 6–8 койко-мест все же остались — для экстренной и несложной помощи.
Осматриваем кабинеты — интерьер в целом скромный и отнюдь не с иголочки, однако опрятный: видно, что за порядком следят. Персонал для сельской клиники не так уж и мал: десять человек — медсестры, санитары, водитель. Все основные компоненты первичного обследования и лечения под рукой: клиническая лаборатория для анализов крови и мочи, ЭКГ, тонометр, аппараты физиотерапии, капельницы в палатах. В Куриловке примерно такая же больница, но со скорой помощью, которая за полчаса доставит пациента в Новоузенск.
— Диспансеризацию у нас проходят все возрастные группы, — рассказывает доктор Быков. — Оперативный прием осуществляют фельдшеры, при затруднениях вызывают меня. Лекарств первой необходимости хватает, а специальные средства люди выписывают через больницу заранее. На сложные процедуры, например УЗИ сердца, томографию, даем направления в областной диагностический центр в Саратове под определенную дату и время. Очереди нет. УЗИ брюшной полости, печени сделают и в Новоузенске. Там же и роддом. Фельдшерица-акушерка у нас за роженицами строго следит. У кого нет машины, обязательно отвезут загодя на скорой. Прививки — строго по календарному плану, всех предупреждаем. Силой приводить, конечно, не можем. Знаете, наших сельчан приходится убеждать пройти даже флюорографию — говорят, «нам это не нужно»... Есть и злостные отказники — ищу к ним подходы. Профилактику, разумеется, тоже провожу: знаешь, что человеку грозит инсульт, зайдешь после работы, предупредишь, чтобы завязывал бухать, курить. Слушают, кивают, но поступают чаще всего по-своему...
Иван указывает на небольшой сервер в подвесном шкафчике: «Недавно протянули внутреннюю сеть, скоро появятся три компьютера, будет проще с отчетностью. Но главное наше богатство — опытный персонал: многие медсестры отработали по тридцать–сорок лет. Для них нет, например, проблемы попасть иглой в любую вену».
— Врачи и медикаменты всегда были, до крайности никогда не доходило, — охотно подтверждают медсестры. — Куда и зачем уезжать? Тут свои дома, какое-никакое подсобное — к зарплате и пенсии — хозяйство. Так и трудимся на этом посту годами. Больше половины пациентов в возрастной категории «шестьдесят и старше». Молодежь как вымело — все в городах. Но дети у людей среднего возраста есть, и не по одному: рожать здесь, слава Богу, не разучились.
— Доктора и сестры у нас замечательные, — искренне подтверждает первая утренняя пациентка Зоя Пак. — И в ночь, и в дождь, и в снег доедут до тебя, если заболеешь. Очень внимательные, спасибо им.
Свой парень
Наблюдаю, как врач принимает молодую казашку Фатиму с 10-месячным Рамисом, пришедших на очередной осмотр. Тщательно обследует носоглотку, подтверждает прежние назначения. Мамочка спрашивает: «Когда прививку будем делать?» «Когда сопли закончатся, — отвечает доктор. — Он у вас аллергик, так что поосторожнее с пищей, мед больше ему не давайте». Жизнерадостный малыш при этом смешно надувает щеки.
— Не робеете с пациентами? — любопытствую у Ивана напрямик.
— Уже нет, — улыбается, — а поначалу бывало. Скажем, работу с детьми в институте не проходили, пришлось учиться в процессе. Почему ребеночек плачет: пучит живот, режется зуб или еще что-то? Помогали советами и медсестры, и местный врач-педиатр. С одной молодой женщиной я сильно волновался, сомневаясь: внематочная беременность у нее или нет? Диагноз мой подтвердился — ее вовремя отвезли в Новоузенск и сделали удачную операцию... Ругались ли на меня? Да всякое было. Но в деревне к врачу все-таки относятся почтительно. Конечно, иногда и грубияны-матерщинники являются на прием, но чаще те, которым лучше специалиста известно, какая у них болезнь и как ее лечить. Работа эта воспитывает выдержку. То, что я многих знаю с детства, скорее, облегчает задачу. Уважали очень моего деда, к нему все шли за советом — он был завфермой, депутат. Это вызывает открытость у людей, однако без снисходительного пренебрежения: доктор-то пусть свой, но он — доктор... Порой пожилые пациенты заходят сперва про болячки, а потом и обо всем на свете посудачить. Приходится терпеливо выслушивать, как психотерапевту, ничего не поделаешь... Когда благодарят — полегчало, мол, после ваших назначений, — это и есть главное удовлетворение от работы. Не несут ли натурпродукты? У нас это не принято, да и что мне можно принести, я ведь сам такой же деревенский...
Между тем дежурство заканчивается — больных немного: «сезон» еще не начался.
— Хотелось бы освоить и другие медицинские специальности, — размышляет вслух Иван, правя путь к дому. — Рентгенологию, УЗИ, фтизиатрию. Медицина — это ведь непрерывное обучение. Но сперва надо выполнить контракт и набраться опыта как терапевт. Кстати, больница ежегодно отправляет меня в Саратов на курсы усовершенствования, так что знаний и умений прибавляется.
На домашнем рабочем столике доктора, кроме ноутбука и справочников по профессии, — иконки Иисуса Христа, святителя Луки — профессора Войно-Ясенецкого, блаженной Ксении Петербургской. Замечая мой взгляд, смущается: «Да, я верю, хотя и не очень пока воцерковлен. В храм зайдешь, пение послушаешь — на душе покой разливается, надо бы чаще там бывать... Хотя, знаете, я мобильник не имею права выключать ни днем, ни ночью — вдруг пациенту помощь срочная нужна».
Ответственный человек этот доктор Быков. Вот и бензина у него в канистрах запасено, «как на войну», чтобы не оказаться без горючки на экстренный случай.
Поутру, заскочив в больницу проверить, не случилось ли чего, молодой лекарь отправляется на выходные к жене и дочке в Саратов, заодно подбрасывая меня к вокзалу. Договариваем по дороге «за жизнь». Нет, рассказов земских врачей прошлого он еще не читал — только Чехова в школе. Любит Шолохова, а из поэзии — Есенина и Высоцкого.
Водителей чуть не каждой второй машины, проносящейся мимо, Иван приветствует поднятой ладонью — все знакомые как-никак. Навстречу, отражаясь на ветровом стекле, плывут мускулистые степные облака. На память приходят строчки из песни Юрия Визбора: «Ну а будь у меня двадцать жизней подряд, я стал бы врачом районной больницы и не ждал ничего, и лечил бы ребят, и крестьян бы учил, как им не простудиться».
В самом деле, не худшая это участь на земле — земский доктор. А если подумать, то, может быть, и лучшая из всех возможных. В смысле — правильная.