Кот заморский
20.09.2014
24 сентября исполняется 275 лет со дня рождения светлейшего князя Потемкина-Таврического. Видный государственный деятель, талантливый полководец и тонкий дипломат, для потомков Григорий Александрович навсегда останется морганатическим супругом Екатерины Великой.
«Милый, любезный друг», «родная душенька», «золотой фазанчик», «Гришефишенька», а то «волчище», «индейский петух» и «кот заморский». «Я шью новую подстилку для Тома <...>, генерал Потемкин уверяет, что прежнюю украл он», — кокетливо признавалась самодержица в письмах к немецкому публицисту Фридриху Гримму.
Потемкин, не уступавший по части наведения беспорядка в императорских покоях борзому псу, мистеру Тому, вскоре поселил сюда еще и обезьянку. Екатерина лишь умилялась чудачествам: «Миленький, какой ты вздор говорил вчерась. Я и сегодня еще смеюсь твоим речам». Или ласково журила: «Долго ли это будет, что пожитки свои у меня оставляешь. Покорно прошу по турецкому обыкновению платки не кидать». Порой и вовсе не стеснялась: «Что за странное чудо вы содеяли, расстроив так голову, которая доселе слыла одной из лучших в Европе? Стыдно, дурно, грех, Екатерине Второй давать властвовать над собою безумной страсти!»
Каким образом небогатый смоленский помещик, неотесанный солдафон, циклоп, как называли его «разжалованные» братья Орловы, вскружил венценосную голову, оставалось только гадать. Поговаривали о черной магии или исключительной мужской силе. Последняя версия казалась особенно убедительной не только современникам, но и потомкам. Художник Константин Сомов, сын старшего хранителя Эрмитажа, уверял друзей, будто в екатерининских покоях хранится великолепный гипсовый слепок с мужских достоинств светлейшего, сделанный самой императрицей. Впрочем, этот артефакт так и не нашли.
Явные таланты Потемкина, его ум, решительность, способность к стратегическому мышлению, в делах амурных в расчет явно не брались. «Человек великий и гениальный, но подвергнут слабостям, его наклонности и вкус иногда достойны смеха», — дипломатично отзывались о нем иностранцы. Отмечали и другие «грубоватые» пристрастия князя. Вкусы у него были «варварские, истинно московитские, пищу он любил больше всего простонародную, особенно пирожки и сырые овощи, и держал эти кушанья у своей кровати». К тому же светлейший постоянно что-то грыз: яблоко, репу, редиску или чеснок, а то и собственные ногти. «Первый ногтегрыз империи», — умилялась влюбленная женщина.
Когда между ними завязался роман, императрице было за сорок, Потемкин — на десять лет моложе. Казалось бы, что тут говорить... И все же несуразный образ фаворита не давал покоя воображению верноподданных. К примеру, на премьере «Недоросля» зрители рукоплескали, вскакивали с мест, хватали кресла за спинки и колотили ими об пол отнюдь не из-за сатирической точности характеров госпожи Простаковой и Митрофанушки. Столь бурный восторг вызывала проходная реплика Стародума: «Двое, встретясь, разойтись не могут». Фраза намекала на хорошо известную по слухам историю. Потемкин встретил на лестнице Орлова. «Что нового при дворе?» — спросил «циклоп». Орлов пожал плечами: «Что тут может быть нового? Ты поднимаешься, я иду вниз».
Шубу на халат
Григорий Александрович не просто не вписывался в образ рокового соблазнителя. Он был за гранью добра и зла в реалиях галантного века, когда кавалеру полагалось носить припудренный парик, расточать цветистые комплименты и в совершенстве владеть языком веера, цветов и мушек, при помощи которых с ним могла объясняться возлюбленная.
«Дворянин XVIII века хотел казаться человеком без кожи, — отмечает историк, исследователь бытовой культуры Ольга Елисеева. — Его болезненно царапали любой звук, любое дуновение ветра. Иногда он представал ипохондриком и мизантропом, как Руссо. Но чаще старался быть открытым, сочувствующим, немного наивным. Примерно таким, как Эраст в карамзинской «Бедной Лизе».
А что Потемкин? Он то вваливался в покои, не дожидаясь приглашения, то манкировал назначенными свиданиями. На вечера, где собирался ближний круг, захаживал в турецком халате, надетом на голое тело и плохо прикрывающем волосатую грудь. В любую погоду носил туфли на босу ногу. Зимой на халат набрасывал шубу. Этот наряд персонажа восточной вольтеровской драмы довершался розовым платком на голове и отвратительными манерами. Человек настроения, он то блистал остроумием, то поражал угрюмостью. Мог не только не поздороваться, но и не ответить на приветствие. Частенько не стеснялся в выражениях. Говорят, поднимал на венценосную возлюбленную руку.
Высокий, непропорциональный, с косматой каштановой гривой и резкими чертами лица, Григорий Александрович едва ли мог считаться красивым. Особенно в контексте идеалов эпохи барокко и рококо, когда в моде был образ утонченного сибарита, с девичьим румяным лицом и стройным белым телом.
Не слишком любезен был Потемкин и в переписке. На все эти то нежные, то обиженно-задиристые прозвища, отвечал официальным обращением «Всемилостивейшая Государыня» или «Матушка». Например, «Отчего, Матушка, ни весела, ни печальна?» или «Милостивая государыня! Припадая к стопам Вашим, прошу меня уволить сегодня обедать к Лазоревичу». «Куды ответ хорош. Нельзя суше быть», — ворчала получившая холодный душ императрица. Она-то чувств не таила: «Я искала к тебе проход, — описывала Северная Минерва свой несостоявшийся визит в спальню любовника, — но столько гайдуков и лакей нашла на пути, что покинула таковое предприятие... Границы наши разделены шатающимися всякого рода животными».
Казанова, мужлан, альфа
Как ни странно, решительно не годный в галантные кавалеры Потемкин мог бы послужить образцом для подражания на современных курсах по мужскому пикапу. Отцы-основатели этого направления практической психологии (слово «пикап» происходит от английского pick up — цеплять) настаивают: чтобы понравиться женщине, не надо быть ни чутким, ни предупредительным. Грубоватый альфа-самец — вот экземпляр, который может свести с ума хоть горничную, хоть владелицу бизнес-империи.
Гуру пикапа Эрик фон Марковик, более известный как Мистери, сформулировал принцип так: привлекательными кажутся те мужчины, что обладают высокой ценностью для выживания и размножения. Они ничего не боятся, ведут себя так, как считают нужным. Не уходят от конфликтов. И не оправдываются перед «девчонкой».
В этом свете манера разгуливать в халате и бросать на пол огрызки — уже не такая удручающая. Милые издержки наличия самца в доме.
Еще один момент — с таким мужчиной не скучно. Он не бывает предсказуем и, что немаловажно, умеет рассмешить.
«Говоря об оригиналах, которые меня смешат, и особливо о генерале Потемкине... Он нынче более в моде, чем другие, и смешит меня так, что я держусь за бока», — откровенничала императрица в переписке с Гриммом.
Что же до непредсказуемости, то здесь Григорию Александровичу не было равных: его непоседливость, славянское своенравие оскорбляли и притягивали ее одновременно.
«Я пришла тебя будить, а не то, чтоб спал, и в комнате тебя нету. И так вижу, что только для того сон на себя всклепал, чтоб бежать от меня <...> Гаур, казак московский. Побываешь и всячески спешишь бежать<...> — писала в отчаянии Екатерина. — Если одиножды принудишь меня переломить жадное мое желанье быть с тобою, право, холоднее буду. Сему смеяться станешь, но, право, мне не смешно видеть, что скучаешь быть со мною и что тебе везде нужнее быть, окроме у меня».
Исследователи, впрочем, предполагают, что Потемкин нарочно манипулировал своей покровительницей, мучил ее, заставляя бесконечно оправдываться и чисто по-женски подстраиваться под его настроения.
Человеку традиционно русского склада, несмотря на воспитание в духе идей Просвещения, ему было трудно поддерживать ровные отношения с женщиной, обладающей не только большей властью, чем он, но и полностью независимой от него, справедливо отмечают биографы. Как и подобает истинному соблазнителю, эмоционально он нуждался в ней меньше, чем она в нем. Статус тайного мужа (венчание, как полагают исследователи, состоялось летом 1774 года) не успокоил светлейшего князя. Он стал вести себя еще более холодно и дерзко. Потемкин больше не спешил в будуар к любимой, просиживая ночи за картами. Мог и вовсе позабыть о ней, увлекшись чем-то более интересным. Говорят, такое случилось во время его очередной дружеской встречи с ненавистным императрице модным драматургом Фонвизиным. Пока джентльмены битый час обменивались остротами, она мерзла на продуваемой всеми ветрами галерее.
Обретя почести, земли и чины, Потемкин не был на седьмом небе. «Может ли человек быть счастливее меня? — говорил он своему племяннику Энгельгардту за обедом. — Все желания, все мечты мои исполнились как по волшебству. Я хотел занимать высокие посты — я получил их; иметь ордена — все имею; любил играть — могу проигрывать без счета; <...> любил драгоценности — ни у кого нет таких редких, таких прекрасных. Одним словом — баловень судьбы». С этими словами Потемкин схватил со стола «тарелку драгоценного сервиза» и швырнул ее об пол.
Они не то чтобы расстались... Как сейчас говорят, разъехались. Северная Минерва покровительствовала новым красавцам в Петербурге, Потемкин коротал дни в окружении прихлебателей, лакеев и содержанок в Смоленской губернии.
Его внезапная смерть от лихорадки в 1791 году поразила Екатерину. Она упала в обморок, лейб-медики вынуждены были пустить кровь...
Придя в себя, императрица написала Гримму: «Вчера меня ударило, как обухом по голове... Мой ученик, мой друг, можно сказать, идол, князь Потемкин-Таврический скончался... О, Боже мой! Вот теперь я истинно сама себе помощница. Снова мне надо дрессировать себе людей!..»
Этим признанием Екатерина невольно ответила на вопрос, не дававший покоя современникам и потомкам. И ни при чем тут черная магия, мужская сила или повадки альфа-самца. Просто она могла на него положиться, почувствовать себя как за каменной стеной.
