22.01.2015

Время, когда о «Левиафане» можно было говорить всерьез, безнадежно упущено. История, еще вчера — чудилось — стоившая праведного гнева, со скоростью свободного падения перерождается в анекдот. День за днем приносят «Левиафану» все новые награды, так что шкура его уже схожа с мундиром незабвенного Леонида Ильича (кстати, портрет генсека — самое доброе лицо в фильме Звягинцева; буквально глаз отдыхает).

Не удивлюсь, если поощрение за «лучший сценарий» (полный алогизмов и противоречий) продолжится призами за «лучшие актерские работы» (каждая — монотонно-заунывная, на одной ноте) или за какую-нибудь там «работу звукооператора» (невнятный бубнеж от первого до последнего кадра). Однако узкопрофессиональная лаврушка никогда не станет главной в этом триумфальном венке. Призвание «Левиафана», его суть и миссия определяются формулировкой «Лучший фильм на иностранном языке». Жаль, среди номинаций «Золотого орла» нет чего-то подобного.

«Лучший фильм, снятый о России чужестранцами». Барабанная дробь!.. Конверт распечатан!.. Руки дрожат!.. «Левиафан» Андрея Звягинцева!!!

«Вот увидите, он и «Оскара» получит!» — кассандрят сейчас прорицатели из разных лагерей. Одни — с негодованием и ужасом, другие — с торжествующей угрозой. Да на доброе здоровье! Нам что, «Оскара» жалко? Мы не понимаем цену подобных наград в текущее время? Не видим разницы между золотой статуэткой Бондарчука или Михалкова и страстью к российскому режиссеру сегодня, когда заокеанский левиафан старательно выдувает ноздрями дым в нашу сторону?

Мне абсолютно все равно, что еще получит «Левиафан». Гораздо интереснее, что и у кого за «Левиафан» отнимут. Убеждена: каждый спущенный в эту бездну бюджетный рубль обязаны компенсировать конкретные лица. Репутацией, должностью, собственным кошельком. Составьте списочек: кто проводил экспертизу, курировал, давал «добро», и представьте широкой общественности. Звягинцев имеет полное право сажать мэра-вурдалака под изображением Путина или расстреливать галерею членов Политбюро с ехидной репликой: «А нынешние пусть пока на стенке повисят» — таков на данный момент типовой договор между художником и властью в РФ. Но почему власть тратит на обслуживание данного договора наши кровные — надо разбираться отдельно.

Скажем сразу, особой опасности для российской публики «Левиафан» не представляет. Резонанс от него в масштабах страны — как от кипятильника в море, и официальный прокат, стартующий 5 февраля, вряд ли что-то изменит. С десяток ошпаренных рыбок подпрыгивают в соцсетях, средняя температура водоема осталась прежней. Уныл и скучен «Левиафан» настолько, что редкий неподготовленный зритель доберется до финальных титров. Мат — запикивай его или нет — пик-пик-пикантности фильму не добавляет. Вообще, проблема «Левиафана» вовсе не в мате. А в том, что герой Мадянова на слух — самозванец, не принадлежащий ни к одной системе — ни к чиновничьей, ни к блатной. Аморфная, стертая, лингвистически безликая речь выдает в нем (чтобы не сказать — в авторе диалогов) дилетанта и фраера.

Даже единомышленник Звягинцева Дмитрий Быков констатировал, что «Левиафан» — кино чересчур перекрученное и чешуйчатое. По каковой причине бывшие соратники объявили Дмитрия Львовича врагом нетрудового народа, вынудив его разродиться второй статьей — с целью максимально разжевать первую. Это серьезное фиаско. Оправдываешься — значит проиграл. В споре, кто кого переборет, левиафан — бегемота или наоборот, победил, безусловно, Звягинцев.

Талантливый человек всегда сколько-нибудь наивен. Хоть на пять процентов. Этой толики оказалось достаточно, чтобы Быков не заметил очевидного: вокруг «Левиафана» ведутся странные ритуальные танцы — шаг вперед, два шага назад. Вполне возможно, журналисты полярных взглядов, взаимно не переваривающие друг друга (перевари-ка Быкова — такое не всякому левиафану под силу), в равной степени рискуют, дергая морепродукт за усы.

Вот сами посудите. Представители государства без пауз: спонсируют картину, ругают ее, просят гражданина Украины продюсера Роднянского увеличить число прокатных копий, поздравляют Звягинцева с многочисленными наградами, призывают покаяться и выступают с инициативой чуть ли не переименовать родной для режиссера Новосибирск в Левиафанск… Одного государства, заметьте, не разных. А порой — одни и те же представители.

Отсюда следует, что «Левиафан» обрел поклонников не только в маргинально-блогерской среде. Бери гораздо выше. Капитаны продвинутых судов избегают лобового столкновения с «Левиафаном», лавируют, идут то правым, то левым галсом, зная — из первоисточника или по наитию — что уда и веревка здесь бесполезны. Не сомневаюсь, что Русская православная церковь, гнусно и до оторопи безосновательно оклеветанная в «Левиафане», имела возможность высказать свою точку зрения в высших кулуарах, тем не менее результат — на экране. Право на оскорбление Церкви пока включено в типовой договор. А поминать всуе исповедь и причастие — за это на другом уровне воздадут, если сочтут нужным, не земная забота.

Лично я привыкла думать, что вопрос есть путь, а ответ — точка, но в фильмах Звягинцева хронически тупиковы сами вопросы. Концы с концами не сходились у него и раньше, однако столь глобальный сценарный Хаос воцарился впервые. «Патриоты» и «либералы» синхронно недоумевают:

— почему при таких избытках территории мэру и владыке понадобилась хибара скандального Николая? Автобус издалека-долго идет мимо полуразрушенных бараков — та же прибрежная зона, бери, сноси, стройся. Ситуацию из «Левиафана» можно было бы гипотетически вообразить в Сочи, где каждая пядь земли на вес золота, ну и своей — вершка не отдают;

— почему тиран и деспот, единоличный хозяин города, необходимый кому-то на самом верху, так мандражирует из-за грядущих выборов? Неужели и правда боится со свистом пролететь мимо урны, невзирая на живодерски-административный ресурс? То есть мы все, конечно, знали, что выборы в России — честные. Но чтобы до такой стерильности… Тут Звягинцев раскрыл нам глаза;

— почему тот же кровопийца — с его так и не проявленным, но подразумеваемо-чудовищным прошлым — отпускает столичного адвоката, опаснейшего свидетеля? Кто убил жену главного героя, если она вообще была убита?..

И так далее, и так далее. Все эти «отчего да почему, да по какому случаю» не должны вызывать у съемочной группы ничего, кроме раздражения. Ясно же: кто шляпку спер, тот и старушку кокнул. А шляпку, естественно, спер левиафан. Чтобы прицепить к ней двуглавого орла и патриарший крестик.

У меня еще вопрос: что за логика заставила авторов не показать нам загадочного отца Алексея — мэрского духовника, однако ввести в сюжет тупиковую, тополем на Плющихе торчащую сцену с неким отцом Василием? Купил батюшка хлебушка, безбожно — не отходя от кассы — переврал Книгу Иова и отправился к свиньям.

К тем, которые в загоне. А вы про кого подумали? Про героев? Ну, в общем, правильно. На протяжении двух часов пьяные хамы противостоят пьяным хамам, попутно предавая друг друга. Отвратительны все, особенно же Николай — никакой не Иов, конечно, а депрессивный субъект с виктимной психологией. Не зря добивают его собственные друзья — чтобы не мучился. У человека с таким типом личности нет перспектив ни на Баренцевом море, ни на Черном, ни на калифорнийском побережье.

Презумпции невиновности для Звягинцева не существует. Кажется, в сценариях его картин сначала появляются грехи и лишь затем — персонажи, на которых их можно повесить. Не живые люди, а плечики для разнообразных окаянств. Подходить подобным образом к человеку, на мой взгляд, столь же некрасиво, как заставлять ни о чем не подозревающего кита изображать в волнах левиафана. Тем паче, что клеветать на кита легко — он большой. Каждый моллюск может раздуть до абсурда его отдельные недостатки.

…В титрах картины «Левиафан» горделиво значится: «2014. Год культуры». Типа — не зря прошел годик. Нам есть что спеть, представ перед Всевышним.

Реальные итоги 2014-го, на мой взгляд, подведены январскими каникулами. Они плачевны. Год культуры завершился и не породил ничего, что могло бы украсить долгие праздники. Опять две недели прожиты на советских фильмах (низкий поклон их создателям), старых песнях о главном, шутках тридцатилетней давности — наиболее молодых из приемлемого. То есть — на культурном продукте той эпохи, когда искусство было кислородной подушкой, а не удавкой.

Микроскопический срез общества обсуждает «Левиафан», остальные употребили привычный новогодний паек: галкинбасковкиркоров… Год, посвященный культуре, не приблизил ее к народу. Подход остается прежним: «Сейчас у нас начнется конференция о проблемах здорового питания, так что быстренько сбегайте, перекусите в «Макдоналдсе», мы начинаем».

Кстати, среди картин, получивших в последнее время госфинансирование, — короткометражка Жоры Крыжовникова «Нечаянно». Про рядовую семейку, где дебиловатый муж 31 декабря без всякого повода убивает старуху-соседку. Всякий прибывающий на празднование Нового года родственник сначала умеренно ужасается, но вскоре уже бормочет, наяривая салат перед телевизором: «И чего это он так поседел за год? Красился, что ли?.. А как думаешь, Билан — из этих?..» В отличие от двухчасового «Левиафана» двадцатиминутное «Нечаянно» содержит целый ряд парадоксальных смыслов. В частности: девальвации человеческой жизни в России весьма способствуют несменяемые «звезды». Про каждую из которых и сказать-то нечего, кроме: голубой. Или: крашеный. Или — крашеный голубой. А если тошнотворна даже так называемая «элита», если даже самые крутые — недолюди, дорого ли стоит пенсионерка за стеной? Вторую жертву дружная семейка забивает ногами под праздничное поздравление президента, но эти шалости, как мы уже говорили, — в рамках типового договора…

В России есть режиссеры, которые нагнетают мерзость, и другие — которые талантливо ее препарируют, а необходимы третьи — в принципе чуждые всякой мерзости. Утешение — вот в чем нуждаемся мы сегодня. Милосердное высокохудожественное утешение. Поскольку радостей материальных ожидать приходится нескоро. Да и не были никогда эти радости панацеей для русского человека. За четверть века относительной сытости не стали мы ни добрее, ни спокойнее, ни великодушнее.

Утешение рождается, не когда зритель осознает всю степень возможной для него скверны, но когда кто-то милосердно указывает ему на его собственную красоту. А красота, как известно, — в глазах смотрящего.

Станислав Ростоцкий говорил: «В конце XX века доказать человеку, что жить не стоит, — это пять минут». В начале двадцать первого подобная задачка решается еще проще. Поберегите государственные деньги для тех, кто средствами искусства докажет русскому человеку, что помирать нам рановато. Есть у нас еще дома дела.